Садат, Анвар

Анвар ас-Садат<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Египта
15 октября 1970 года — 6 октября 1981 года с 28 сентября по 15 октября 1970 года — и.о. президента Объединённой Арабской Республики; с 15 октября 1970 года по 2 сентября 1971 года — президент Объединённой Арабской Республики
Предшественник:	Гамаль Абдель Насер
Преемник:	Хосни Мубарак
Премьер-министр Египта
15 мая 1980 года — 6 октября 1981 года
Президент:	он сам
Предшественник:	Мустафа Халиль
Преемник:	Суфи Абу Талеб (и. о.) Хосни Мубарак
Премьер-министр Египта
26 марта 1973 года — 25 сентября 1974 года
Президент:	он сам
Предшественник:	Азиз Мухаммед Сидки
Преемник:	Абдель Азиз аль-Хигази
Вице-президент Объединённой Арабской Республики
19 декабря 1969 года — 14 декабря 1970 года
Президент:	Гамаль Абдель Насер
Предшественник:	Хусейн аль-Шафеи
Преемник:	Али Сабри
17 февраля — 26 марта 1970 года
Президент:	Гамаль Абдель Насер
Предшественник:	Хусейн аль-Шафеи
Преемник:	Закария Мохи эд-Дин
Председатель Национального собрания Объединённой Арабской Республики
26 марта 1964 года — 12 ноября 1968 года
Президент:	Гамаль Абдель Насер
Предшественник:	должность восстановлена; он сам (до 1961 года)
Преемник:	Мохаммед Лабиф Скокейр
Председатель Национального совета Сириийского района Объединённой Арабской Республики
21 июля 1960 года — 17 сентября 1961 года
Президент:	Гамаль Абдель Насер
Предшественник:	должность учреждена; Акрам Хаурани (как председатель Палаты представителей Сирийского района)
Преемник:	должность упразднена; Маамун Кузбари (как председатель Палаты представителей независимой Сирии)
Вероисповедание:	ислам (суннизм)
Рождение:	Мит-Абу-эль-Ком, Султанат Египет
Место погребения:	Мемориал Неизвестного солдата, Каир
Отец:	Мухаммад ас-Садат
Супруга:	1) Экбель Мади 2) Джихан Рауф (с 1949)
Партия:	1) Национальный союз (1957—1961) 2) Арабский социалистический союз (АСС) (1962—1978) 3) НДП (с 1978), на основе АСС
Профессия:	Военный
Военная служба
Годы службы:	1938-1981
Принадлежность:	Египет Египет
Звание:	маршал
Награды:	Нобелевская премия мира

Запрос «Садат» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Муха́ммад А́нвар ас-Сада́т (араб. محمد أنور السادات‎; 25 декабря 1918 — 6 октября 1981) — египетский государственный и военный деятель; президент Египта (1970—1981), маршал (мушир; 1973).

Детство и юность

Анвар ас-Садат родился 25 декабря 1918 года в многодетной семье суданского происхождения в городке Мит-Абуль-Ком к северу от Каира. Он был одним из тринадцати детей Мухаммада ас-Садата, служившего писарем в военном госпитале, и Ситт эль-Баррейн. Все его родственники были ревностными мусульманами, Анвар Садат в детстве посещал начальную религиозную школу, где изучал Коран. В 1925 г. семья переехала в окрестности Каира, где Садат получил среднее образование. По его собственному признанию, в юности на его мировоззрение оказали наибольшее влияние четыре человека — Захран, участник антиколониального бунта, повешенный британскими войсками за убийство офицера, Кемаль Ататюрк, добившийся независимости Турции и инициировавший широкомасштабные реформы в стране, Махатма Ганди, пропагандировавший ненасильственное сопротивление общественному злу, и Гитлер, в котором юный Садат видел единственного мирового лидера, способного противостоять британской экспансии.

