Сага об Эймунде

Eymundar þáttr
Сага об Эймунде, Прядь об Эймунде
Иллюстрация «Король Харольд I получает Норвегию из рук своего отца» в «Книге с Плоского острова»
Автор(ы)	неизвестен
Дата написания	XIII век
Язык оригинала	Древнеисландский
Описывает	начало XI века
Жанр	историческая хроника
Содержание	о участии викингов в борьбе Ярослава Мудрого со своими братьями
Персонажи	Эймунд, Святополк, Ярослав, Брячислав
Рукописи	«Книга с Плоского острова»
Хранение	Árni Magnússon Institute
Оригинал	в устной традиции
[norse.ulver.com/src/konung/eymund/ Электронный текст произведения]

«Сага об Эймунде» (или Эймундова сага) сохранилась в составе «Саги об Олаве Святом» в «Книге с Плоского острова» (Flateyjarbók), 1387—1394 гг. События, описанные в саге, соотносятся с историческими событиями начала XI века в Киевской Руси. В ней описано участие конунга Эймунда Хрингссона и его норманнской дружины в борьбе Ярослава Мудрого со своими братьями за престол.

Краткий пересказ близких по содержанию событий содержится в прологе «Саги об Ингваре Путешественнике» (Yngvars saga víðförla). Главное отличие от «Эймундовой саги» состоит в том, что главный герой не норвежец, а швед.

Точности перевода

Eymundar þáttr — принятое в скандинавистике название рассказа (другой вариант «Eymundar þáttr Hringssonar»).

Þáttr — короткие прозаические рассказы, преимущественно исландские, XIII—XIV века. (Древненорвежское «þáttr» литературно можно перевести как «прядь», возможно, в смысле составной части чего-то большего или вставки)

Saga — Скандинавские сказания в стихах или со стихотворными вставками XIII—XIV века, которые было принято рассказывать нараспев. (Древненорвежское «saga» переводится как «сказ», то есть то, что говорят)

Возможные переводы названия: «Сага об Эймунде», «Прядь об Эймунде», «Эймундова сага»

Действующие лица

Основные действующие лица

• Эймунд (Eymundr konungr Hringsson) — один из норвежских конунгов, покинувший родину в связи с действиями его родственника Олафа II Толстого по созданию вертикали власти и «упразднению» удельных конунгов. Праправнук Харальда Прекрасноволосого
• Рагнар ( Ragnarr jarl Agnarsson) — родственник Эймунда, правнук Харальда Прекрасноволосого.
• Бурицлав (Búrizlafr konungr) — князь киевский, князь туровский Святополк Владимирович. Несозвучность имени объясняется тем обстоятельством, что его союзник Болеслав I был более известен и, как правило, упоминался первым, в том числе и в ПВЛ. Есть версия, что это имя более созвучно имени князю ростовскому Борису Владимировичу. Однако все события, описанные в Пряди, более подходят под биографию Святополка, кроме его смерти, о деталях которой в ПВЛ информации нет.
• Ярицлейв (Jarizleifr konungr) — князь новгородский Ярослав Владимирович Мудрый.
• Вартилав (Vartilafr konungr) — князь полоцкий Брячислав Изяславич, племянник Ярослава Мудрого (в Пряди назван братом). Есть версия, что это образ собирательный и включает кроме Брячислава также тмутараканского князя Мстислава.
• Ингигерд (Ingigerðr) — жена Ярослава Мудрого, дочь короля Швеции Олафа Шётконунга.
• Рогнвальд (Rögnvaldr jarl Úlfsson) — ярл Вестра-Гёталанда Регнвальд Ульвсон, ярл Альдегиоборга (Aldeigjuborg, Ладога), родственник Ингегерды по материнской линии.

Второстепенные действующие лица

• Олаф Святой (Ólafr konungr hinn helgi) — король Норвегии Олаф II Толстый, сын Харальда Гренландца, праправнук Харальда Прекрасноволосого.
• Бьёрн (Björn) — дружинник Эймунда, исландец.
• Гарда-Кетиль (Garða-Ketill) — дружинник Эймунда, возможно исландец.
• Аскель (Áskell) — дружинник Эймунда.
• Торд (Þórðr) — дружинник Эймунда.
• Рёгнвальд (Rögnvaldr) — дружинник Эймунда, возможно исландец.

