Сазонов, Пётр Климович

Пётр Климович Сазонов
Место рождения	деревня Лешино, Смоленский уезд, Смоленская губерния, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	артиллерия
Годы службы	1943—1948
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Пётр Климович Сазонов (1924—1993) — старшина Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, полный кавалер ордена Славы.

Биография

Пётр Сазонов родился 22 марта 1924 года в деревне Лешино (ныне — Кардымовский район Смоленской области). Окончил семь классов школы, работал в колхозе. 13 декабря 1943 года он был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. С июня 1944 года — на фронтах Великой Отечественной войны. За короткий период своего пребывания в армии Сазонов, освоив материальную часть, стал командиром орудия батареи 45-миллиметровых орудий 232-го стрелкового полка 182-й стрелковой дивизии 2-й гвардейской армии. Принимал участие в боях на 1-м Прибалтийском и 3-м Белорусском фронтах.

6 октября 1944 года в ходе прорыва немецкой обороны в районе деревни Гордели, выкатив своё орудие на прямую наводку, Сазонов уничтожил 2 пулемётных точки и около 10 вражеских солдат и офицеров. За отличие в этом бою Приказом по 232-му стрелковому полку № 060 от 6 ноября 1944 года красноармеец Пётр Сазонов был награждён медалью «За отвагу».

Отличился в ходе Восточно-Прусской операции. 4 февраля 1945 года, действуя в боевых порядках пехоты вместе со своим расчётом, Сазонов принимал участие в штурме населённого пункта Кёсникен в 8 километрах к югу от города Нойкурен. Ворвавшись на перекрёсток дорог, Сазонов установил орудие на прямую наводку и открыл огонь по противнику, не дав ему организовать оборону. 8 февраля 1945 года в районе населённого пункта Аресау расчёт Сазонова принимал участие в отражении немецкой контратаки. Артиллеристы под его командованием в том бою подавили две вражеские пулемётные точки. Действия Сазонова и его расчёта позволили сорвать вражеский замысел по прорыву обороны. Приказом по 182-й стрелковой дивизии от 15 февраля 1945 года сержант Пётр Сазонов был награждён орденом Славы 3-й степени.

13 апреля 1945 года в ходе прорыва вражеской обороны в районе населённого пункта Поерштитен к северо-востоку от Фишхаузена Сазонов, несмотря на массированный вражеский огонь, выдвинул своё орудие на прямую наводку и огнём из него уничтожил противотанковое орудие с расчётом. В тот же день в ходе боя за высоту 70,9 огнём орудия Сазонова было уничтожено более 10 вражеских солдат и офицеров. Приказом по войскам 2-й гвардейской армии сержант Пётр Сазонов был награждён орденом Славы 2-й степени.

В апреле 1945 года расчёт Сазонова, действуя в боевых порядках пехоты у населённого пункта Костенен к северо-западу от Кёнигсберга, огнём своего орудия подбил танк, уничтожил вражеское штурмовое орудие и около отделения пехоты. В ходе отражения вражеских контратак, поддерживая стрелковые подразделения орудийным огнём, весь расчёт выбыл из строя. Сазонов в одиночку вёл огонь из орудия. В бою он получил тяжёлую контузию и был отправлен в госпиталь. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 июля 1945 года Сазонов был награждён орденом Славы 1-й степени, став полным кавалером ордена Славы.

В 1948 году в звании старшины Сазонов был демобилизован. Проживал в Смоленске. Скончался 1 августа 1993 года.

Был также награждён орденом Отечественной войны 1-й степени и рядом медалей.

Литература

• [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&000/Src/0003/index Кавалеры ордена Славы трех степеней: Краткий биографический словарь] / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. ISBN 5-203-01883-9.
• Беляев И. Н. Солдатская слава смолян. — М., 1980. — С. 150—154.

Отрывок, характеризующий Сазонов, Пётр Климович

Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.