Салах ад-Дин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Салах-ад-Дин»)
Перейти к: навигация, поиск
Сала́х ад-Ди́н Юсуф ибн Айюб
صلاح الدين يوسف ابن ايوب
Султан Египта, Ирака, Хиджаза, Сирии, Курдистана, Йемена, Палестины, Ливии
1174 — 4 марта 1193
Предшественник: титул учреждён
Преемник: Аль-Азиз Усман ибн Юсуф
Великий визирь Египта
23 марта 1169 — 1174
Предшественник: Асад ад-Дин Ширкух I ибн Шади
 
Вероисповедание: ислам, суннитского толка, суфизм, ашаризм
Рождение: 1137(1137)
Тикрит
Смерть: 4 марта 1193(1193-03-04)
Дамаск, Султанат Айюбидов
Место погребения: Мечеть Омейядов, Дамаск (Сирия)
Род: Айюбиды
Отец: Наджм ад-Дин Айюб ибн Шади
Мать: неизвестно

Аль-Ма́лик ан-На́сир Сала́х ад-Дунийа ва-д-Дин Абу́ль-Муза́ффар Ю́суф ибн Айю́б (араб. الملك الناصر أبو المظفر يوسف بن أيوب‎), в русской и западной традиции Салади́н (араб. صلاح الدين‎; 1138, Тикрит — 4 марта 1193, Дамаск) — султан Египта и Сирии и др., талантливый полководец, мусульманский лидер XII века. Курд по происхождению[1]. Основатель династии Айюбидов, которая в период своего расцвета правила Египтом, Сирией, Ираком, Хиджазом и Йеменом.

В Европе известен именно как Саладин, хотя это даже не имя. Салах ад-Дин — это лакаб — почётное прозвище, означающее «благочестие веры»[2]. Собственное имя этого правителя — Юсуф ибн Айюб (Юсуф, сын Айюба).





Источники

Существует много источников, написанных современниками Салах ад-Дина. Из них стоит выделить работы личных биографов и историков: Баха ад-Дина бен Рафи — учителя и советника Салах ад-Дина, Ибн аль-Асира — историка из Мосула, аль-Кади аль-Фадиля — личного секретаря Салах ад-Дина.

Ранние годы жизни

Салах ад-Дин родился в 1137 году в Тикрите, Месопотамия.[3][4] Дед Салах ад-Дина Шади проживал в деревне недалеко от Товина (Армения)[5], где, по преданию, родился Айюб — отец Салах ад-Дина. После рождения двоих сыновей, Айюба и Ширкуха, он покинул Армянское нагорье и перебрался сна­чала в Багдад, а затем — в Тикрит, в котором обосновался и прожил до самой смерти.

В 1132 году армия правителя Мосула атабека Имада ад-Дин Занги при отступлении была заблокирована Тигром напротив крепости Тикрита. В то время начальником крепости был — Наджм ад-Дин Айюб ибн Шади — отец Салах ад-Дина. Айюб предоставил переправу через Тигр и дал убежище армии Занги в крепости Тикрита. В 1137 году губернатором северной Месопотамии за заслуги перед Сельджукидами был назначен Муштасид ал-Дин Бихруз. Он наказал Айюба за то, что тот помогал Занги, и изгнал его из крепости Тикрит после убийства по мотивам чести его братом Ассад ад-Дин Ширкухом знатного сельджука, друга Бихруза. По словам Баха ад-Дин ибн Шаддата, Салах ад-Дин родился в ту же ночь, когда его семья покинула Тикрит. В 1139 году Айюб переехал в Мосул, где Имад ад-Дин Занги признал свой долг и назначил Айюба командиром своей крепости в Баальбеке.[6] После убийства Занги собственным рабом в 1146 году, Айюб переезжает в Дамаск и входит в число придворных наследника Занги — Нур ад-Дина. В 1154 году после смерти правителя Дамаска Муина ад-Дин Анара, благодаря влиянию Айюба и его брата Ширкуха, город остался во власти Нур ад-Дина, а сам Айюб стал управлять городом.

О ранних годах Салах ад-Дина в Дамаске известно мало. Его происхождение — наёмника в трёх поколениях — пророчит ему воинскую карьеру, но Салах ад-Дин в юности не проявляет склонности к воинскому искусству. По словам одного из его биографов аль-Вахрами, Салах ад-Дин был в состоянии ответить на вопросы Евклида и Альмагеста, знал арифметику и исламское право. Некоторые источники утверждают, что он был больше заинтересован в религии, чем во вступлении в вооружённые силы. Другим фактором, который возможно повлиял на его интерес к религии было то, что во время Первого Крестового похода, Иерусалим был захвачен христианами. В дополнение к исламу, Салах ад-Дин разбирался в генеалогии, биографии и истории арабов вплоть до родословных арабских скакунов, и что немаловажно, знал Хамаса (десятитомник арабской поэзии) Абу Таммама наизусть.

