Садко (симфоническая картина)

Садко симфоническая картина
Композитор	Н. А. Римский-Корсаков
Сочинение	op.5
Первое исполнение	9 декабря 1867 года, Санкт-Петербург
Инструменты	2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 2 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, тарелки, большой барабан, тамтам, арфа, струнные

Садко — симфоническая картина, одно из ранних оркестровых сочинений Николая Андреевича Римского-Корсакова.

Литературный первоисточник

В качестве первоисточника взят эпизод из былины «Садко», пересказанный в предисловии к партитуре Римским-Корсаковым:

Стал среди моря корабль Садко, Новгородского гостя. По жребию бросили самого Садко в море, в дань Царю Морскому, и пошёл корабль своим путём-дорогою. Остался Садко среди моря один со своими гусельками яров- чатыми, и увлек его Царь Морской в своё царство подводное. А в царстве подводном шёл большой пир: Царь Морской выдавал свою дочь за Окиан-море. Заставил он Садко играть на гуслях, и расплясался Царь Морской, а с ним и все его царство подводное. От пляски той всколыхалося Окиан-море и стало ломать-топить корабли… Но оборвал Садко струны на гуслях, и прекратилася пляска, и море затихло…

— www.belcanto.ru/rimsky_sadko.html

История создания

Идея создания симфонической картины на мотив древнерусской былины «Садко» принадлежала не Римскому-Корсакову, а музыкальному критику В. В. Стасову, главному идеологу «Могучей кучки». Идея создания была предложена сначала Милию Алексеевичу Балакиреву и Модесту Петровичу Мусоргскому, но они не воспользовались предложением.

Сам Римский-Корсаков загорелся идеей создания «Садко» сразу после возвращения из кругосветного плавания, получив предложение от М. П. Мусоргского.

Николай Андреевич писал симфоническую картину по плану, предложенному В. В. Стасовым. На создание основной партитуры ушло всего три с половиной месяца (14 июля — 30 октября 1867 года). В партитуре автор указал посвящение своему наставнику М. А. Балакиреву. Премьера состоялась 9 декабря 1867 года в концерте Русского музыкального общества под управлением Милия Балакирева. Симфоническая картина была высоко оценена Милием Алексеевичем.

Второй вариант инструментовки был осуществлён Римским-Корсаковым в 1891—1892 годах в рамках работы по систематической корректуре всех своих ранних сочинений.

Описание

Основой симфонической картины является лейтмотив из трёх звуков, первоначально интонируемых альтами, а затем вырастающего в усилении звучности и нагнетания в величавую картину морских просторов.

Среди гармонических особенностей выделяется т. н. «гамма Римского-Корсакова» — последование тонов и полутонов в верхних звуков аккордов в сцене спуска Садко на дно.

В картине также употреблены мелодии-попевки народного склада, интонирующие игру Садко на гуслях. Данные мотивы, постепенно увеличиваясь в динамике, начинают изображать и пляски всего подводного царства, резко обрываемые аккордом tutti: это момент обрыва струн гусель Садком.

Реприза и кода состоят из тем морского прибоя: сначала спокойных, а затем и затихающих, удаляющихся от слушателя.

Интересные факты

Употреблённая в симфонической картине тема золотых рыбок позднее была использована Н. А. Римским-Корсаковым в опере «Садко» в качестве темы-лейтмотива Волховы.

Ссылки

• [www.belcanto.ru/rimsky_sadko.html Статья о «Садке» на «Бельканто.ру»]

Отрывок, характеризующий Садко (симфоническая картина)

– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.