Сакральная геометрия

Сакральная геометрия (от лат. sacralis — священный, обладающий святостью, признаваемый божественным) — совокупность религиозных и/или мифологических представлений о формах и пространстве мира, его гармонии, упорядоченности, пропорциональности, как геометрия форм, лежащих в основе жизни.

Сакральная геометрия — часть мифологического и религиозного мировоззрения, результат мистического опыта. Сакральная геометрия применялась во все времена и во всех мировых религиях, в музыке, искусстве, в архитектуре храмов и алтарей, в живописи и иконографии — как божественная пропорциональность, в геометрической интерпретации космоса — как формы упорядоченности Вселенной (в противоположность хаосу).

Сакральная геометрия древнего Египта

Наиболее значимая сакральная геометрическая фигура древних египтян это анкх ☥ (aнк, aнх) — символ жизни в Древнем Египте. В нём заключены две фигуры: крест как символ жизни и круг как символ вечности. Все вместе понимается как бессмертие или «предстоящая жизнь». Иногда эту форму представляют как восходящее солнце, как единство противоположностей, как мужское и женское начало. Анх представляют и как магический символ мудрости. Его можно найти во многих изображениях божеств и священнослужителей времён египетских фараонов. Многие египетские боги изображались с анхом в руке. Предполагают, что Анкх представляет собой одну из форм Древа Жизни. Овал означает вечность или круговорот жизни, а крестовидное расширение, понимается как переход из бесконечности в пространство. Рисунки богов тоже представляют собой геометрические формы, но более сложные. Для воспроизведения рисунков, в живописи, необходимо знать геометрию, математику, учитывать пропорции, как это показано в работе Витрувианский человек Леонардо да Винчи.

Сакральная геометрия Тантры

Сакральная геометрия применяется в Тантре для создания янтр, которые состоят из геометрических фигур, где каждая из них имеет определенное смысловое и священное значение. Например, Треугольник, острием вверх означает огонь и мужское начало, острием вниз — воду и женское начало.

Соединение этих фигур образует шестиконечную звезду ✡ и означает статическое равновесие или баланс, между Человеком и Богом.

В другой традиции гексограмма ✡ — это звезда Давида и может рассматриваться как проекция Меркавы на плоскость.

۞  — означает равновесие статичности и динамичности. Сакральная геометрия янтр символически изображает энергетические структуры божеств и в то же время является хранителем их энергии. Янтры используют как магические устройства, которые порождают душу. В Тантре применяют и более сложные геометрические формы, такие, как рисунки или фигурки богов.

Сакральная геометрия Мандалы, используемой при медитациях в буддизме и индуизме, представляет в большей части божественную геометрическую интерпретацию космоса, всего мироздания или его отдельных компонент. Важным сакральным геометрическим символом (Мандалой) является Колесо Закона (Дхармы), которое традиционно изображают в виде колеса с пятью, шестью или восемью спицами. Колесо Дхармы символизирует законы кармы и реинкарнаций — бесконечного и непрерывного круговорота рождения, смерти и нового рождения человека.

Встречаются и сложные пространственные мандалы в виде скульптурной отделки Храмов или архитектуры самих Храмов.

Сакральная геометрия христианства

Наиболее важной для христианства является геометрическая форма креста, один из самых древних сакральных символов. Существует большое разнообразие форм и размеров, например, Мальтийский крест, Кельтский крест — символ древнего кельтского христианства. Считают^[кто?], что он имеет более древние языческие корни. Существуют многочисленные примеры изображения креста и круга, которые некоторые источники^{[какие?]} называют «солнечными крестами».

Другой достаточно важной фигурой сакральной геометрии христианства можно считать звезду. Один из вариантов этой фигуры ✡ можно встретить в Ветхом Завете.

Считается, что этот знак отражен в печати Соломона, полученной от отца (звезда Давида). По другой версии, Печать царя Соломона, это изображение восьмиконечной звезды ۞ . Эта сакральная восьмиконечная геометрическая фигура изображается на одежде христианских священников, на некоторых иконах (Неопалимая Купина), в виде духовных знаков отличия, орденов и амулетов.

Сакральная геометрия Звезды Вифлеема имеет четырнадцать лучей.

Сакральная геометрия и сакральная архитектура храмов

Сакральная геометрия отражается и в архитектуре храмов. Сложно переоценить культурное значение древних пирамид Египта, Мексики, Индии и Перу. Так и в наше время, многие ссылаются^[кто?] на сакральное значение золотого сечения и пропорции пирамид древнего Египта.

Одна из двадцати сакральных геометрических фигур календаря, созданного цивилизацией майя, ещё до того, как Колумб открыл Америку, — 18 (Этц’наб) символизирует космическую движущую силу (энергию) и имеет одно из значений, как две пирамиды, соединенные магическим колесом.

Мавзолей Саманидов в Бухаре

Архитектурный облик мавзолея определяется исключительно древними традициями восприятия окружающего мира и несет отчетливо выраженный сакральный смысл.

В Северном полушарии Земли человек первоначально определил четыре направления, которые определяли его местоположение в пространстве и помогали ориентироваться в обыденной жизни.

Восток и Запад — места откуда Солнце всходит и куда заходит. Полярная звезда — единственная «неподвижная» звезда, указывавшая направление на Север ночью. Днем направление Юг — Север легко определяется наиболее короткой тенью от Солнца в полдень. Солнце в полдень наблюдается точно на Юге, солнечная тень от любого предмета указывает точно на Север.

Рано обнаружив «четыре» фиксированные точки пространства, человек воспринимал Мир как квадратную плоскость, имеющую «четыре» угла и «четыре» горизонта. Ночное небо представлялось куполом-полусферой. Так, в древней культурной традиции буддизма Земля представляется в виде Куба.

Таким образом, исламский Мавзолей Саманидов — куб, накрытый куполом-полусферой, является зримым воплощением и уменьшенной Моделью Мира. Это и определяет архитектурные каноны определенной культуры в определенное историческое время.

Сакральная геометрия культуры Нью-эйдж

Сакральную геометрию культуры нью-эйдж и оккультизма можно условно разделить на несколько направлений. Многие использует сакральные формы мировых религий (крест, анкх, звезду Давида) или просто копируют сакральную геометрию древних или редких, забытых магических форм. Реже вносятся дополнения, которые могут получить за счет применения новых материалов и технологий, например, анх модель системы чакр.

Наибольшее распространение получили такие формы, как стеклянные магические шары и пирамиды. Реже используют формы в виде тора, «золотой спирали», формы 5 тел Платона 4-мерного куба, или меркаба (2 противоположно направленных и глубоко проникающих один в другой четырёхгранника). Находят применение также кристаллы в форме бипирамид или сооружения в форме пирамиды.

Некоторые сторонники сакральной геометрии видят значение в кругах на полях, надписях наска, в древней архитектуре сакральных сооружений, таких как пирамиды Египта, Мексики или Стоунхенджа в Англии.

См. также

• Гексаграмма (Ицзин)
• Глаз Ра
• Древо Жизни (каббала)
• Звезда Давида
• Витрувианский человек
• Карты Таро
• Египетское Таро
• Астрология
• Гексаграмма (символ)
• Фэншуй
• Цветок жизни (геометрия)

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Сакральная геометрия

– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.