Первые завоевания

В те времена империя Аббасидов была раздроблена на несколько государств. Фатимиды правили Египтом, не признавая халифа Багдада. Крестоносцы занимали восточный берег средиземного моря от Малой Азии до Синайского полуострова. Нур ад-Дин Занги контролировал Сирию и Месопотамию.

По настоянию семьи Салах ад-Дин начинает военную карьеру под патронажем своего дяди Асад ад-Дин Ширкуха, важного военачальника Нур ад-Дина. Ширкух, в то время эмир Дамаска и Алеппо, член тюркской династии Зангидов, стал самым влиятельным учителем Салах ад-Дина.

Мой дядя Ширкух повернулся ко мне и сказал: «Юсуф, оставь все дела и отправляйся туда!» Этот приказ прозвучал для меня как удар кинжала в сердце, и я ответил: «Клянусь Аллахом, даже если бы мне отдали всё египетское царство, я бы не поехал туда!»

— Салах ад-Дин [7]

В 1163 году, изгнанный из Египта по приказу фатимидского халифа аль-Адида визирь Шевар ибн Муджир попросил военной поддержки у Нур ад-Дина. Это стало хорошим поводом для завоевания, и в 1164 году Ширкух с армией выступил в Египет. Салах ад-Дин в возрасте 26 лет отправляется вместе с ним в должности младшего офицера. Шевар, восстановленный в должности визиря, потребовал вывода войск Ширкуха из Египта за 30000 динаров, но тот отказался, ссылаясь на приказ Нур ад-Дина. Обнаружив то, что Ширкух планирует захватить Египет, Шевар ибн Муджир обращается за помощью к королю Иерусалима Амори I. Роль Салах ад-Дина в этой экспедиции была незначительна. Известно только, что он участвовал в подготовке к обороне Бильбейса, осаждённого объединёнными силами Шевара и Амори I Иерусалимского.[8][9]

После трёхмесячной осады Бильбейса противники вступили в бой на границе пустыни и Нила, к западу от Гизы. В этой битве Салах ад-Дин сыграл важную роль, командуя правым крылом армии Зангидов. В центре находился Ширкух. После ложного отступления Салах ад-Дина крестоносцы попали на местность, которая была слишком крутой и песчаной для их лошадей. Бой завершился победой Зангидов и Салах ад-Дин помог Ширкуху одержать по словам Ибн аль-Асира одну из «самых замечательных побед в истории человечества», но по мнению большинства источников Ширкух потерял в этой битве большинство своего войска, и это сложно было назвать полной победой.

Крестоносцы обосновались в Каире, а Салах ад-Дин и Ширкух выдвинулись к Александрии, которая дала им деньги и оружие, и стала их базой. После переговоров обе стороны согласились уйти из Египта.

Египет

«Я начал с того, что сопровождал моего дядю. Он завоевал Египет и потом умер. И тогда Аллах дал мне в руки власть, которую я совсем не ожидал»

— Салах ад-Дин[7]

Эмир Египта

Попытка Асад ад-Дина Ширкуха захватить Александрию в 1167 году закончилась поражением от объединённых войск Фатимидов и Амори I. Но в следующем году крестоносцы взялись грабить своего богатого союзника, и халиф аль-Адид попросил в письме у Нур ад-Дина защитить мусульман Египта. В 1169 году Асад ад-Дин Ширкух взял Египет, казнил Шевара и принял титул великого визиря. В том же году Ширкух скончался и, несмотря на то, что Нур ад-Дин выбрал нового преемника, аль-Адид назначил Саладина новым визирем.

