Саксаганский, Панас Карпович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Панас Карпович Саксаганский
Имя при рождении:

Панас Карпович Тобилевич

Дата рождения:

3 (15) мая 1859(1859-05-15)

Место рождения:

с. Каменно-Костоватое, Бобринецкий уезд, Херсонская губерния,
Российская империя

Дата смерти:

17 сентября 1940(1940-09-17) (81 год)

Место смерти:

Киев,
Украинская ССР, СССР

Профессия:

актёр,
театральный режиссёр, театральный педагог, драматург

Гражданство:

Российская империя Российская империя
УНР
СССР СССР

Награды:
 Герой Труда

Пана́с (Афанасий) Ка́рпович Саксага́нский (настоящая фамилия — Тобиле́вич; 18591940) — украинский советский актёр, театральный режиссёр, драматург и педагог школы М. Кропивницкого, корифей украинского бытового театра. Народный артист СССР (1936)[1].





Биография

Панас (Афанасий) Саксаганский родился 3 (15) мая 1859 года (по другим источникам - 15 (27) мая 1859 года[2]) в селе Каменно-Костоватое (ныне в Братском районе Николаевской области, Украина)[3].

Начальное образование получил в Бобринецкой уездной школе. В 1877 году окочил Елисаветградское земское реальное училище.

Сценическую деятельность начал в 1875 году в любительском кружке под руководством М. Л. Кропивницкого в Елисаветграде (ныне город Кропивницкий). В 1878—1880 годах учился в Одесской юнкерской школе. Служил у 58-м Пражском пехотном полку, расположенном в Николаеве (1880—1883). Участвовал в украинских представлениях труппы Чернышёва.

С 1883 года — в украинской профессиональном труппе М. П. Старицкого и М. Л. Кропивницкого, где исполнил дебютную роль Возного в пьесе «Наталка Полтавка» И. П. Котляревского на сцене Николаевского театра. Затем — в труппах М. Л. Кропивницкого (1885—1888) и Н. К. Садовского (1888—1990). Участвовал в первой гастрольной поездке украинского театра в Санкт-Петербург и Москву (1886, 1887).

В 1890 году организовал и возглавил «Товарищество русско-малороссийских артистов». В 1898 в товарищество вошел Н. К. Садовский и оно получило наименование «Объединённое товарищество П. К. Саксаганского и Н. К. Садовского». В 1900 в товарищество вошли М. Л. Кропивницкий и М. К. Заньковецкая и оно стало называться «Малороссийская труппа М. Л. Кропивницкого под руководством П. К. Саксаганского и Н. К. Садовского с участием М. К. Заньковецкой». После выхода из труппы М. К. Заньковецкой и М. Л. Кропивницкого называлась «Малороссийская труппа под руководством П. К. Саксаганского и Н. К. Садовского» (1903—1905), после ухода Н. К. Садовского — «Товарищество малороссийских артистов во главе с П. К. Саксаганским при участии И. К. Карпенко-Карого». В 1909 году Панас Саксаганский отказался от руководства и покинул «Товарищество».

В 1910—1915 году гастролировал в различных украинских труппах по городам Украины и России. В 1915 году принял участие в создании «Товарищества украинских артистов под руководством И. А. Марьяненко с участием М. К. Заньковецкой и П. К. Саксаганского».

В 1918 году на основе «Национального образцового театра» создал в Киеве Народный театр, на базе которого в 1922 был организован Украинский драматический театр им. М. Заньковецкой (ныне — во Львове).

После Октябрьской революции стал активным деятелем советского украинского театра. Работал в театрах им. М. Заньковецкой, им. И. Франко, Харьковском народном театре (1927—1931). С 1926 года гастролировал в разных театрах, последний раз выступал на сцене 12 мая 1935 года.

Режиссёрскую деятельность начал в 1889 году, поставил более 260 спектаклей[3].

П. К. Саксаганский — один из крупнейших представителей критического реализма в украинском театральном искусстве 2-й половины 19 — начала 20 вв. Тонкий внешний рисунок роли, тщательная разработка деталей, богатая оттенками сценическая речь, народный юмор — характерные черты его исполнительской манеры.

Был также педагогом, воспитал видных украинских актёров и режиссёров — Б. Романицкого, В. Любарта и др.

