Салтыков, Иван Петрович
Иван Петрович Салтыков | |||||||||
Дата рождения | |||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Дата смерти | |||||||||
Принадлежность | |||||||||
Звание | |||||||||
Сражения/войны |
Семилетняя война, | ||||||||
Награды и премии |
| ||||||||
Связи |
отец генерал-фельдмаршал П. С. Салтыков |
Граф Иван Петрович Салтыков (28 июня 1730 — 14 ноября 1805[1]) — русский генерал-фельдмаршал, московский главнокомандующий в 1797—1804 гг., владелец усадьбы Марфино. Единственный сын генерал-фельдмаршала Петра Семёновича Салтыкова.
Содержание
Биография
Службу начал в возрасте 15 лет в лейб-гвардии Семёновском полку с рядового. В 1758 г. состоял при императорском дворе в чине камер-юнкера.
За время Семилетней войны отличился при взятии Кенигсберга и Эльбинга, в сражении при Цорндорфе. После заключения мира произведён в генерал-майоры и получил от Петра III орден св. Анны 2-й степени, а в коронацию Екатерины II — александровскую ленту.
В первую войну с турками генерал-поручик Салтыков под знамёнами Румянцева участвовал в битве при Кагуле. Присутствовал при взятии Хотина. Начальствуя тяжёлой кавалерией, обратил на себя внимание храбростью, отмеченной Георгием 2-й степени и золотой шпагой с алмазами.
По окончании войны генерал-аншеф Салтыков командовал корпусом в польских провинциях, а в 1784 г. назначен был генерал-адъютантом и главой двух наместничеств — Владимирского и Костромского.
В 1780 году для поправления здоровья семейство Салтыковых поехало за границу; они посетили Берлин, Дрезден, Брюссель. Супруги жили три месяца в Лондоне и провели больше года в Париже, где делали такие огромные долги, что русский посланник при французском дворе в письмах к графу Воронцову называл их «бесчестьем всей нашей нации»[2].
В 1788 г. возобновившаяся война с Турцией снова призвала Салтыкова в ряды войск, и он ознаменовал себя повторным взятием Хотина. В 1790 г. Екатерина вверила ему командование финляндской армией и по заключении Верельского мира пожаловала звание подполковника гвардии Конного полка и алмазные знаки ордена св. Андрея.
В качестве военачальника Салтыков отличался больше храбростью, чем полководческим талантом, о котором Суворов, к примеру, отзывался весьма скептически. Разногласия с Румянцевым заставили его в 1795 г. выйти в отставку, однако в следующем году Павел I снова призвал его на службу, переименовал в генералы от кавалерии и назначил шефом Кирасирского полка, киевским генерал-губернатором, генерал-фельдмаршалом и генерал-инспектором над всей кавалерией.
В конце 1797 года граф И. П. Салтыков получил должность московского генерал-губернатора, которую некогда занимал и его отец. Фактически все бразды правления узурпировал любимец императора Павла — полицеймейстер Эртель. Граф Иван Петрович оставил за собой лишь командование военными парадами и блеск представительства. Москвичи долго потом вспоминали его пышный и расточительный образ жизни.
Смерть жены в 1802 г. стала для Салтыкова тяжёлым ударом и, окончательно расстроив его здоровье, побудила удалиться на покой. В 1804 г. он испросил отставку и переселился в Петербург в дом своего зятя Мятлева, где вскоре скончался. Похоронен подле отца в родовом поместье Никольское под Ростовом.
- Сержант (1748). Прапорщик (1750). Подпоручик (1756)[3].
- Получив чин камер-юнкера (24 июля 1759)[3], перешёл на службу ко двору.
- 1760 — Бригадир.
- 1761 — Генерал-майор.
- 1762 (22 сентября) — награждён орденом Святого Александра Невского[3]
- 1766 — Генерал-поручик.
- 1768—1774 — Участвовал в русско-турецкой войне.
- Способствовал поражению турецкого войска под Хотином.
- Был при Ларге под командованием П. А. Румянцева, где командовал частью кавалерии, но упустил время, не получив вовремя приказа о преследовании неприятеля.
