Сага о Людях с Песчаного Берега

Сага о Людях с Песчаного Берега

Сага о Людях с Песчаного Берега (исл. Eyrbyggja saga) — одна из «саг об исландцах», относящаяся к наиболее значительным произведениям этого жанра.

Название

Заканчивая сагу, автор называет её «Сагой о Людях с Мыса Тора, Людях из Песчаного Берега и Людях с Лебяжьего Фьорда» (исл. Ok lýkr þar sögu Þórsnesinga, Eyrbyggja ok Álftfirðinga). Краткое название впервые упоминается в «Книге о заселении земли» (в редакции Хаука сына Эрленда, составленной около 1300 года). Вероятно, оно утвердилось потому, что хутор Песчаный Берег был в XI—XIII вв. главным местом устной передачи саги, а может быть, и её записи.

Сюжет

Сага описывает распри между жителями трёх местностей на полуострове Мыс Снежной Горы в западной Исландии. Основные события происходят в 979—1008 годах, и последнее из них — поход Снорри Годи в Городищенский Фьорд ради мести за Стюра Убийцу, описанный с других позиций в «Саге о Битве на Пустоши». Последние главы содержат короткий рассказ о последних двадцати годах жизни Снорри Годи и об эксгумации его могилы в «эпоху Стурлунгов».

Особенности

Автор саги подчёркнуто объективен. Главный положительный герой саги — Снорри Годи; тем не менее его тесть Стюр Убийца получает очень нелицеприятную характеристику, а о гибели врага Снорри Арнкеля рассказчик сожалеет.

Датировка

Эйнар Оулафур Свейнссон, издавший сагу в 1935 году, считал, что она была написана между 1221 и 1235 гг. Первая дата — год смерти Гудню дочери Бёдвара, присутствовавшей, согласно саге, при эксгумации могилы Снорри Годи, вторая — год переезда Стюрмира Мудрого в монастырь на Лесистом Острове, где он оставил свою редакцию «Книги о заселении земли», испытавшую влияние Саги о Людях с Песчаного Берега. Позже другие учёные выдвинули гипотезу о написании саги в 1250—1260-е гг.

Издание на русском языке

• Сага о Людях с Песчаного Берега. Перевод А. В. Циммерлинга// Исландские саги. М., 2004.

Отрывок, характеризующий Сага о Людях с Песчаного Берега

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).