Саксен-Гота-Альтенбург

Саксен-Гота-Альтенбург — эрнестинское герцогство на территории современной земли Тюрингия. В 1806 году Саксен-Гота-Альтенбург вступил в Рейнский союз, а в 1815 году — в Германский союз.

Угасание правившей в герцогстве династии в 1825 году привело к разделу территории герцогства между Саксен-Кобургом, к которому отошла Саксен-Гота, и Саксен-Гильдбурггаузеном, к которому отошёл Саксен-Альтенбург. Герцог Саксен-Гильдбурггаузенский передал небольшое герцогство Гильдбурггаузен Саксен-Мейнингену.

Возникновение герцогства

Родоначальником Саксен-Гота-Альтенбурга является герцог Саксен-Готы Эрнст I Благочестивый, младший сын герцога Саксен-Веймара Иоганна III. В 1640 году Эрнст Благочестивый и его братья разделили между собой отцовское наследство (Эрнестинский раздел), при этом Эрнсту Благочестивому досталась Саксен-Гота, выделенная из Саксен-Веймара. В 1672 году угасла династия герцогов Саксен-Альтенбурга, и его владения были поделены между Саксен-Веймаром и Саксен-Готой, причём львиная доля земель досталась Саксен-Готе. Возникло герцогство Саксен-Гота-Альтенбург, а семья Эрнста Благочестивого с этого момента стала носить соответствующее имя.

В 1680 году, спустя пять лет после смерти Эрнста Благочестивого произошёл следующий раздел земель (Готский раздел). Альтенбург и Гота остались в одних руках и были переданы старшему сыну Эрнста Благочестивого Фридриху I Саксен-Гота-Альтенбургскому. По соглашению раздела отцовских земель от 24 февраля 1680 года ему достались амты Гота, Теннеберг, Ваксенбург, Ихтерхаузен, Георгенталь, Шварцвальд, Райнхардсбрунн, Фолькенроде, Оберкранихфельд, Альтенбург, Лейхтенбург и Орламюнде. Сформированное из них государство называлось Саксен-Гота-Альтенбург.

Угасание линии и преемники

Два последних правителя из рода Саксен-Гота-Альтенбурга умерли, не оставив наследников мужского пола. У герцога Августа родилась одна дочь, герцог Фридрих IV, и так не занимавшийся управлением государством по болезни, умер неженатым и бездетным. После его смерти начались конфликты вокруг наследства Саксен-Гота-Альтенбурга с участием остальных правящих домов эрнестинской линии, конец которым положило третейское решение короля Саксонии Фридриха Августа I.

Саксен-Гота-Альтенбург подвергся новому разделу: Альтенбург отошёл герцогу Саксен-Гильдбургхаузенскому, а Гота — герцогу Саксен-Кобург-Заальфельдскому Эрнсту I, которому пришлось отказаться от Заальфельда, чтобы появилось новое герцогство Саксен-Кобург-Гота.

Герцоги Саксен-Гота-Альтенбурга

Имя, годы жизни, годы правления, супруга

• Эрнст I Саксен-Готский, 1601—1675, 1640—1675, Елизавета София Саксен-Альтенбургская
• Фридрих I Саксен-Гота-Альтенбургский, 1646—1689, 1675—1689, в первом браке Магдалена Сибилла Саксен-Вейсенфельсская, во втором браке Кристина Баден-Дурлахская
• Фридрих II Саксен-Гота-Альтенбургский, 1676—1732, 1689—1732, Магдалена Августа Ангальт-Цербстская
• Фридрих III Саксен-Гота-Альтенбургский, 1699—1772, 1732—1772, Луиза Доротея Саксен-Мейнингенская
• Эрнст II Саксен-Гота-Альтенбургский, 1745—1804, 1772—1804, Шарлотта Саксен-Мейнингенская
• Август Саксен-Гота-Альтенбургский, 1772—1822, 1804—1822, в первом браке Луиза Шарлотта Мекленбург-Шверинская, во втором браке Каролина Амалия Гессен-Кассельская
• Фридрих IV Саксен-Гота-Альтенбургский, 1774—1825, 1822—1825, с его смертью угасла династия Саксен-Гота-Альтенбурга

Резиденции герцогов Саксен-Гота-Альтенбурга

• Schloss Friedenstein Gotha 2.JPG

  Замок Фриденштайн (Гота)

• GTH FRIEDRICHSWERTH3.jpg

  Фридрихсверт — летняя герцогская резиденция

• Schloss Altenburg 02.JPG

  Альтенбургский замок

См. также

• Саксен-Гота

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Саксен-Гота-Альтенбург

– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.