- В битве при Кагуле командовал тяжелой кавалерией и способствовал полному разгрому турецкой армии.
- 1772 — Имея под своим началом более двадцати пехотных и кавалерийских полков, первым переправился через Дунай, осадив Рущук.
- 1773 — Генерал-аншеф.
- 1775 (10 июля) — награждён орденом Святого Георгия 2-й степени «За оказанное им неоднократное превозможение неприятеля в турецкую войну и переход за Дунай»[4]
- 1780 — Командовал сильным отрядом на южной границе России, затем — корпусом в польских провинциях.
- 1784 — Генерал-адъютант. Генерал-губернатор Владимирского и Костромского наместничеств.
- 1787—1791 — Участвовал в русско-турецкой войне в качестве командира дивизии.
- 1788 — Участвовал во взятии Хотина.
- 1789 — Командующий Кубанской дивизией на Кавказе.
- 1790 — Участвовал в русско-шведской войне в качестве главнокомандующего финляндской армией. После заключения мира со Швецией был пожалован в подполковники лейб-гвардии Конного полка.
- 1790—1795 — Командир корпуса.
- 1795 — Вышел в отставку.
- С восшествием на престол Павла I рескриптом императора возвращен на военную службу и переименован в генералы от кавалерии, назначен шефом кирасирского полка, инспектором кавалерии и Киевским губернатором.
- 15 декабря 1796 — Генерал-фельдмаршал, генерал-инспектор кавалерии с подчинением ему Украинской армии (до выздоровления графа Румянцева).
- 2 ноября 1797 — Первый московский военный губернатор и начальствующий в Московской губернии по гражданской части.
- 1797 (1 декабря) — Шеф Екатеринославского кирасирского полка (по 01 мая 1804)[5].
- 2 ноября 1804 — Вышел в отставку по собственному желанию.
- Орден Святого апостола Андрея Первозванного (24 ноября 1782)
- Алмазные знаки к Ордену Святого апостола Андрея Первозванного (1790)
- Орден Святого Георгия 2-й степени (10 июля 1775)
- Орден Святого Владимира 1-й степени (1789)
- Орден Святого Александра Невского (22 сентября 1762)
- Алмазные знаки к Ордену Святого Александра Невского (1770)
- Орден Святой Анны (9 июня 1762)
- Орден Святого Иоанна Иерусалимского, большой командорский крест (29 ноября 1798)
- Золотая шпага с алмазами (10 июля 1775)
- Золотая шпага с алмазами (1790)
Образ жизни
Один из богатейших вельмож своего времени, граф Салтыков был большим сибаритом, любил кутежи и женщин, но главной его страстью была охота, которой он посвящал всё свободное время, имея до ста человек псарей. Филипп Вигель, часто бывавший в гостеприимной салтыковской усадьбе Марфино под Мытищами, оставил следующую характеристику её хозяина:
В графе Иване Петровиче Салтыкове можно было видеть тип старинного барства, но уже привыкшего к европейскому образу жизни; он любил жить не столько прихотливо, как широко, имел многочисленную, но хорошо одетую прислугу, дорогие экипажи, красивых лошадей, блестящую сбрую; если не всякий, то по крайней мере весьма многие имели право ежедневно садиться за его обильный и вкусный стол. В обхождении его, весьма простом, был всегда заметен навык первенства и начальства; вообще он был ума не высокого, однако же не без способностей и сметливости; он не чужд был даже хитрости, но она в нем так перемешана была с добродушием, что его же за то хвалили.
Каждый день за обедом и ужином у Салтыкова выкладывали шестьдесят приборов; каждое воскресенье съезжалось к нему на бал несколько сот человек. Вкупе с частным театром и многолюдными выездами на охоту такой образ жизни вводил его в большие расходы. В итоге граф Салтыков оставил своему единственному сыну шестнадцать тысяч крестьян, в том числе тысячу двести человек дворовых людей, и два миллиона восемьсот тысяч долга[6].