Упомянутые в Пряди лица

• Хринг (Hringr konungr) — конунг Хрингарики в Уппляндии, в Норвегии. Отец Эймунда. Правнук Харальда I.
• Даг (Dagr) — внук Харальда I, отец Хринга, дед Эймунда.
• Хринг (Hringr) — сын Харальда I, отец Дага, дед Хринга, прадед Эймунда.
• Харальд Прекрасноволосый (Haraldr hárfagri) — 1ый король Норвегии Харальд I, отец Хринга, дед Дага, прадед Хринга, прапрадед Эймунда.
• Хрёрек (Hrærekr konungr) — брат Эймунда, конунг.
• Даг (Dagr konungr) — брат Эймунда, конунг.
• Сигурд Свинья (Sigurðr konungr sýrr) — один из конунгов в Уппляндии.
• Аста (Ásta Guðbrandsdóttir) — жена Сигурда, дочь Гудбранда, мать Олафа Святого.
• Гудбранд (Guðbrandr) — отец Асты, матери Олафа Святого.
• Торни (Þórný Guðbrandsdóttir) — сестра Асты, мать Халльварда Святого.
• Халльвард Святой (Hallvarðr hinn helgi) — сын Торни.
• Исрид (Ísríðr Guðbrandsdóttir) — сестра Асты, бабушка Стейгар-Торира.
• Стейгар-Торир (Steigar-Þórir) — внук Исрид.
• Агнар (Agnarr) — отец Рагнара.
• Рагнар Рюкиль (Ragnarr rykkill) — сын Харальда Прекрасноволосого, отец Агнара, дед Рагнара.
• Стюрмир Мудрый (Styrmir hinn fróði) — сказитель.
• Торарин Невьольвссон (Þórarinn Nefjúlfsson) — спутник Хрёрека (Рюрика) в изгнании.
• Гудмунд Знатный (Guðmundr ríki) — исландский годи (хёвдинг).
• Вальдимар (Valdimar konungr) — великий князь киевский Владимир Святославич, Владимир Красное Солнышко.

* В переводе на русский возможны различные написания того или иного имени.

Содержание

Прядь повествует о прибытии конунга Эймунда и его сотоварища Рагнара с 600 воинами в Гардарик (Garðaríki, Русь) и их службе сначала Ярислейфу, а затем Вартилафу.

Дается краткое описание политической ситуации на Руси начала XI века начиная со смерти князя Владимира (Valdimar konungr) и раздела его наследства. Прядь описывает взаимные претензии наследников, дает оценку их действиям и им самим. Часто поднимается вопрос оплаты за найм и недоимок от Ярислейфа. Заканчивается Прядь перечислением условий наступившего мира и описанием политической ситуации в момент сосредоточения власти в руках Ярислейфа.

Повествование идет в хронологическом порядке. Последовательно перечисляются деяния всех участников рассказа, в частности осада Киева (Kænugarðr), убийство Ярислейфом своего брата Бурислафа при помощи Эймунда и его людей, пленение Ингегерды и условия мира Ярислейфа и Вартилафа.

В тексте есть некоторые нестыковки в хронологии в плане пропуска некоторых событий, известных из других источников. Так как считается, что «Прядь об Эймунде» написана в конце XIII века, то это может объясняться сокращением текста оригинала более поздним автором.

Хронология

Hér hefr upp þátt Eymundar ok Ólafs konungs

Эймунд и Рагнар покидают родину и прибывают в Гардарик (Garðaríki, Киевская Русь) в Новгород (Hólmgarðr).

Эймунд и Рагнар знакомятся с Ярислейфом и Ингегердой и заключают с ними договор о найме.

