Сазонтов, Андрей Яковлевич

Андрей Яковлевич Сазонтов
комдив А. Я. Сазонтов
Дата рождения	1894(1894)
Место рождения	деревня Ситники Чепецкой волости, Вятского уезда, Вятской губернии, Российская империя
Дата смерти	26 августа 1938(1938-08-26)
Место смерти	Московская область (Расстрельный полигон «Коммунарка»), СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Годы службы	1914 — 1938
Звание
Командовал	5-я стрелковая дивизия, Полоцкий укрепрайон, 40-я стрелковая дивизия, 13-й стрелковый корпус, 4-й стрелковый корпус, Забайкальский укрепрайон
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России
Награды и премии	Именное оружие Именные золотые часы

Андрей Яковлевич Сазонтов (1894 — 26 августа 1938) — советский военный деятель, начальник Управления военного строительства на Дальнем Востоке при Совете Народных Комиссаров СССР, комкор.

Биография

Русский, поручик царской армии, член ВКП(б) с 1927 года (по другим данным — с 1925). Участник Первой мировой и Гражданской войн. Окончил Военную академию имени Михаила Васильевича Фрунзе. Член ВЦИК, делегат ХVI Всероссийского и XVII Чрезвычайного съездов Советов.

Родился в многодетной семье крестьянина, в семье было 9 детей. Окончил сельскую школу, проявил во время учёбы незаурядные способности. В 1913 году успешно окончил Вятское реальное училище. После окончания училища уехал на строительство Амурской железной дороги, где работал до призыва на военную службу. В конце 1914 года был направлен для прохождения службы во Владивосток на остров Русский, а потом на фронт. Весной 1918 года вернулся в Вятку и поступил добровольцем в ряды Красной Гвардии во вновь формируемый при строительстве Северного фронта Псковский отряд и назначен на должность командира десятка.

13 августа 1918 года был переведён в ряды РККА и назначен на должность командира 3-й роты 1-го стрелкового полка 1-й Вятской дивизии. 20 октября 1918 года переведён в 1-ю Уральскую Ударную бригаду Восточного фронта и назначен командиром 3-й роты 37-го стрелкового полка. 5 ноября 1918 года 1-я Уральская Ударная бригада вошла в состав 5-й Пензенской стрелковой дивизии. 12 ноября 1918 года назначен на должность командира 3-й стрелкового батальона 37-го стрелкового полка, 5 декабря — на должность помощника командира 37 стрелкового полка, а 11 января 1919 года — командиром 37-го стрелкового полка. 13 июля 1919 года после смерти командира бригады Каргопольцева (скончался 11 июля 1919 от кровоизлияния в мозг после продолжительной болезни) назначен командиром 1-й стрелковой бригады 5-й Пензенской стрелковой дивизии. С 5 января по 22 февраля 1920 года исполнял обязанности командира 5-й Пензенской стрелковой дивизии. 23 февраля 1920 года 1-я стрелковая бригада 5-й стрелковой дивизии переименована в 13-ю стрелковую бригаду 5-й Пензенской стрелковой дивизии. 6 марта того же года вместе с бригадой направлен на ликвидацию Уфимского восстания и назначен приказом РВС 1-й Трудовой армии помощником командующего всеми вооруженными силами Уфимской губернии.

2 апреля 1920 года вместе с бригадой убыл в распоряжение РВС Западного фронта. 5 августа 1920 года назначен начальником 2-го боевого участка Витебского района по борьбе с бандитизмом. 29 октября того же года переведён на должность командира 14-й стрелковой бригады 5-й стрелковой дивизии с исполнением должностей начальника 1-го боевого участка Витебского района и начальника гарнизона города Полоцка. 29 декабря 1921 года назначен на должность коменданта Полоцкого укреплённого района с исполнением вышеуказанных должностей. 27 мая 1922 года Полоцкий УР расформирован и должность коменданта укрепрайона упразднена. 5 октября 1922 года в связи с реорганизацией Красной Армии по ликвидации 14-й стрелковой бригады 5-й стрелковой дивизии назначен командиром 14-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии. 9 октября 1922 года согласно желания перемещён на должность командира 13-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии.

