Саласар, Карлос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карлос Саласар Кастро
исп. Carlos Salazar Castro
и.о. Верховного правителя штата Сальвадор
23 июня 1834 — 13 июля 1834
Предшественник: Хоакин де Сан-Мартин
Преемник: Хосе Грегорио Саласар
Верховный правитель штата Гватемала
30 января 1839 — 13 апреля 1839
Предшественник: Мариано Ривера Пас
Преемник: Мариано Ривера Пас
 
Отец: Хосе Грегорио Саласар
У этого человека испанская фамилия; здесь Саласар — фамилия отца, а Кастро — фамилия матери.

Карлос Саласар Кастро (исп. Carlos Salazar Castro, 1800 — 23 июля 1867) — центральноамериканский военный и политический деятель XIX века.



Биография

Родился в 1800 году в Сан-Сальвадоре; сын Хосе Грегорио Саласара и Франсиски Кастро-и-Лара. В возрасте 12 лет был отправлен на учёбу в Гватемалу, в 1817 году окончил Университет Сан-Карлос, после чего вернулся на родину и занялся делами, связанными с семейными землевладениями. Был вовлечён в события, приведшие к образованию штата Сальвадор (который тогда был частью Федеративной Республики Центральной Америки).

Во время войн в Центральной Америке сражался под руководством Франсиско Морасана, став в 1832 году лейтенантом. Когда в 1834 году Морасан сместил верховного правителя штата Сальвадор Хоакина де Сан-Мартина, Карлос Саласар короткое время был временным правителем штата, после чего передал исполнительную власть в штате своему отцу.

Когда в конце 1830-х годов начался распад Федеративной Республики Центральной Америки, Карлос Саласар вновь сражался под знамёнами Морасана, пытаясь спасти страну. В 1839 году он некоторое время был верховным правителем штата Гватемала.

После падения Федеративной Республики в 1840 году, когда Франсиско Морасан отправился в изгнание — Карлос Саласар отправился вместе с ним, и поселился в Коста-Рике, где впоследствии и скончался.

Останки Карлоса Саласара были впоследствии возвращены в Сальвадор и перезахоронены на столичном кладбище.

Напишите отзыв о статье "Саласар, Карлос"

Примечания



Отрывок, характеризующий Саласар, Карлос

Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».