Семья
Женат на графине Дарье Петровне Чернышёвой (1739—1802), дочери дипломата П. Г. Чернышёва, женщине весьма колоритной, почитавшейся одним из столпов московского допожарного общества. Дети:
- Прасковья Ивановна (1772—1859) — фрейлина, в 1795 году вышла замуж за сенатора Петра Васильевича Мятлева (1756—1833), их сын — известный поэт-юморист Иван Мятлев.
- Екатерина Ивановна (1776—1815) — фрейлина с 1795 года, умерла девицей.
- Анна Ивановна (1777—1824) — фрейлина, в феврале 1800 года вышла замуж за сенатора графа Григория Владимировича Орлова (1777—1826), сына В. Г. Орлова. Она была привлекательной и умной женщиной. По болезни постоянно пребывала за границей, в Париже имела литературный салон. Умерла бездетной во Франции.
- Пётр Иванович (1784—1812), с 1799 года камергер. Кавалер орденов Св. Георгия 4-го класса и Св. Владимира 4-й степени, был тяжело ранен в Аустерлицком сражении. В незабываемый 1812 год он сформировал собственный гусарский полк (названный Салтыковским), пожертвовав значительную частью своего состояния на его вооружение. Ежедневно навещая в лазаретах больных солдат, заразился горячкой и в 28-летнем возрасте скончался в чине полковника холостым.
- Praskovya Myatleva by anonymous (Tropinin museum).jpg
Прасковья
- Anna Iv. Orlova (Saltykova) by A.C.Ritt (1793).jpg
Анна
- P. I. Saltykov.jpg
Пётр
Напишите отзыв о статье "Салтыков, Иван Петрович"
Примечания
- ↑ Волков С. В., Генералитет Российской империи. М.: Центрполиграф, 2009. Т. 2. С. 449
- ↑ Е. П. Карнович. Замечательные богатства частных лиц в России.- Спб., 1874.- С. 95.
- ↑ 1 2 3 Кавалеры Императорского ордена святого Александра Невского. М.: Русскiй мiр, 2009. Т. 1. С. 493
- ↑ Шабанов В. М., Военный орден святого великомученика и победоносца Георгия. М.: Русскiй мiр, 2004. С. 116
- ↑ Подмазо А. Шефы и командиры регулярных полков русской армии (1796—1815). М., 1997.
- ↑ [wars175x.narod.ru/bgr_slt.html Дм. Бантыш-Каменский. «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов». СПб 1840 г.]
Источники
- Великий князь Николай Михайлович. «Русские портреты XVIII и XIX столетий». Выпуск 2, № 104.
- Бантыш-Каменский, Д. Н. 33-й Генералъ-Фельдмаршалъ Графъ Иванъ Петровичь Салтыковъ // [militera.lib.ru/bio/bantysh-kamensky/36.html Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. В 4-х частях. Репринтное воспроизведение издания 1840 года]. — М.: Культура, 1991.
|
Отрывок, характеризующий Салтыков, Иван Петрович
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
- Родившиеся 28 июня
- Родившиеся в 1730 году
- Умершие 14 ноября
- Умершие в 1805 году
- Кавалеры ордена Святого апостола Андрея Первозванного
- Кавалеры ордена Святого Георгия II класса
- Кавалеры ордена Святого Владимира 1 степени
- Кавалеры ордена Святого Александра Невского
- Кавалеры ордена Святой Анны 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Иоанна Иерусалимского (Россия)
- Кавалеры золотого оружия «За храбрость»
- Персоналии по алфавиту
- Похороненные в Ростовском районе
- Генерал-фельдмаршалы (Российская империя)
- Главы Москвы
- Камер-юнкеры (Россия)
- Московские генерал-губернаторы
- Киевские генерал-губернаторы
- Генерал-адъютанты (Российская империя)
- Участники Семилетней войны
- Участники Русско-турецкой войны (1768—1774)
- Участники Русско-турецкой войны (1787—1791)
- Участники Русско-шведской войны 1788—1790
- Салтыковы
- Костромские губернаторы
- Владимирские губернаторы
- Конногвардейцы