Саксаганский — автор комедий «Лицемеры» (1908, запрещена цензурой) и «Шантрапа» (1913), посвящена высокому назначению искусства сцены. Богатый сценический опыт зафиксирован в его книгах: «Из прошлого украинского театра» (1938), «Моя работа над ролью» (1937) и др.

Выступал со статьями и лекциями, утверждал народность, передовую идейность, реалистическую направленность теарального искусства.

Скончался Панас Саксаганский 17 сентября 1940 года в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище[4].

Семья

Награды и звания

Роли в театре

  • «Наталка Полтавка» И. П. КотляревскогоВозный[1]
  • «Запорожец за Дунаем» С. С. Гулак-АртемовскогоКарась
  • «Сто тысяч» И. К. Карпенко-КарогоБонавентура
  • «Мартын Боруля» И. К. Карпенко-Карого — Пеньонжка
  • «Савва Чалый» И. К. Карпенко-Карого — Гнат Голый
  • «Суета» И. К. Карпенко-Карого — Тарабанов
  • «Паливода XVIII столетия» И. К. Карпенко-Карого — Харько
  • «Бондаривна» И. К. Карпенко-Карого — Бондарь
  • «Бурлака» И. К. Карпенко-Карого — Опанас
  • «Наймычка» И. К. Карпенко-Карого — Цокуль
  • «Крути, да не перекручивай» М. П. СтарицкогоПечерица
  • «За двумя зайцами» М. П. Старицкого — Голохвостый
  • «Сорочинская ярмарка» М. П. Старицкого — Солопий Черевик
  • «Где колбаса и чара, там кончается свара» М. П. Старицкого — Шпонька
  • «По ревизии» М. Л. КропивницкогоГерасим
  • «Дай сердцу волю, заведет в неволю» М. Л. Кропивницкого — Иван Непокрытый
  • «Разбойники» Ф. ШиллераФранц Моор

Театральные постановки

  • 1889 — «Наталка Полтавка» И. П. Котляревского (совм. с Н. К. Садовским)
  • 1890 — «Назар Стодоля» Т. Г. Шевченко
  • 1890 — «Бесталанная» И. К. Карпенко-Карого
  • 1890 — «Сто тысяч» И. К. Карпенко-Карого
  • 1890 — «Наймичка» И. К. Карпенко-Карого
  • 1891 — «Разумный и дурень» И. К. Карпенко-Карого
  • 1891 — «Мартын Боруля» И. К. Карпенко-Карого
  • 1891 — «Невольник» М. Л. Кропивницкого
  • 1891 — «По ревизии» М. Л. Кропивницкого
  • 1891 — «Черноморцы» М. П. Старицкого
  • 1892 — «Сорочинская ярмарка» М. П. Старицкого
  • 1894 — «Две семьи» М. Л. Кропивницкого
  • 1894 — «Поливода XVIII столетия» И. К. Карпенко-Карого
  • 1894 — «Лимеривна» П. Мирного
  • 1901 — «Хозяин» И. К. Карпенко-Карого
  • 1904 — «Суета» И. К. Карпенко-Карого
  • 1918 — «Уриэль Акоста» К. Ф. Гуцкова(Киевский народный театр)
  • 1920 — «Разбойники» Ф. Шиллера (Киевский народный театр)
  • 1925 — «Що загинули ранком» («До третьих петухов») Я. А. Мамонтова (совм. с Л. Сабиным)
  • 1926 — «Отелло» У. Шекспира (Театр им. М. Заньковецкой).

Память

См. также

Напишите отзыв о статье "Саксаганский, Панас Карпович"

Примечания

  1. 1 2 Саксаганский Панас Карпович — статья из Большой советской энциклопедии.
  2. [narnecropol.narod.ru/saksagansky.htm Саксаганский Панас Карпович (1959-1940)]
  3. 1 2 [histpol.pl.ua/pages/content.php?page=3038 Саксаганський, Панас Карпович]
  4. [kiev-necropol.narod.ru/SaksaganskyPK.html Саксаганский Панас Карпович]
  5. [primetour.ua/ru/company/culture-news/Posledniy-iz-korifeev.html Последний из корифеев — Новости культуры — Первое экскурсионное бюро]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Саксаганский, Панас Карпович

– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»