Салина, Надежда Васильевна

Надежда Васильевна Салина
Н. В. Салина и Г. А. Бакланов с С. В. Рахманиновым во время первой постановки оперы «Франческа да Римини» 1906 г.
Основная информация
Профессии	оперная певица, педагог
Коллективы	Русская частная опера С.Мамонтова (Москва), Большой театр, Мариинский театр, Московская консерватория, Первый муз. политехникум

Наде́жда Васи́льевна Са́лина (30 августа (11 сентября) 1864 — 4 апреля 1956) — российская певица (сопрано). Заслуженная артистка императорских театров (1908). Мать композитора А. И. Юрасовского.

Биография

Родилась в семье артистов: отец — скрипач Василий Захарович Салин (1842—1907), мать — актриса М. И. Самарина.

В 1880—1884 годах училась в Санкт-Петербургской консерватории (класс пения Е. Ф. Цванцигер и Камилло Эверарди; класс фортепьяно С. А. Малоземовой). В эти годы уже стала выступала на концертах.

По рекомендации А. Рубинштейна была принята в Московскую частную русскую оперу С. Мамонтова (дебютировала 9 января 1885 года в партии Наташи в «Русалке» А. Даргомыжского). Исполняла партии Эллен («Лакме» Л. Делиба, 1885), Кризы («Нерон» А. Рубинштейна, 1887). Одновременно, совершенствовала своё мастерство: неоднократно брала уроки в Париже у Полины Виардо и во Флоренции у Луиджи Ваннуччини (1887, 1888, 1893).

В 1888 году была приглашена в Московскую императорскую труппу; до 1908 года была солисткой Большого театра. Дебютировала в партии Маргариты в опере «Фауст» Ш. Гуно; в сезоне 1892/93 гг. гастролировала на сцене петербургского Мариинского театра, в 1902 году — в Праге.

Салина была первой исполнительницей партий: Бьянки («Алая роза» Н. Кроткова, 2-я ред., 1886), Катарины Бригадини («Анджело» Ц. Кюи, 2-я ред., 1901), Настасьи Микуличны («Добрыня Никитич» А. Гречанинова, 1903), Дамаянти («Наль и Дамаянти» А. Аренского, 1904), Франчески («Франческа да Римини» С. В. Рахманинова, 1906). Она считалась одной из лучших исполнительниц на русской сцене партии Лизы в («Пиковой даме» П. Чайковского; эта роль была поручена певице по желанию композитора; она стала одной из первых исполнительниц на сцене Большого театра. Оперный репертуар певицы насчитывал свыше 52 партий.

В 1904 году вошла в состав 1-го московского квартета, выступавшего с концертами в Малом зале Дворянского собрания.

В 1918 году Надежда Салина исполнила сольную партию в «Stabat Mater» Дж. Россини на торжественном вечере во МХАТе, на сороковой день смерти С. И. Мамонтова.

Известный музыкальный критик С. Н. Кругликов отмечал: «Госпожа Салина — прелестная певица. Она образец школы, пример для начинающих. Передача её исполнена мягкости и вкуса и как свеж этот неменяющийся голос». А. К. Глазунов посвятил ей романс «Птичка».

Завершив артистическую карьеру в 1908 году, стала преподавать в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества. В 1922—1924 годах преподавала в Московской консерватории, в 1930 году — на курсах в ГИМНе, в 1932 — в Первом музыкальном политехникуме. В 1941 году ею была написана книга воспоминаний «Жизнь и сцена».

Похоронена вместе с мужем, известным врачом-акушером Иваном Константиновичем Юрасовским, на Измайловском кладбище в Москве.

Источники

• Салина Надежда Васильевна // Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — Изд. 2-е испр. и доп. — М., 2008.
• Салина Надежда Васильевна // Вокально-энциклопедический словарь: Биобиблиография : в 5 т. / М. С. Агин. — М., 1991-1994.

Отрывок, характеризующий Салина, Надежда Васильевна

Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.