Причина, по которой шиитский халиф аль-Адид выбрал суннита Салах ад-Дина, до сих пор неясна. Ибн аль-Асир утверждает, что халиф выбрал его после рассказа советников, что «нет более слабого и молодого» чем Салах ад-Дин, и «никто из эмиров не повинуется и не служит ему». Тем не менее, согласно этой версии, после некоторых переговоров, Салах ад-Дин был принят большинством эмиров. Советники аль-Адида предполагали таким образом разбить ряды Зангидов. В то же время Аль-Вахрани писал, что Салах ад-Дин был выбран из-за репутации его семьи, за их «великодушие и воинскую честь». Имад ад-Дин писал, что после траура по Ширкуху «мнения разделились» и халифы Зангидов поставили на Салах ад-Дина и заставили халифа «инвестировать в визиря». И хотя позиции были осложнены конкуренцией исламских лидеров, основная часть сирийских правителей поддерживала Салах ад-Дина за его достижения в египетской экспедиции, в которой он получил большой военный опыт.

Вступив в должность эмира 26 марта 1169 года, Салах ад-Дин «раскаялся в винопитии и отвернулся от легкомыслия, обратившись к религии». Получив самую большую власть и независимость, чем когда-либо прежде в своей карьере, он сталкивается с проблемой преданности между аль-Адидом и Нур ад-Дином. Последний был враждебно настроен к назначению Салах ад-Дина и, по слухам, говорил: «Как он смеет [Салах ад-Дин] делать что-то без моего приказа?» Он написал несколько писем Салах ад-Дину, который опустил их, не отказываясь от своей верности к Нур ад-Дину.

В том же году группа египетских солдат и эмиров попыталась убить Салах ад-Дина, но благодаря главе его разведки Али бин Сафьяну был арестован и убит главный заговорщик — суданский евнух, управляющий дворца фатимидов — Наджи Мутамин аль-Кхилафа. На следующий день 50000 суданцев, для которых Наджи был представителем их интересов во дворе, подняли бунт против Салах ад-Дина. К 23 августа восстание было подавлено, после этого Салах ад-Дин больше никогда не сталкивался с угрозой бунта в Каире.

К концу 1169 года Салах ад-Дин с поддержкой Нур ад-Дина побеждает силы крестоносцев и византийцев вблизи Думьята. Позже, весной 1170 года, Нур ад-Дин, по просьбе Салах ад-Дина, отправляет его отца в Каир с поощрениями от Багдадского халифа аль-Мустади из рода Аббасидов, который пытается оказать давление на Салах ад-Дина для скорейшего свержения своего соперника аль-Адида.

После этого Салах ад-Дин укрепил свою власть и суннитское влияние в Египте, раздав высокие посты членам своей семьи. Он открыл в Каире филиал Маликийского мазхаба, что привело к уменьшению влияния Шафиитского мазхаба из аль-Фустат.

После установления себя в Египте, Салах ад-Дин начал кампанию против крестоносцев, осадив Дарум (современный сектор Газа) в 1170 году. Амори I снял гарнизон тамплиеров из Газы для защиты Дарума, но Салах ад-Дин отступил от Дарума и взял Газу. Неизвестно когда именно, но в том-же году, он напал и захватил замок Эйлат, который представлял угрозу для прохода мусульманских кораблей.

Султан Египта

Со слов Имад ад-Дина аль-Исфахани, в июне 1171 года Нур ад-Дин написал множество писем Салах ад-Дину, в которых требовал установление халифата Аббасидов в Египте. Последний старался отмалчиваться, боясь оттолкнуть от себя шиитское население и знать. Через два месяца Салах ад-Дин координируется с Наждмом аль-Адин аль-Кабушани, шафитским факихом, который был в оппозиции к шиитскому правлению в стране.

Когда к сентябрю 1171 года Аль-Адид заболел (и возможно был отравлен), он попросил Салах ад-Дина навестить его, с расчётом попросить его позаботиться о своих детях. Салах ад-Дин отказался, опасаясь потерять расположение Аббасидов, и, как говорят, впоследствии очень жалел, узнав о его намерении.

Аль-Адид умер 13 сентября и через пять дней Салах ад-Дин приказал улему провозгласить перед пятничной молитвой имя аль-Мустади. Это означало отстранение шиитского халифата от власти. С этого времени Салах ад-Дин правил Египтом, хотя официально он представлял на этой территории эмира Нур ад-Дина, который признавался багдадским халифом.

25 сентября 1171 года Салах ад-Дин покидает Каир, для того, чтобы принять участие в нападении на Керак и Монреаль (территория современной Иордании), замок Иерусалимского королевства. Когда казалось, что крепость уже готова сдаться, Салах ад-Дин узнает, что со стороны Сирии выступил Нур ад-Дин для участия в операции. Понимая, что если он встретится с ним лично, то больше не будет управлять Египтом, Салах ад-Дин снимает свой лагерь и возвращается в Каир под предлогом начавшихся волнений в Египте. Этот поступок увеличивает напряжённость в его непростых отношениях с Нур ад-Дином до такой степени, что последний собирается выступить с армией на Каир. Послушав своего отца, Салах ад-Дин пишет письмо с извинениями, но Нур ад-Дин не принимает его оправданий.