…Мы просимся быть Защитниками этого владения, (хотим) сойтись с вами на условиях и получать от вас золото, и серебро…

…Nú bjóðumst vér til at gerast varnarmenn ríkis þessa ok ganga hér á mála ok taka af yðr gull ok silfr ok góð klæði…

Бурислаф предъявляет территориальные претензии к Ярислейфу. Ярислейф и Эймунд одерживают победу.

Осада Киева (Kænugarðr) Бурислафом и бьярмийцами (печенегами). Победа Ярислейфа и Эймунда. Захвачено знамя Бурислафа.

«…»

Ярислейф посылает Эймунда убить Бурислафа.

«Ничего этого я не сделаю: ни настраивать никого не стану к (личному, грудь на грудь) сражению с Конунгом Бурислейфом, ни порицать кого-либо, если он будет убит.»

«Eigi mun ek hvárttveggja gera, at eggja menn til bardaga við Búrizlaf konung, enda gefa sök á, ef hann er drepinn.»

Эймунд уезжает к Вартилафу в Полоцк (Palteskja).

Ингегерда и Рогнвальд пытаются убить Эймунда.

Ярислейф предъявляет территориальные претензии к Вартилафу.

«…»

Пленение Ингегерды.

Описание результатов противостояния Ярислейфа и Вартилафа и условия мира: Ярислейф сохраняет звание Великого князя; Вартилаф увеличивает свои владения и получает Киев в управление; Эймунд получает в управление предположительно Ливонию и возглавляет объединенную рать конфедерации Ярислейфа и Вартилафа; Рогнвальд получает в управление Ладогу.

Дается краткая справка о смерти Вартилафа и Эймунда и упоминается о пребывании Олафа II в Гардарике.

* Предполагаемые места пропуска в хронологии повествования обозначены «…»

Издание в России и русские переводы

В 1833 году Королевское общество северных антиквариев в Копенгагене издало Прядь тиражом всего в 70 экземпляров в древнеисландском оригинале и в латинском переводе. Тираж был разослан по различным научным центрам Российской империи. Первый перевод Пряди на русский язык вышел в свет в 1834 году. Переводов было сразу два:

• с латинского текста Прядь перевел студент Словесного отделения Московского университета Д. Лавдовский. Перевод был опубликован в «Ученых записках императорского Московского университета» и сопровождался статьей М. П. Погодина, отметившего хронологическую верность Пряди и важность её повествования для дополнения сведений к русской истории.
• с оригинала перевод был выполнен профессором Санкт-Петербургского университета, историком и филологом О. И. Сенковским. Сенковский опубликовал его в своем журнале «Библиотека для чтения». В предисловии Сенковский выражал (вопреки устоявшемуся в то время мнению) полное и безоговорочное доверие к скандинавскому источнику.

Перечень русских переводов смотри список литературы.

Параллели и расхождения

Теория одного Эймунда

Существует теория, согласно которой Эймунд из «Пряди об Эймунде» и Эймунд из «Саги об Ингваре Путешественнике» — это одно и то же лицо. Это утверждение базируется на сходстве фактов отдельных частей обоих источников и во многом на наличии в обеих сагах персонажей с одинаковыми именами.

Сравним имеющиеся факты обеих саг:

	«Прядь об Эймунде»	«Сага об Ингваре Путешественнике»
Происхождение	Норманн. Сын норвежского конунга Хринга (Hringr konungr), праправнук Харальда Прекрасноволосого (Haraldr hárfagri). Родословная последовательно и напрямую возводится до Харальда. О матери данных нет.	Свей. Сын шведского хёвдинга Аки (Áki höfðingi). О других прародителях данных нет. Мать — дочь конунга Свитьода Эйрика Победоносного (Eiríkr hinn sigrsæli).
Семья	Отец и брат изгнаны королём Норвегии Олафом II Толстым. Другой брат ослеплен им же, а после изгнан.	Отец убит Эйриком Победоносным (Eiríkr hinn sigrsæli). Вместо братьев — 8 хёвдингов, поддержавших Аки.
Причина странствий	Вернулся на родину после утверждения единовластия и, не считая возможным ни биться с Олафом, ни служить ему, уехал.	Выросши при дворе Эйрика, после прихода к власти его сына Олафа Шётконунга попытался вернуть свои права, потерпел неудачу и был изгнан.
Об Ингегерде	Дочь короля Швеции Олафа Шётконунга. Увидев опасность, угрожающую Ярислейфу от Эймунда, пытается убить последнего.	Дочь короля Швеции Олафа Шётконунга. Увидев опасность, угрожающую Олафу от Эймунда, просит отца с ним примириться.
В Гардарике	Служит Ярислейфу и его жене Ингегерде против его брата Бурислафа. Убивает последнего. Переходит на службу к брату Ярислейфа Вартилафу.	Служит Ярислейфу и его жене Ингигерде против его брата Бурицлейфа. Бурицлейф пленен и ослеплен. Вартилаф не упомянут.
Окончание	Получает в управление земли в Гардарике. Умирает молодым от болезни. Детей после себя не оставляет.	Возвращается в Свитьод, возвращает свои земли, мирится с Олафом Шётконунгом. Оставляет наследника — Ингвара.

Оба Эймунда, родившись в разных местах, имели настолько одинаковую судьбу, что служили одним и тем же людям, в одном и том же месте и в одно и то же время. Вряд ли, если бы это были разные люди, их карьера могла бы быть одинаково успешной до мельчайших подробностей, а сходство остаться не подмеченным обоими сочинителями саг.

Второй существенный момент переплетения: в обеих сагах присутствует второстепенный персонаж Кетиль, по прозвищу Гарда-Кетиль (Garða-Ketill), названный в «Саге об Ингваре Путешественнике» исландцем. Согласно «Саге об Ингваре», Кетиль, приехав в Исландию, первый рассказал сагу своим соплеменникам. Е. А. Рыдзевская отмечает, что герой по имени Кетиль мог получить прозвище «Гардакетиль» в том случае, если он ранее уже совершил поездку в Гардарик. Эмиль Ольсон выдвинул предположение, что образ Гардакетиля был почерпнут автором «Саги об Ингваре» именно из «Пряди об Эймунде».

Если Кетиль один, то и Эймунд один. Значит, это одно и то же лицо?

Теория вставки

На схожесть имен также обратил внимание и Р. Кук, однако, в отличие от Э. Ольсона, Кук увидел в этом не возможность прямого отождествления персонажей, а, скорее, указание на устную форму бытования сюжета

Пытаясь отождествить двух Кетилей, надо было решить вопрос хронологии событий. Если принять, что Кетиль в обеих сагах — одно лицо, то на момент завершения похода Ингвара ему должно было быть около 40 или 45 лет, после чего он через 10 лет принял участие еще и в походе сына Ингвара.

...остается признать, что к викингу, проведшему целую жизнь в дальних походах и, без сомнения, участвовавшему во множестве крупных сражений, судьба была более чем благосклонна. И это отличает его от большинства других воинов-скандинавов, средняя продолжительность жизни которых редко превышала сорок лет.

Схожесть же начала жизни Эймундов представить несложно, когда в двух соседних странах в одно и то же время происходят сходные политические процессы — централизация власти. Зато есть существенные отличия в их биографиях:

	«Прядь об Эймунде»	«Сага об Ингваре Путешественнике»
а.	Остается в Гардарике.	Возвращается в Свитьод.
б.	Не оставляет потомства.	Имеет сына Ингвара.
в.	Не возвращается на родину.	Сын Эймунда и сын Олафа примиряют своих отцов.

Причем «Сага об Ингваре Путешественнике» в деталях описывает то, что происходило с Эймундом до изгнания, и то, как сыновья мирили своих отцов по возвращении Эймунда на родину. А вот время пребывания его в Гардарике изложено в нескольких предложениях, без каких бы то ни было подробностей.

Наоборот, «Прядь об Эймунде» детально освещает период пребывания Эймунда в Гардарике и его службу конунгам Ярислейфу и Вартилафу. Начало и конец жизни Эймунда в саге затронуты вскользь, без подробностей.