Путь к власти

В 1938 году Садат окончил военное училище и получил звание лейтенанта. В 1940 году вступил в тайное общество «Исаба», созданное группой египетских офицеров. Был также близок к националистическим организациям «Миср аль-Фатат» и «Братья-мусульмане».

Во время Второй мировой войны Садат тайно сотрудничал с агентами нацистской Германии и фашистской Италии, преследуя цель освобождения страны от британского господства. Садат неоднократно подвергался арестам британцами, обвинялся в сотрудничестве с Абвером. По просьбе немцев он пытался переправить уволенного из египетской армии генерала в Ирак для укрепления антибританской активности. Предприятие провалилось, и Садат был арестован. За недостатком улик он был освобождён и стал сотрудничать с двумя немецкими агентами в Каире, которые выдали его после своего ареста. В октябре 1942 года осуждённый трибуналом Садат был уволен из армии и попал в тюрьму. Два года спустя он начал голодовку и был переведен в тюремную больницу, откуда сумел бежать. Садат отрастил бороду и, около года находясь в подполье, постоянно менял внешность, адреса и работу. В 1946-49 годах вновь в заключении. После освобождения занимался журналистской деятельностью, с 1950 года вновь на военной службе.

Участвовал в создании организации «Свободные офицеры» во главе с Насером.

После государственного переворота 1952 года занимал различные государственные посты в Республике Египет, а с 1958 года — в пришедшей ей на смену Объединённой Арабской Республике (ОАР). С 1960 по 1961 и с 1964 по 1968 год — председатель Национального собрания ОАР; одновременно с 1960 по 1961 годы — председатель Национального совета Сирийского района ОАР. В 1964 году — один из вице-президентов, а с 1969 года — единственный вице-президент ОАР. После смерти Насера в 1970 избран президентом ОАР.

Президентство

Почти сразу же после прихода к власти Садат начал отходить от проводившейся Абдель Насером политики арабского национализма и арабского социализма. После того как последователи идей Абдель Насера попытались создать оппозицию новому режиму, в мае 1971 многие лица из окружения бывшего президента были арестованы (т. н. Майская исправительная революция). Садат отказался от панарабских притязаний Насера; в 1971 году государство было переименовано из Объединённой Арабской республики в Арабскую республику Египет (АРЕ).

Отношения со сверхдержавами

Считая, что Советский Союз предоставил Египту недостаточную помощь в продолжающемся противостоянии с Израилем, и желая обрести более мощного по его мнению союзника в лице США, Садат начал сближение с США. Одновременно Египет отказался от военной помощи СССР, в 1972 году выслав советских военных советников. В 1973 году в обстановке международной изоляции Садат начал войну против Израиля (Война судного дня); крайне неудачный исход операции вынудил Садата идти на сближение с США и мирные переговоры с Израилем, а также в одностороннем порядке денонсировать договор о дружбе с СССР (1976). Спустя два месяца после заключения мирного соглашения в Кэмп-Дэвиде Египет — уже в качестве союзника США на Ближнем Востоке — был включён в число стран, получающих американскую военную помощь, санкционируемую конгрессом.

Война Судного дня

Приоритетным направлением своей политики Анвар Садат считал возрождение Египта, усиление позиций страны на мировой арене и реванш за унизительное поражение в Шестидневной войне с Израилем 1967 года. В конце 1972 года Садат стал склоняться к военной кампании против Израиля. Решение Египта о начале войны с Израилем было принято президентом Анваром Садатом и его сирийским коллегой Хафезом Асадом летом 1973 года.