Летом 1172 года нубийская армия осаждает Асуан. На помощь губернатору Асуана приходит брат Салах ад-Дина — Туран-Шах. Несмотря на то, что нубийцы были разбиты, они снова возвращаются в 1173 году. На этот раз Египетская армия выходит из Асуана и захватывает нубийский город Ибрим. Нур ад-Дин не предпринимает никаких шагов против Египта, но просит вернуть 200000 динар, которые он выделил на армию Ширкуха. Салах ад-Дин платит этот долг 60000 динар, драгоценностями и товарами.

9 августа 1173 года после падения с лошади умирает отец Салах ад-Дина Айюб, и Нур ад-Дин, понимая, что у него не осталось влияния в Каире, готовится к захвату Египта. В начале 1174 года Салах ад-Дин отправляет Туран-Шаха в кампанию по захвату порта Аден и Йемена, запасного плацдарма на случай вторжения в Египет.

Аннексия Сирии

Взятие Дамаска

К началу лета 1174 года Нур ад-Дин готовит армию для нападения на Египет, собирая войска в Мосуле, Диярбакыре и Джезире. Айюбиды отправляют посла к Салах ад-Дину с этим известием, и он собирает свои войска под Каиром. Внезапно, 15 мая Нур ад-Дин умирает (некоторые источники говорят об отравлении), оставляя одиннадцатилетнего наследника, ас-Салеха. Его смерть даёт политическую независимость Салах ад-Дину, а Сирия становится объектом борьбы между вассалами Нур ад-Дина.

Смерть Нур ад-Дина ставит Салах ад-Дина в трудную ситуацию, он может выдвинуть свои войска против крестоносцев из Египта или ждать приглашения от ас-Салеха прийти ему на помощь, и начать войну из Сирии. У него есть возможность аннексировать Сирию прежде, чем она попадет в руки врагов, но нападение на землю своего господина противоречит исламским принципам, которым он следует. Этот поступок может сделать его недостойным лидерства в войне с крестоносцами. Для того, чтобы не выглядеть захватчиком Сирии и возглавить борьбу с крестоносцами, Салах ад-Дин выбирает позицию защитника ас-Салеха. В письме последнему, он обещает «быть в качестве меча», и ссылается на смерть его отца как на «землетрясение».

В то-же время, Алеппо захватывает Шамс ад-Дин Али ибн ад-Дайя вместе со своим братом, и к началу августа 1174 года ас-Салех выдвигается с войском к стенам Алеппо для того, чтобы подавить мятеж. Захватив город и отправив сыновей Дайи в тюрьму, ас-Салех остаётся в Алеппо. Салах ад-Дин рассылает послания эмирам, сторонникам ас-Салеха, чем усиливает внутреннюю междоусобицу в Сирии. Уже 23 ноября 1174 года Салах ад-Дин выдвигает к Дамаску отряд из семисот конников, где люди, преданные семье Салах ад-Дина, впускают армию последнего в город.

Дальнейшее завоевание

Оставив Дамаск под началом одного из своих братьев, Салах ад-Дин приступает к захвату городов, ранее принадлежащих Нур ад-Дину. Его армия захватывает Хаму, но отступает перед хорошо укреплённым Хомсом. В декабре 1174 года он осаживает Алеппо. Сейф ад-Дин, правитель Мосула, отправляет своего брата Изз ад-Дина изгнать Салах ад-Дина из Сирии, но 13 апреля 1175 года тот терпит поражение от войск Салах ад-Дина недалеко от Хамы. Сейф ад-Дин заключает союз с ас-Салехом, но также терпит поражение 22 апреля 1175 года.

Советники ас-Салеха просят помощи у Рашид ад-Дина Синана. Лидер исмаилитов и сам желает отомстить человеку, который отстранил Фатимидов от власти в Египте. 11 мая 1175 года, во время осады замка Изаз, группа из тринадцати ассасинов проникает в лагерь Салах ад-Дина, но их вовремя замечает охрана и предотвращает покушение. 26 июня 1175 года Салах-ад-Дин снова прибывает к стенам Алеппо, и, пробыв там некоторое время, возвращается в Египет, где ему надо готовиться к кампании против крестоносцев.

