Садулаев, Абдул-Халим Абусаламович

Абдул-Халим Абусаламович Садулаев Садулин Абусаламин кІант Іабдул-Хьалим<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Чеченской Республики Ичкерия
9 марта 2005 — 17 июня 2006
Предшественник:	Аслан Алиевич Масхадов
Преемник:	Доку Хаматович Умаров
Вице-президент Чеченской Республики Ичкерия
2002 — 9 марта 2005
Предшественник:	Ваха Арсанов
Преемник:	Доку Хаматович Умаров
Рождение:	2 июня 1966(1966-06-02) Аргун, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР
Смерть:	17 июня 2006(2006-06-17) (40 лет) Аргун, Чечня, Россия
Супруга:	1) Фатима, 2) ?
Дети:	нет
Награды:

Абду́л-Хали́м Абусала́мович Садула́ев (чеч. Садулин Абусаламин кІант Іабдул-Хьалим), также шейх Абдул-Халим (2 июня 1966 года, г. Аргун, Чечня — 17 июня 2006 года, там же) — чеченский исламист-сепаратист, президент непризнанной Чеченской Республики Ичкерия (ЧРИ) после гибели Аслана Масхадова (с марта 2005 года), до этого вице-президент ЧРИ с 2002 года и одновременно председатель Высшего Шариатского Суда ЧРИ.

Биография

Родился в 1966 году в городе Аргун Чечено-Ингушской АССР. Принадлежал к чеченскому тейпу Устрадой (чеч. УстаргІардой). В 1984 г. окончил среднюю школу в Аргуне.

В 1984—1986 гг. проходил срочную службу в рядах ВС СССР в Группе советских войск в Германии, был уволен в запас в звании старшины.

С 1987 г. работал бригадиром ремонтников в Аргунском депо. Одновременно учился на вечерних курсах «Арабский язык и исламское право» и занимался спортом — каратэ и хатха-йогой. В 1990 г. получил квалификацию «судья республиканской категории по каратэ». После окончания курсов арабского языка продолжил изучение шариата у ведущих чеченских алимов (богословов) из школы Имама Шафия. С 1991 г. преподавал на курсах арабского языка, обучая исламу чеченскую молодёжь. С 1992 г. входил в состав комиссии по контролю при городской администрации Аргуна.

Принял участие в Первой чеченской войне, воевал в составе Аргунского джамаата. С апреля 1995 г. возглавлял специальное следственное (шариатское) подразделение при Главном штабе ВС ЧРИ под началом Аслана Масхадова.

Осенью 1996 г. поступил на заочное отделение филологического факультета Чеченского госуниверситета на специальность «Чеченский язык и литература» (не окончил).

Некоторое время был имамом Аргунской городской мечети, возглавлял городской джамаат. С февраля 1997 г. стал заместителем руководителя Государственного телевидения ЧРИ по вопросам идеологии (религии). Его исламские выступления часто показывались по чеченскому телевидению и пользовались большой популярностью. В 1997 году он совершил хадж в Мекку. С начала 1998 г. организовал курсы «Исламское право и исламская этика», стал имамом мечети в г. Грозный (возле магазина «Луч»). Был близок с Шамилем Басаевым и Мовлади Удуговым, а также главой Шариатского суда ЧРИ Шамсудином Батукаевым. Им, отмечала газета «Коммерсантъ» в 2006 году, импонировала его поддержка «джихада против неверных» (в частности, он выдавал фетвы для совершения терактов) и программа создания исламского государства на Северном Кавказе.

В 1999 году указом президента ЧРИ Аслана Масхадова включён в состав государственной комиссии ЧРИ по конституционной шариатской реформе (председатель Ахмед Закаев), в связи с введением в феврале того года в республике «полного шариатского правления».

В том же году на выборах руководства Муфтията ЧРИ (после освобождения муфтия Кадырова), которые организовал Совет алимов страны, избран первым заместителем муфтия (муфтием был избран Бай-Али Тевсиев).

С началом Второй чеченской войны принял участие в боевых действиях сначала в районе г. Аргун, затем с остатками джамаата отошёл в горы. Возглавлял Аргунский Джамаат в составе Восточного фронта ВС ЧРИ (командующий Амир Абу аль-Валид).

С 2000 г. входил в редакционный совет подпольной газеты «Голос Джихада» (редактор Абдулла Веденский).

В январе 2001 года Садулаев организовал похищение в Чечне главы международной гуманитарной миссии «Врачи без границ» Кеннета Глака.

В начале 2002 года президент ЧРИ Аслан Масхадов возложил на Садулаева обязанности вице-президента ЧРИ. Летом того же года на расширенном заседании ГКО—Маджлисуль Шура ЧРИ он был утверждён в должности Вице-президента ЧРИ, а также назначен председателем Шариатского комитета ГКО—МШ и председателем Высшего Шариатского Суда ЧРИ.

В 2003 году его жена Фатима была захвачена представителями спецслужб России, попытки её выкупа не увенчались успехом, и впоследствии она была убита.

В августе 2004 года вместе с Асланом Масхадовым он взял на себя ответственность за нападение на административные объекты в столице Ингушетии Назрани (Нападение на Назрань (2004)).