Надо также учесть то, что такими, как мы их знаем, обе саги они были написаны с устных пересказов в XIII—XIV веках, то есть через два—три века после изложенных в них событий. При этом «Прядь об Эймунде», вероятно, является сокращением более раннего текста, также записанного с устной традиции.

В «Саге об Ингваре» есть прямое упоминание автора о имевшемся уже в его время споре о происхождении Ингвара, то есть что Эймунд мог быть не его отец. Так что в «Саге об Ингваре Путешественнике» Эймундом мог быть заменен настоящий отец Ингвара, жизнь Эймунда в изгнании могла быть не известна или утеряна. А так как существенного влияния на задумку саги и на дальнейшие события рассказ об отце не оказывал, то сказ был дополнен другим, известным автору, эпизодом в сжатом виде.

Как видно из истории Кетиля, саги свободно путешествовали по Скандинавии и могли быть рассказаны шведам, например, исландцем, и потому можно предположить знакомство автора «Саги об Ингваре» с «Прядью об Эймунде». И раз саги передавались в устной традиции, национальность героя, равно как и некоторые нюансы, значения не имели и могли быть искажены временем или намеренно, чтобы польстить шведским слушателям. Например, в одном из вариантов «Пряди об Эймунде» Олаф Святой однажды Эймунда Хрингссона называет Эймундом Акасоном, то есть полностью отождествляя его с персонажем «Саги об Ингваре Путешественнике».

Так что, вероятно, Эймунд из «Пряди об Эймунде» и Эймунд из «Саги об Ингваре Путешественнике» — разные люди, но рассказ, схожий с «Прядью об Эймунде», был вставлен вкратце в «Сагу об Ингваре Путешественнике» либо для того, чтобы связать события, либо просто по случайному стечению обстоятельств.

Литература

• Eymundar Saga. Эймундова сага / О. И. Сенковский // Библиотека для чтения. СПб., 1834. Т. 2, отд. III. С. 1-46 (перевод и исландский текст в нижней части страниц). С. 47-71 (примечания).
• Эймундова сага / Пер. с лат. Д. Лавдовского // Учен. зап. имп. Московск. ун-та. 1834. Ч. III. № 8. C. 386—401; № 9. C. 576—596.
• Eymundar Saga. Эймундова сага. Сказание об Эймунде Ринговиче и Рагнаре Агнаровиче, скандинавских витязях, поселившихся в России в начале XI века / Перевел с исландского и критически объяснил О. Сенковский. СПб., 1834.
• Эймундова сага. Сказание об Эймунде Ринговиче и Рагнаре Агнаровиче, скандинавских витязях, поселившихся в России в начале XI века. // [О. И. Сенковский] (Барон Брамбеус). Собрание сочинений. СПб., 1858. Т. V. С. 511—573 (перевод с комментариями).
• Эймундова сага. Жизнь и деяния Эймунда и Рагнара, норвежских конунгов, потом полоцких в России владельцев / Пер. О. И. Сенковского // Русская классная библиотека, издаваемая под редакцией А. Н. Чудинова. Сер. 2. СПб., 1903. Вып. XXV. Древне-северные саги и песни скальдов в переводах русских писателей. С. 31-61 (перевод и подстрочные примечания).
• Повесть об Эймунде и Рагнаре, норвежских конунгах, о их жизни и приключениях на службе у русского князя Ярослава, об убийстве князя Святополка, записанная со слов пяти воинов из дружины Эймунда: Из скандинавских саг / Изложил Ник. Асеев. М., 1915.
• Сага об Эймунде // Рыдзевская 1978. С. 89-104.

Ссылки

• [norse.ulver.com/src/konung/eymund/ru2.html Прядь об Эймунде Хрингссоне]
• [ae-lib.org.ua/texts-c/_eymundar_saga_by_senkovsky__ru.htm Сага об Эймунде]
• [norse.ulver.com/src/konung/eymund/on.html Eymundar þáttr]

Отрывок, характеризующий Сага об Эймунде

– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.