Кампания против Ассасинов

Несмотря на то, что у Салах ад-Дина было временное перемирие с Зангидами, связанное с войной против крестоносцев, он постоянно ощущает угрозу со стороны секты исмаилитов и её лидера Рашид ад-Дина Синана. Последний контролирует девять крепостей в горах Нусария. Отправив большую часть своего войска в Каир, Салах ад-Дин отправляется в кампанию против Ассасинов в августе 1176 года. В том же месяце, после нескольких неудачных попыток овладеть крепостями, он покидает Нуссарию. В то же время множество источников говорят о том, что губернатор Хамы, дядя Салах ад-Дина, помогает заключить мирное соглашение с Синаном.

Возвращение в Каир и Палестинские набеги

Внутренняя политика

Внешняя политика

Борьба с крестоносцами

Самым известным фактом биографии Саладина стала его борьба с крестоносцами. Эти войны нашли своё отражение в многочисленных произведениях литературы и искусства (наиболее известен роман Вальтера Скотта «Талисман»).

4 июля 1187 года Салах ад-Дин разбил крестоносцев в битве при Хаттине; король Иерусалимского королевства Ги де Лузиньян, великий магистр ордена тамплиеров Жерар де Ридфор и многие другие руководители крестоносцев попали в плен. За этот год Салах ад-Дину удалось овладеть большей частью Палестины, Акрой и, после недолгой осады, Иерусалимом. Все церкви города, кроме храма Воскресения, были обращены в мечети. Но жителям были дарованы жизнь и возможность выкупить свою свободу, кроме того, Саладин гарантировал привилегии и неприкосновенность христианских паломников, посещающих Иерусалим.

Главный оппонент крестоносцев пользовался уважением в христианской Европе за рыцарские доблести: храбрость и великодушие к противнику. Английский король Ричард I Львиное Сердце, один из главных вождей крестоносцев, стал почти другом Салах ад-Дина: они отзывались друг о друге исключительно восторженно, предоставляли различные льготы подданным друг друга, хотя виделись только один разК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4742 дня], во время перемирия в крестовом походе (примерно в то же время от Ричарда и ушли союзники). Было дело, когда под Ричардом подстрелили лошадь, Саладин подарил ему двух резвых арабских скакунов.

Смерть

Саладин скончался во время приготовлений к походу на Багдад, чтобы восстановить прежний арабский халифат. Полководец заболел жёлтой лихорадкойК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3134 дня] и умер в Дамаске 4 марта 1193 года. Он был похоронен там же и оплакан на всем Востоке как защитник веры.

В истории Востока Саладин остался завоевателем, который остановил вторжение Запада и обратил силы ислама на Запад, героем, в одночасье объединившим эти необузданные силы и который воплотил в своей личности высшие идеалы и добродетели ислама. После смерти султана его империю разделили наследники: Аль-Азизу достался Египет, аль-Афзалю — Дамаск, аз-Захиру — Алеппо.

Семья

Согласно Имад ад-Дину, прежде чем Салах ад-Дин покинул Египет в 1174 году, он стал отцом пятерых сыновей. Аль-Афдал, его старший сын, который родился в 1170 году и Усман, который родился в 1172 году, сопровождали Салах ад-Дина в Сирию. Третий сын, Аль-Захир Гази, стал впоследствии правителем Алеппо. Мать Аль-Афдала родила ещё одного ребёнка в 1177 году. Согласно Калгашанди, двенадцатый сын родился в 1178 году, и в то же время в списке Имад ад-Дина он выступает в качестве седьмого ребёнка.

Память о Салах ад-Дине в современном мире

Салах ад-Дин, главный противник крестоносцев, пользовался всё же большим уважением в христианской Европе за свои рыцарские качества: храбрость в бою и великодушие к побеждённому противнику. Один из главных вождей крестоносцев, Ричард Львиное Сердце, даже считал Саладина почти другом.

Одним из первых авторов, описавших период правления Салах ад-Дина в труде «Книга двух садов в известиях двух династий», был Абу Шама аль-Макдиси.

Салах ад-Дин был кумиром Саддама Хусейна, который, как и он, родился в Тикрите, на реке Тигр; при Саддаме в Ираке был культ Салах ад-Дина.

Не забывает Салах ад-Дина и современная массовая культура (фильмы и компьютерные игры). В массовой культуре чаще всего именно Салах ад-Дин показывается как полководец и правитель сарацинов времён Третьего Крестового похода — хотя было и множество других, Салах ад-Дин приобрёл наибольшую известность. Персонаж Салах ад-Дина фигурирует в фильме «Царство небесное» (2005, реж. Ридли Скотт, в роли Саладина — Гассан Массуд).