Кэмп-Дэвидские соглашения

После поражения в войне Садат начал склоняться к мирным переговорам. После подписания соглашения о разъединении сил Израиль и Египет подписали промежуточный договор, в котором обязывались не применять силу, а решить территориальный конфликт мирным путём. В 1977 году Анвар Садат объявил о своей готовности прибыть в Иерусалим для обсуждения условий мира с Израилем, и в ноябре этот исторический визит состоялся. По приглашению премьер-министра Израиля Менахема Бегина он выступил в Кнессете в Иерусалиме, что вызвало резкое осуждение в арабском мире и в СССР. Изложенный Садатом план из 5 пунктов включал, в частности, создание самостоятельного палестинского государства. Его выступление, тенденциозно поданное средствами массовой информации (например, СМИ не афишировали, что рисунок на галстуке Садата состоял из свастик), произвело на израильтян сильнейшее впечатление, так как появилась реальная возможность заключить мирный договор с самым мощным в военном отношении арабским государством.

Спустя некоторое время премьер-министр Израиля Менахем Бегин совершил ответный визит в Египет. Однако переговоры проходили трудно. Президент США Дж. Картер решил пригласить обе стороны к себе, в Кэмп-Дэвид, место отдыха и деловых встреч американских президентов.

Визит Садата в Иерусалим в ноябре 1977 г. и его встреча с израильским премьер-министром Менахемом Бегином привели к разрыву дипломатических отношений Египта с большинством арабских стран. Однако египетский президент считал для себя более правильным продолжать мирные переговоры с Израилем.

В сентябре 1978 на саммите в Кэмп-Дэвиде под председательством Джимми Картера Садат и премьер-министр Израиля Менахем Бегин договорились о мире, взаимном признании и возвращении Синайского полуострова Египту. Мирный договор был заключён 26 марта 1979 г. Израиль обязался вывести войска и эвакуировать еврейские поселения с Синайского полуострова, оккупированного в 1967 году. В 1978 году за подписание мирных соглашений Анвар Садат и Менахем Бегин удостоились Нобелевской премии мира.

Внутренняя политика

Политика «открытых дверей»

В 1974 году Садат приступил к реализации политики «открытых дверей» (инфитах). Привлечению иностранных инвесторов способствовали выгодная для них система налогообложения и правительственные гарантии против национализации частного капитала(недоступная ссылка с 12-10-2016 (2752 дня)). Кроме того, правительство приняло на себя обязательства по модернизации системы коммуникаций и транспортной сети страны. Для получения займов правительство Египта должно было пойти на сокращение бюджетного дефицита, урезав для этого государственные субсидии на продукты питания и топливо, что означало рост цен на товары первой необходимости^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

В ходе реализации политики «открытых дверей» были либерализованы банковская и валютная сферы экономики. По мнению президента Анвара Садата, это должно было способствовать привлечению в страну иностранного капитала и облегчить экспорт египетской рабочей силы в такие основные нефтедобывающие арабские страны, как Ливия и Саудовская Аравия. Темпы экономического роста ускорились, состояние государственного платежного баланса улучшилось. Эта политика привела к быстрому обогащению единиц и ухудшению положения основной части населения. Экономика Египта оказывалась все больше привязанной к Западу.

Роспуск АСС

В 1975 году президент Садат принял решение о создании в рамках Арабского социалистического союза (АСС) трёх политических платформ: центристской (правящее большинство), левой и правой. По сути дела, это свидетельствовало о начале создания в Египте контролируемой многопартийной системы. В 1976 на выборах в Народное собрание кандидаты от садатовской центристской платформы, получившей название Арабской социалистической партии (АСП), одержали убедительную победу, завоевав 280 из 352 мест. После выборов Садат объявил, что все три платформы АСС будут в дальнейшем трансформированы в партии.

Хлебные бунты

В январе 1977 г. правительство под давлением Международного валютного фонда приняло решение вдвое сократить субсидии на товары первой необходимости. 18—19 января по всей стране прошли многомиллионные демонстрации. Они вошли в историю страны как «хлебные бунты», но принимали подчас политический характер. Это был протест народа против политики Садата. Решение о сокращении субсидий пришлось отменить.

