Саксен-Альтенбург

Не следует путать с свободным государством Саксен-Альтенбург — существовавшим в 1918—1920 на той же территории.

Герцогство Саксен-Альтенбург
Herzogtum Sachsen-Altenburg
государство в составе Священной Римской империи (1602—1672) член Германского союза (1826—1866) член Северогерманского союза (1866—1871) в составе Германской империи (1871—1918)
← 1602 — 1672 1826 — 1918 →
Флаг Герб
Саксен-Альтенбург в составе Германской империи Эрнестинские герцогства после 1825 года; оранжевый - Саксен-Альтенбург
Столица	Альтенбург
Династия	Эрнестинская линия Веттинов

К:Появились в 1602 годуК:Появились в 1826 годуК:Исчезли в 1672 годуК:Исчезли в 1918 году

Герцогство Саксен-Альтенбург (нем. Herzogtum Sachsen-Altenburg) — немецкое герцогство, одно из эрнестинских княжеств, существовавшее в периоды с 1602—1672 и 1826—1918 годов. Герцогство состояло из двух частей, разделенных между собой княжеством Рёйсс (младшей линии).

История

Изначально территория Саксен-Альтенбурга входила в состав различных тюрингенских государств, переходя из рук в руки то в виде приданого, то по договорам о разделе. В 1485 году Альтенбург, выделившийся к тому времени в особое государство, перешел во владение Альбертинской линии Веттинов, а в 1554 году — Эрнестинской линии Веттинов. В 1572 году после раздела в Эрфурте, Альтенбург вошел в состав образованного из Эрнестинских земель герцогства Саксен-Веймар.

Саксен-Альтенбург старшей линии

В 1602 году умер герцог Саксен-Веймара Фридрих Вильгельм I, у которого осталось 4 малолетних сына, последний из которых, Фридрих Вильгельм, родился через 8 месяцев после смерти отца. Поскольку самому старшему, Иоганну Филиппу, было всего 5 лет, опеку над нследниками взял на себя младший брат умершего герцога, Иоганн III. Почти сразу дядя лишил племянников наследства, забрав себе герцогство, но в итоге все же был вынужден разделить его, оставив себе территорию с Веймаром, а сыновьям Фридриха Вильгельма он выделил герцогство Саксен-Альтенбург. Регентами над малолетними правителями стал саксонский курфюрст Кристиан II, а после его смерти — его младший брат и новый курфюрст Иоганн-Георг I.

В 1618 году старший наследник, Иоганн Филипп, был объявлен совершеннолетним и приступил к управлению герцогством, а также стал опекуном младших братьев и основателем новой династии. Братья стали его соправителями, однако двое из них: Фридрих и Иоганн Вильгельм вскоре умерли, не оставив детей. Формальным соправителем остался Фридрих Вильгельм, но фактически Иоганн Филипп удерживал в своих руках всю полноту власти до самой смерти.

В 1638 году умер бездетным герцог Саксен-Эйзенаха Иоганн-Эрнст, из-за чего пресеклась Саксен-Эйзенахская линия Веттинов. Было решено разделить её земли между Саксен-Веймаром и Саксен-Альтенбургом, и по договорённости с герцого Саксен-Веймара Вильгельмом, Саксен-Альтенбургу перешли Кобург, Бад-Родах, Рёмхильд, Хильдбургхаузен и Нойштадт-Кобург. Это прибавление было оформлено уже после смерти Иоганна Филиппа, который не оставил наследников мужского рода, однако изъявил желание, чтобы в том случае, если полностью пресечётся мужская линия семьи, линия, идущая от его единственное дочери Елизаветы Софии стала основной наследницей Саксен-Альтенбургской ветви.

После этого Фридрих Вильгельм смог самостоятельно править в герцогстве. В 1660 году было разделено графство Хеннеберг и от этого раздела Фридрих Вильгельм получил Майнинген, Темар и Берунген. Спор с Саксен-Веймарской линией касательно прав на те или иные земли продолжался до самой его смерти в 1669 году.

У Фридриха Вильгельма было двое сыновей, однако старший из них, Кристиан, умер еще при жизни отца. Наследником стал несовершеннолетний Фридрих Вильгельм III, опекунами над которым стали курфюрст Саксонии Иоганн-Георг II и дядя по матери Мориц Саксен-Цейцский. В 1672 году Фридрих Вильгельм III умер от оспы, и с его смертью пресеклась старшая Саксен-Альтенбургская линия.

