Саймс, Дмитрий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Дми́трий Саймс (англ. Dimitri K. Simes, при рождении Дмитрий Константинович Симис; род. октябрь 1947 года[1], Москва, СССР) — американский политолог советского происхождения. Президент Центра национальных интересов с 1994 года.

Сын правоведа Константина Симиса и адвоката Дины Каминской.



Биография

По окончании средней школы в течение года работал научно-техническим сотрудником в Государственном историческом музее, затем поступил на дневное отделение исторического факультета МГУ, откуда со второго курса вынужден был перейти на заочное, после того как вступил в опасную полемику с преподавателем истории КПСС относительно оценки ленинских трудов. Одновременно Дмитрий Симис устроился на работу в Фундаментальную библиотеку общественных наук АН СССР (ныне ИНИОН РАН)[2].

Продолжив заочную учебу на историческом факультете, заинтересовавшись антропологией, в 1966 году поступил на дневное отделение биолого-почвенного факультета МГУ. В январе 1967 года Симис был отчислен с дневного отделения биолого-почвенного факультета за «антисоветские высказывания» на молодёжном диспуте, посвящённом осуждению войны США во Вьетнаме[2].

В 1967—1973 годах — научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), руководил комсомольской организацией.

В 1973 году эмигрировал в США. Руководил Центром по российским и евроазиатским программам в Фонде Карнеги, был профессором при Университете Джонса Хопкинса, Колумбийском университете и Калифорнийском университетe в Беркли.

Был неофициальным советником экс-президента США Ричарда Никсона по вопросам внешней политики.

С 1994 года — президент Никсоновского центра (ныне — Центр национальных интересов). Является издателем журнала «The National Interest».

Принимает участие в качестве эксперта в российских политических телевизионных передачах и печатных изданиях.

Напишите отзыв о статье "Саймс, Дмитрий"

Примечания

  1. www.peoplebyname.com/people/Simes/Dimitri
  2. 1 2 Черкасов П. П. ИМЭМО. Портрет на фоне эпохи. — М.: Весь Мир, 2004. — ISBN 5-7777-0279-1. — С. 377—381.

Отрывок, характеризующий Саймс, Дмитрий

– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.