Репрессии

Когда оппозиция стала критиковать провалы правительства в экономике и выдвигать обвинения официальным лицам в коррупции, Садат ввел ограничения на политическую деятельность в стране. Недовольство проявляли и исламские фундаменталисты, усилившие свою активность после поражения Египта в войне 1967. Фундаменталисты яростно отвергали американизацию культурной и идеологической жизни Египта, и их враждебное отношение к коптскому христианскому меньшинству не раз приводило к беспорядкам.

Незадолго до смерти Садат начал масштабные репрессии, приказав арестовать многих интеллектуалов, сторонников Насера, представителей исламского и христианского (копты) духовенства.

После смерти

Преемником Садата стал раненный в руку вице-президент Хосни Мубарак, который после этого управлял страной до 11 февраля 2011 года. Введённый вслед за терактом режим чрезвычайного положения действовал до марта 2010 года, окончательно отменён 1 июня 2012 года.

В похоронах Садата приняло участие рекордное число лиц из разных стран мира, в том числе экс-президенты США Ричард Никсон, Джеральд Форд и Джеймс Картер, что случалось достаточно редко. Президент Судана Джафар Нимейри оказался единственным из глав арабских стран, который присутствовал на похоронах. Только три страны из 24, входивших в Лигу арабских государств, направили своих представителей на похороны. Садат был похоронен в Мемориале неизвестному солдату в Каире, недалеко от места гибели.

После убийства Садата часть египетских боевиков бежала за рубеж. Трое исполнителей теракта были схвачены на месте, ещё один трое суток спустя. Также был арестован инженер Мухаммед Абдель Салям Фарраг, разработавший план убийства Садата. 15 апреля 1982 года Фарраг и двое гражданских заговорщиков были повешены, а бывшие военные Исламбули и Аббас Али расстреляны. Обстоятельства убийства президента до сих пор не вполне ясны. Следствие не установило, как, миновав тщательный контроль, боевики пронесли оружие и гранаты в грузовик, и почему за несколько секунд до теракта телохранители Садата покинули посты вокруг трибуны. По одной из версий, за терактом стояли американские, по другой — египетские спецслужбы, также выдвигалась версия о причастности КГБ. Племянник покойного президента Талаат аль-Садат заявлял, что убийство было следствием международного заговора. 31 октября 2006 года он был приговорён к году тюремного заключения за клевету на вооружённые силы Египта, менее чем через месяц после того, как он дал интервью, в котором обвинил египетских генералов в заговоре с целью убийства своего дяди. В интервью саудовскому телеканалу он утверждал, что в заговор были вовлечены Соединённые Штаты и Израиль.

Впоследствии боевые группы, разработавшие план убийства Садата, вступили в контакты с Усамой бен Ладеном, «Египетский исламский джихад» присоединился к «аль-Каиде». В 2003 году из египетской тюрьмы вышел один из организаторов убийства Садата — Карам Зохди. В одном из интервью он признал ошибочность решения об убийстве президента Египта.

Интересные факты

• Анвар Садат, имевший суданские корни, был от природы очень смуглым, поэтому в американском художественном фильме «Садат» (Sadat) 1983 года его роль играл чернокожий актёр Луис Госсетт.
• В фильме «Загон» покушение на президента Мухаммеда организовано точно так же, как и реальное покушение на Садата в 1981 году.

Литература

• Goldschmidt, Arthur Biographical dictionary of modern Egypt / Lynne Rienner Publishers, 2000 — p. 173-175.

Ссылки

• [german.imdb.com/title/tt0086229/ Фильм Sadat] на IMDB
• Wolfgang G. Schwanitz. Anwar as-Sadat (Webversion [www.trafoberlin.de/pdf-dateien/2010_05_11/Wolfgang%20G%20Schwanitz%20Anwar%20as-Sadat.pdf 4-2010] (нем.))
• [weekly.ahram.org.eg/2000/493/profile.htmFayza Hassan Jehan El-Sadat: Destinies forged anew //Al-Ahram Weekly 3 — 9 August 2000 Issue No. 493  (англ.)]

Отрывок, характеризующий Садат, Анвар

– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.