В соответствии с волей основателя, Иоганна Филиппа, права наследования переходили к потомкам его дочери Елизаветы Софии, которая вышла замуж за герцога Саксен-Готы Эрнста I, чему однако воспротивились герцоги Саксен-Веймарские. Поэтому герцогство Саксен-Альтенбург было разделено между Саксен-Веймарской и Саксен-Готской ветвями фамилии, причем Саксен-Гота получило бо`льшую часть и стало именоваться Саксен-Гота-Альтенбург.

Саксен-Альтенбург младшей линии

Повторно герцогство Саксен-Альтенбург возникло по договору о разделе наследственных владений Готско-Альтенбургской линии, угасшей в 1825 году, между всеми герцогами Эрнестинского дома, к которому принадлежала и угасшая линия. Когда в 1825 году угасла эта последняя ветвь, Саксен-Альтенбург достался Фридриху, герцогу Гильдбурггаузенскому, который променял 550 км² с 33 000 жителей своего наследственного владения Гильдбурггаузен на 1300 км² и в 2 ½ раза большим населением Саксен-Альтенбурга.

При его правлении в 1830 году произошло восстание, бывшее отголоском Июльской революции; дома многих правительственных чиновников были разрушены, и сами они взяты в плен. Восстание было без большого труда усмирено, но герцог счел нужным в 1831 октроировать конституцию. С 1834 года Саксен-Альтенбург вошел в состав Германского таможенного союза.

При сыне Фридриха, Иосифе, в 1848 году в Саксен-Альтенбурге обнаружилось сильное демократическое движение; Иосиф согласился на введение прямого и всеобщего голосования для выборов в ландтаг, отмену цензуры, введение суда присяжных, приведение армии к присяге на верность конституции. Он медлил, однако, с созывом нового ландтага и даже арестовал (18 июня) вождей демократической партии. Произошло восстание; в Альтенбурге были построены баррикады. Герцог обратился за помощью к Саксонии, но раньше, чем прибыли саксонские войска, пошел на уступки: арестованные были освобождены, дана всеобщая амнистия, созван новый ландтаг и сформировано министерство с республиканцем Круцигером во главе. Первой мерой ландтага была ассигновка 15 000 талеров на общественные работы для массы безработных.

В ноябре Иосиф дал отставку Круцигеру, назначил на его место реакционера графа Бейста и обратился за военной помощью к Пруссии, Саксонии и Ганноверу; вслед за тем он отрекся от короны в пользу своего брата Георга (1848—1853), который, опираясь на прибывшие войска, начал жестокую реакцию. В 1850 году был издан новый избирательный закон, основанный на трехклассной системе.

Реакция продолжалась и при его сыне, герцоге Эрнесте. Удельные имущества, объявленные во время революции собственностью государства, были возвращены в собственность герцога; суд присяжных отменен. Политика герцога была дружественная Пруссии: в 1862 году Саксен-Альтенбург заключил с Пруссией военную конвенцию. В 1866 году герцог послал свои войска на помощь Пруссии в войне с Австрией, и по окончании войны Саксен-Альтенбург вошел в состав Северогерманского союза.

Герцоги Саксен-Альтенбургские

Старшая линия

• Иоганн-Филипп Саксен-Альтенбургский (1603—1639)
• Фридрих-Вильгельм II Саксен-Альтенбургский (1639—1669)
• Фридрих-Вильгельм III Саксен-Альтенбургский (1669—1672)

Младшая линия

• Фридрих Саксен-Гильдбурггаузенский (1826—1834)
• Иосиф Саксен-Альтенбургский (1834—1848)
• Георг Саксен-Альтенбургский (1848—1853)
• Эрнст I Саксен-Альтенбургский (1853—1908)
• Эрнст II Саксен-Альтенбургский (1908—1918)

Главы Саксен-Альтенбургского дома после падения монархии

• Эрнст II Саксен-Альтенбургский (1918—1955)
• Георг Мориц Саксен-Альтенбургский (1955—1991)

Административное деление

Территория Саксен-Альтенбурга до 1 апреля 1990 года делилась на 2 района:

• Западный район (Westkreis)
• Восточный район (Ostkreis)

С 1 апреля 1990 года Саксен-Альтенбург делился на 3 ландратсамта:

• Альтенбург
• Роннебург
• Рода (Анклав)

Правовая система

Высшая судебная инстанция — Юстиц-коллегия (Justiz-Kollegium), суды первой инстанции — юстиц-амты (Justizamt).

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Саксен-Альтенбург

Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?