Сагра (посёлок)

Посёлок Сагра, 20 июля 2011 г. Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Свердловская областьСвердловская область Городской округ Верхняя Пышма Координаты 57°01′50″ с. ш. 60°17′50″ в. д.57.03056° с. ш. 60.29722° в. д. / 57.03056; 60.29722    Население 267 человек (2010) Агломерация Екатеринбургская Национальный состав преимущественно русские Конфессиональный состав православные христиане Названия жителей сагринцы Часовой пояс UTC+5 Почтовый индекс 624082 Автомобильный код 66, 96, 196 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=65420000006 65 420 000 006] Показать/скрыть карты

Сагра́ — посёлок в городском округе Верхняя Пышма Свердловской области.

Название происходит от севернорусского диалектного слова согра́, означающего «болото, поросшее мелколесьем».

Население

Население 113 человек (с учётом дачников — около 220). На официальном сайте городского округа Верхняя Пышма также указывается цифра в 188 человек.

Численность населения
2010
267

География

Расположен в 30 км к северо-западу от города Екатеринбурга при железнодорожной станции Сагра, расстояние автомобильным транспортом — около 40 км. Соседнён с населёнными пунктами: посёлок Аять в 3 км западнее и деревня Мурзинка в 5,5 км восточнее. Посёлок стоит на речке Чёрная, впадающей неподалёку в Исетское озеро. К юго-востоку от посёлка находится обширное (ныне частично осушённое) болото, заросшее сосняком. Посёлок располагается на южном склоне горы Толстик (458,0 м) — самой высокой точки городского округа Верхняя Пышма.

Инфраструктура

В посёлке расположены клуб и фельдшерский пункт.

Транспорт

9 октября 2014 открыта 10-километровая автодорога Исеть-Сагра (вырублено 37 га леса), стоимостью 450 млн. руб. К этому времени также модернизирована система электроснабжения, оборудована платформа железнодорожной станции с залом ожидания, восстановлено уличное освещение. Выстроена работа участкового уполномоченного, организована народная противопожарная дружина.

События 1 июля 2011 года

В ночь с пятницы 1 июля 2011 года на окраине посёлка произошла перестрелка между несколькими жителями Сагры и приехавшей на машинах группой бандитов-членов ОПГ, в количестве нескольких десятков человек, среди которых преобладали члены азербайджанской диаспоры Екатеринбурга. В ходе перестрелки один из нападавших — 28-летний уроженец Грузии азербайджанской национальности Фаиг Мусаев — был убит. После обращения местных жителей в фонд «Город без наркотиков» и вызвавшего большой резонанс сообщения в Живом журнале к данному событию было привлечено общественное внимание.

Ссылки

• pda.ura.ru/articles/1036256728
• vz.ru/tags/5621/

Отрывок, характеризующий Сагра (посёлок)

– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.