Саладин неоднократно появлялся в компьютерных играх: в таких играх, как Age of Empires II и Stronghold Crusader, присутствует кампания за его войска (также в игре Stronghold Crusader он является одним из компьютерных противников). В нашумевшей компьютерной игре «Assassin’s Creed» уличные глашатаи тоже упоминают имя Салах ад-Дина. Также Саладин присутствует в качестве одного из лидеров (конкретнее — арабов) в играх Civilization IV, Civilization VI, Stronghold Crusader и Medieval II: Total War: Kingdoms.

Книги

  • Баха ад-Дин Абу-л-Махасин Йусуф ибн Рафии ибн Тамим. Саладин: Победитель крестоносцев / Пер. с араб. = النوادر السلطانية و المحاسن اليوسوفية. — СПб: Диля, 2009. — 432 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-88503-890-4.
  • Усама ибн Мункыз. Книга назидания. Пг., 1922 (переизд.: Москва, 1958).
  • Альбер Шамдор. Саладин: благородный герой ислама / Перевод с французского Е. В. Кулешовой. — СПб.: Евразия, 2004. — 346 с. — (Clio). — 2000 экз. — ISBN 5-8071-0158-8.
  • Александр Владимирский. Великий Саладин. Царство небесное. — М.: Яуза, Эксмо, 2013. — 544 с. — (Гении власти). — 2500 экз. — ISBN 978-5-699-66993-6.

В кино

Напишите отзыв о статье "Салах ад-Дин"

Примечания

  1. [www.britannica.com/biography/Saladin Saladin] // Энциклопедия Британника
  2. H. A. R. Gibb, «The Rise of Saladin», in A History of the Crusades, vol. 1: The First Hundred Years, ed. Kenneth M. Setton (University of Wisconsin Press, 1969). p. 563.
  3. В. Ф. Минорский, The Prehistory of Saladin, Studies in Caucasian History, Изд. Кембриджского университета, 1957, стр. 124—132.
  4. Bahā' al-Dīn «Жизнь Саладина» (2002), стр. 17.
  5. [en.wikipedia.org/wiki/Farhad_Daftary Farhad Daftary]. [books.google.am/books?id=Qiyy6skgPfoC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Historical Dictionary of the Ismailis]. — Scarecrow Press, 2011. — P. 149.
  6. Баха ад-Дин Абу-л-Махасин Йусуф ибн Рафии ибн Тамйм. Часть 1. Предисловие // Саладин: Победитель крестоносцев / Пер. с араб.. — СПб: Диля, 2009. — 432 с. — ISBN 978-5-88503-890-4.
  7. 1 2 Маалуф Амин. Крестовые походы глазами арабов. 2006. Перевод Лащука И.Л. по изданию: Amin Maalouf. Les Croisades vues par les arabes. Paris, 1983.
  8. Баха ад-Дин Абу-л-Махасин Йусуф ибн Рафии ибн Тамйм. Часть 2. Глава 1. // Саладин: Победитель крестоносцев / Пер. с араб.. — СПб: Диля, 2009. — 432 с. — ISBN 978-5-88503-890-4.
  9. Lyons, M. C.; Jackson, D.E.P. (1982). Saladin: the Politics of the Holy War. Cambridge University Press. ISBN 978-0-521-31739-9.

Ссылки

  • Вальтер Скотт [www.lib.ru/PRIKL/SKOTT/scott19.txt «Талисман или Ричард Львиное Сердце в Палестине»]
  • [www.echo.msk.ru/programs/vsetak/545254-echo/ Рыцарь Востока — Султан Саллах-Ад-Дин. Программа «Эха Москвы» из цикла «Всё так»]
  • ROSEBAULT, CHARLES J. [www.medievalist.globalfolio.net/eng/r/rosebault_saladin/_content.php «Saladin. Prince of Chivalry»]
  • [middleages.at.ua/publ/krestovye_pokhody/krestovye_pokhody/mech_allakha/22-1-0-32 Меч Аллаха] middleages.at.ua 23.01.2012
  • Фатима Манзур. [www.islam.ru/content/history/salah-ad-din Салах ад-Дин]. Ислам.ру (12 июля 2012). Проверено 6 мая 2013. [www.webcitation.org/6GWJaxQ3N Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].


Отрывок, характеризующий Салах ад-Дин

– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.