19 августа 1923 года отправлен в распоряжение начальника Военной академии РККА для сдачи вступительных экзаменов, 3 сентября прибыл в Военную академию и зачислен в число прикомандированных. 24 сентября условно зачислен слушателем младшего курса с обязательством сдачи в январе 1924 года испытаний по топографии; 17 января испытания сдал. 10 июля 1926 года окончил Военную академию РККА имени Фрунзе с оценкой «хорошо» и назначен помощником командира 16-й стрелковой дивизии. 5 октября 1926 года вступил в исполнение обязанностей помощника командира 16-й Ульяновской имени Киквидзе стрелковой дивизии.

15 апреля 1928 года назначен старшим руководителем кафедры военных наук Военно-политической академии РККА. 7 мая 1928 года прибыл в Военно-политическую академию имени Толмачёва и зачислен на должность старшего руководителя кафедры военных наук с присвоением категории «К-11». 1 октября 1929 года в связи с переходом академии на новый штат назначен на должность преподавателя. 1 января 1930 года откомандирован в Красноярск для вступления в должность командира формируемой 40-й стрелковой дивизии. 24 января 1930 года прибыл и вступил в должность командира 40-й стрелковой дивизии. Командир и военком 40-й стрелковой дивизии с 1 сентября 1930 года. Фигурировал в спецдонесении ОО ОГПУ Сталину, как пресекавший антисоветскую агитацию:

В 119-м полку 40-й дивизии (ОКДВА) по инициативе помощника комполка по политчасти Кочнева была разработана и распространена среди красноармейцев и начсостава в целях проверки их политподготовленности специальная анкета, содержащая ряд вопросов явно контрреволюционного характера ... дальнейшее ее распространение прекратил узнавший об этом военком дивизии, после чего были изъяты и розданные экземпляры

В феврале 1932 назначен комендантом и военкомом Забайкальского укреплённого района.

С 1 февраля 1934 года — командир и военком 13-го стрелкового корпуса. С сентября 1935 года — командир и военком 4-го стрелкового корпуса. 17 мая 1937 года назначен начальником Военно-инженерной академии РККА. 16 августа 1937 года назначен начальником военного строительства на Дальнем Востоке при СНК СССР.

Награды

• Двумя орденами Красного Знамени (Приказ РВСР № 201 от 20 июня 1921, Приказ РВС № 15 от 1923).
• Одним орденом Красной Звезды (Постановление Президиума ЦИК СССР от 16 августа 1936).
• Именным оружием.
• Именными золотыми часами — от РВС ОКДВА за первенство в боевой и политической подготовке.
• Грамотой ВЦИК и комплектом тёплого обмундирования — за успехи в борьбе с бандитизмом.

Адрес

Проживал в Хабаровске по улице Серышева, в доме 9/101, квартире 29.

Репрессии

Арестован 26 мая 1938, приговорён ВКВС СССР 26 августа 1938 по обвинению в участии в военно-фашистском заговоре к ВМН и в тот же день расстрелян, реабилитирован посмертно этим же судебным органом 5 мая 1956.

Память

Именем Созонтова А. Я. названа улица в городе Кирово-Чепецке, на доме № 17 установлена памятная табличка с надписью: «Улица названа в честь нашего земляка Созонтова Андрея Яковлевича, командира корпуса Красной Армии, соратника маршала Блюхера Василия Константиновича».

Литература

• Федоров А. Ф., «Октябрьские зори». — М.: Воениздат, 1962. — 264 с. (Военные мемуары). Тираж 65 000 экз.
• Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 105—106. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.

Ссылки

• [www.gmvc.ru/ekspoziczii-muzeya Кирово-Чепецкий музейно-выставочный центр]
• [www.rkka.ru/handbook/reg/40sd.htm 40-я стрелковая дивизия имени Серго Орджоникидзе]
• [www.rkka.ru/handbook/personal/repress/komkor.htm Репрессии в Красной Армии]

Отрывок, характеризующий Сазонтов, Андрей Яковлевич

– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.