8 марта 2005 года погиб Аслан Масхадов и Садулаев стал его преемником на должностях президента ЧРИ, председателя кабинета министров ЧРИ, верховного главнокомандующего ВС ЧРИ, амира ГКО — Маджлисуль Шура ЧРИ, также сохранив за собой пост председателя Высшего Шариатского Суда ЧРИ. «Коммерсант» приводил слова представителей МВД Чечни, что «Абдул-Халим им известен не как полевой командир, а как проповедник-ваххабит из Аргуна», что «командовать боевиками (он) не сможет. А лидерами всех бандитов в Чечне, как и при Масхадове, останутся Шамиль Басаев и Доку Умаров». «Садулаев никто, — писала в те дни „The Sunday Times“. — После того, как был убит Масхадов, власть сосредоточилась в руках двух людей — Басаева и Абу Хавса. Они контролируют боевиков и деньги, они вдвоем планируют будущие террористические атаки». Доку Умаров в интервью «Радио Свобода» двумя месяцами позже отмечал, что новый чеченский лидер пользуется среди бойцов и командиров безусловным авторитетом как блестящий знаток норм Шариата и чеченского традиционного права, и что моджахедам глубоко импонирует кристальная честность и справедливость Абдул-Халима Садулаева.

16 мая 2005 года подписал указ о создании «Кавказского фронта» — дополнительной структуры в системе военных формирований сепаратистов, ответственной за проведение военных операций в других регионах Северного Кавказа. В связи с этим его даже называют первым Амиром моджахедов Кавказа.

2 июня 2005 года назначил Докку Умарова вице-президентом ЧРИ. Умаров заявлял об этом позже так: «В 2002 году Аслан выбрал Абдул-Халима своим наибом. И сделал Абдул-Халиму весет (завещание), что, если он погибнет, чтобы своим наибом он выбрал Абу-Усмана (Докку Умарова)». Умаров так же вспоминал о том, что со слов Басаева ему было известно о договоренности последнего с Садулаевым, что Садулаев провозгласит Эмират и назначит вице-президентом Басаева, однако «Абдул-Халим сказал Шамилю, что исполнил завещание Масхадова, которое он не мог не исполнить».

4 августа 2005 года Садулаев подписал указ о роспуске правительства ЧРИ, назначенного ещё Масхадовым, объяснив это необходимостью реформирования системы исполнительной власти Ичкерии «в условиях военного положения», и уволил всех представителей Масхадова за рубежом. В частности, был уволен министр иностранных дел Ильяс Ахмадов, выступавший с идеей «обусловленной независимости» («отложенного суверенитета») ЧРИ, согласно которой Ичкерия отказывалась от требования немедленного и полного отделения от России. В правительство были возвращены Шамиль Басаев (первым вице-премьером) и Мовлади Удугов (министром информации и печати), в своё время уволенные Масхадовым ещё до начала Второй чеченской войны. 28 августа 2005 года в «правительство ЧРИ» возвращён Ахмед Закаев (назначен вторым вице-премьером), ранее занимавший должность спецпредставителя президента Ичкерии за рубежом. Ему было поручено формирование института почётных консулов Ичкерии. При этом ему как и другим членам правительства было запрещено выступать с политическими и официальными заявлениями от имени президента и правительства ЧРИ.

В начале февраля 2006 года, в ходе реорганизации «правительства ЧРИ», проведённой Садулаевым, были уволены четыре министра, уже много лет находящиеся в эмиграции, в частности Мовлади Удугов. Также потерял пост вице-премьера Ахмед Закаев, сохранивший должность министра культуры. Как отмечала в том же году газета «Коммерсантъ», эти перестановки ознаменовали смену политического курса с умеренного «масхадовского» на радикальный «басаевский». Мовлади Удугов сразу после освобождения с занимаемого поста был назначен руководителем Национальной службы информации ЧРИ. В мае 2006 года Садулаев назначил Ахмеда Закаева главой МИДа вместо Усмана Ферзаули.

По мнению некоторых наблюдателей, произведённые перестановки могли быть вызваны публичной полемикой на Интернет-сайте «Кавказ-Центр» между Закаевым и Удуговым по вопросу о стратегических целях и задачах чеченского сопротивления. По словам самого Закаева, Мовлади Удугов выступает за глобальный джихад и союз с силами наподобие «Аль-Каэды», в то время как Закаев — за государственный суверенитет чеченского государства и демократический путь развития независимой Ичкерии.

Садулаев санкционировал нападения и диверсионные акты против российских войск и объектов инфраструктуры. В частности, он официально одобрил нападение на Нальчик 13 октября 2005 года в рамках принятой ГКО—Маджлисуль Шурой стратегии по расширению зоны военных действий.

По данным правоохранительных органов Чеченской Республики, Садулаев среди боевиков был малоизвестен и выполнял в основном представительские функции, обычно выступая с политическими и маловнятными заявлениями на интернет-сайтах сепаратистов.

Был убит 17 июня 2006 года на окраине города Аргун в ходе боестолкновения с сотрудниками российских правоохранительных органов и силовых структур.

Президентские полномочия Садулаева перешли к назначенному им годом ранее вице-президентом Ичкерии Доку Умарову.

Был женат второй раз, детей не имел.

3 октября 2007 года президент ЧРИ Доку Умаров своим указом посмертно наградил его высшим орденом республики «Честь Нации». По данным газеты «Коммерсант», по состоянию на 2006 год он уже был награждён этим орденом. Имел и другие награды ЧРИ.

Ссылки

• [www.kavkazcenter.com/russ/content/2011/06/18/82664.shtml Шейх Абдул-Халим: Учёный и воин // Kavkazcenter.com]
• [www.caucasuslive.org/ru.htm/index.php?option=com_content&task=view&id=803&Itemid=41 100 фирманов Шейха Абдул-Халима]

Интервью и заявления

• [www.chechenpress.org/events/2006/07/09/01.shtml Ответы президента ЧРИ Абдул-Халима Садулаева на вопросы Jamestown Foundation]
• [www.kavkazcenter.com/russ/content/2006/03/27/43185.shtml Интервью Абдул-Халима турецкой газете «Vakit»]

Отрывок, характеризующий Садулаев, Абдул-Халим Абусаламович

Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.