Салтыков, Алексей Петрович

Алексей Петрович Салтыков <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Казанский губернатор
1719 — 1725
Предшественник:	Пётр Самойлович Салтыков
Преемник:	Иван Алексеевич Менгден
Московский губернатор
июль 1713 — 2 мая 1716
Предшественник:	Михаил Григорьевич Ромодановский
Преемник:	Кирилл Алексеевич Нарышкин
Род:	Салтыковы
Отец:	Пётр Михайлович Салтыков
Супруга:	Наталья Михайловна Ромодановская

Алексей Петрович Салтыков — один из сыновей Петра Михайловича Салтыкова, боярин, в петровское время — московский и казанский губернатор.

Ранние годы

Представители старшей ветви рода Салтыковых производились прямо из стольников в бояре. Алексей Петрович получил боярский сан в 1682 г. и через 7 лет служил воеводой в Астрахани. Во время первого заграничного путешествия Петра, Салтыкову, в феврале 1698 г., поручено было начальство над Рязанским полком, снаряжавшимся «для промыслу над неприятели басурманы и для береженья завоеванных турецких городов Азова и др.».

Московский губернатор

В 1711 г. он заведовал Провиантским приказом, затем в 1713 г., по смерти своего тестя М. Г. Ромодановского, назначен был московским губернатором. Салтыков получил это место, как говорили, по старанию сенаторов, особенно Мусина-Пушкина и Долгорукого; вскоре крупное столкновение с московским вице-губернатором Ершовым послужило поводом к устранению его от управления Московской губернией.

В конце 1715 г. В. С. Ершов публично уличал Салтыкова в том, что он «потакает ворам», потерял казенных денег с 50000 руб. и в следующем году обвинил его перед государем в «похищении и растерянии царского величества интереса». В оправдательном донесении к Петру 24 сентября 1716 г. Салтыков писал, что он не только не нанес казне никаких убытков, но имел «о сборах царского величества интереса многое прилежание, учинил в сборах многий прибор, против Ершова сборов, в 900000 руб., и в других интересах учинил многую прибыль».

Петр повелел Сенату «между губернатора и вице-губернатора московских разыскать в их ссорах» и в начале 1716 г. назначил временно начальником Московской губернии Кирилла Нарышкина, который после расследования дела окончательно заместил Салтыков в этой должности.

Казанский губернатор

В 1718 г. Салтыков принимал участие в суде над царевичем Алексеем и подписал его смертный приговор; участвовал он вместе с другими вельможами и в первой ассамблее у князя-папы Зотова. Затем, указом 2 мая 1719 г. он назначен был казанским губернатором, на место П. С. Салтыкова.

Кроме обычных вопросов губернского хозяйства, ему в этой должности доставляли много забот дела, которыми особенно интересовался Петр; он содействовал постройке судов для персидского похода и заготовлял провиант, разыскивал золотую руду, по указанию башкирца с Симбирской дороги, распределял по губернии лифляндских косцов для обучения крестьян снимать хлеб косами, наблюдал за малолетними крещеными татарами, отыскивал для государя девять ишаков, пересылал для кунсткамеры живого петуха о четырех ногах и монстра-младенца и проч.

Салтыков просил государя отставить его от дел уже в 1722 г., указывая на свою болезнь и смерть жены (урождённой княжны Ромодановской) и сына, но только в 1724 г. получил разрешение приехать в Москву. Литератор Александр Михайлович Салтыков приходился ему правнуком.

Литература

• Салтыков, Алексей Петрович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Салтыков, Алексей Петрович

– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.