Садово-парковое искусство

Садо́во-па́рковое иску́сство — искусство создания садов, парков и других озеленяемых территорий. Сюда относятся: планировка и разбивка садов и парков, подбор растений для различных климатов и почв, размещение и группировка растений в сочетании с архитектурой, дорогами, водоёмами, скульптурой. Многообразные приёмы садово-паркового искусства подчиняются двум основным принципам — регулярному (геометрическому) или пейзажному (имитирующему естественный ландшафт).

История

Садово-парковое искусство возникло в эпоху рабовладельческого строя, когда особое значение придавалось паркам при различных сооружениях: храмах, дворцах, усадьбах. Планировка садов в Древнем Египте была строго регулярной, поскольку это облегчало орошение растений. В Древней Греции в садах впервые появилась скульптура и архитектурные сооружения — колоннады и алтари для различных церемоний. В древнеримских садах были использованы сложные гидротехнические сооружения — искусственные водоёмы и фонтаны.

В Средние века регулярные сады в арабских странах состояли из двух половин — цветочной (гюлистан) и плодовой (бустан). На Пиренейском полуострове, завоёванном арабами, сложился особый тип небольшого сада в дворике при замке. В отличие от европейских, сады в Японии, Китае и Корее строились по принципу пейзажной композиции, воплощающей идею вечной обновляемости природы.

Первая в истории концепция регулярного сада была разработана лишь в эпоху Возрождения итальянским архитектором Джакомо Виньолой. Настоящая эпоха расцвета паркового строительства связана с господством стилей барокко и особенно классицизма. В это же время сложились и основные принципы паркового строительства. В садах XVI века и регулярных парках XVII—XVIII веков строения и деревья выделялись на фоне насаждений, подстриженных в виде ровных стенок — шпалер.

Позднее на их основе сложились основные типы парков:

• террасные (с расположением участков на разных уровнях, с лестницами и каскадами);
• регулярные «французские» (с боскетами, аллеями, партерами и водоёмами геометрически правильных форм);
• пейзажные «английские» (живописная композиция наподобие естественного ландшафта — с лужайками);
• миниатюрные сады (в древнеримских перистилях, испано-мавританских дворах; японские сады — символические композиции из воды, растений и камней).

Россия

Первые сведения о русских садах относятся к XII веку. Вначале они располагались лишь при княжеских усадьбах, но со временем сады и парки стали разбивать и в монастырях, вокруг храмов, в богатых усадьбах. В XVII веке в Москве был построен Верховой сад Кремлёвского дворца, располагавшийся в верхних этажах зданий и отличавшийся богатым декоративным убранством. Для русских садов всегда было характерно сочетание декоративных садов с утилитарными. В садах устраивались рыбные пруды, для посадок выбирались плодовые деревья (яблони, груши, вишни). Первые в России сады по европейским образцам появились в Петербурге в петровское время с появлением в стране иностранных садовников. В середине XVIII века проектированием парков были заняты крупнейшие архитекторы Б. Растрелли, Ж. Леблон, Ч. Камерон, П. Гонзаго. До нашего времени продолжают эксплуатироваться Висячий сад Малого Эрмитажа и царскосельский сад.

С середины XIX века наряду с частными получают распространение общественные парки. В них обычно сочетались приёмы регулярного и ландшафтного построения.

См. также

• Памятники садово-паркового искусства
• Садово-парковая скульптура
• Ландшафтный дизайн
• Английский парк
• Французский парк
• Японский сад
• Дворцово-парковый ансамбль
• Садово-парковые ансамбли Китая в эпоху Западная Хань
• Солитер (ландшафтный дизайн)
• Фонтан-шутиха

Литература

• Проблемы садово-парковой архитектуры: Сб / Ред. М. П. Коржев; Секция планировки городов союза сов. архитекторов. — М.: Изд-во Всесоюзн. акад. архитектуры, 1936. — 348 с.
• Ванин С. И., Ванина С. Е. Типы садов и парков / С. И. Ванин, С. Е. Ванина; Ленинградская лесотехническая академия им. С. М. Кирова. — Л.: ЛТА, 1947. — 48 с.
• Рубцов Л. И. Садово-парковый ландшафт. — Киев: Изд-во АН УССР, 1956. — 212 с.
• Николаевская З. А. Водоёмы в ландшафте парка / Худ. А. С. Александров. — М.: Госстройиздат, 1963. — 196 с. — 1 300 экз. (в пер.)
• Косаревский И. А. Искусство паркового пейзажа. — М.: Стройиздат, 1977. — 248 с. — 10 000 экз. (обл.)
• Рубцов Л. И. Проектирование садов и парков. — М.: Стройиздат, 1979. — 188 с.
• Рандхава М. [herba.msu.ru/shipunov/school/books/randhawa1981_sady_cherez_veka.djvu Сады через века] = Mohinder Singh Randhawa. Gardens Through the Ages / Сокр. пер. с англ. Л. Д. Ардашниковой. — М.: Знание, 1981. — 320 с. — 100 000 экз.
• Ильинская Н. А. Восстановление исторических объектов ландшафтной архитектуры. — Л.: Стройиздат. Ленингр. отд-ние, 1984. — 152 с. — 8 500 экз.
• Николаевская З. А. Садово-парковый ландшафт. — М.: Стройиздат, 1989. — 344 с. — ISBN 5-274-00591-8.
• Теодоронский В. C. Учитель, перед именем твоим…: к 100-летию С. Н. Палентреер / В. С. Теодоронский // Цветоводство. 2001. № 2. — С. 22. — ISSN 0041-4905.
• Теодоронский В. C. Садово-парковое строительство / Московский государственный университет леса. — М.: Изд-во МГУЛ, 2003. — 336 с. — ISBN 5-8135-0164-9.
• Курбатов В. Я. Всеобщая история ландшафтного искусства: Сады и парки мира. — М.: Эксмо, 2007. — 736 с. — 5 000 экз. — ISBN 978-5-699-19502-2. (в пер.)

Ссылки

• [www.gardener.ru/ Новости садово-паркового искусства]
• На Викискладе есть медиафайлы по теме Сады

Отрывок, характеризующий Садово-парковое искусство

– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.