Салтыков, Семён Андреевич

Семён Андреевич Салтыков<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Обер-гофмейстер, сенатор
Род:	Салтыковы
Отец:	Андрей Иванович Салтыков
Супруга:	Фёкла Яковлевна Волынская
Дети:	3 сына
Награды:

Граф Семён Андреевич Салтыков (апрель 1672 года — 1 октября 1742, Москва) — командир Преображенского полка, сенатор, обер-гофмейстер, кавалер ордена Андрея Первозванного.

Отец генерал-фельдмаршала П. С. Салтыкова, дед генерал-фельдмаршала И. П. Салтыкова.

Биография

Представитель ярославской ветви старинного рода Салтыковых. Родился в апреле 1672 года в семье стольника Андрея Ивановича Салтыкова (ум.1703).

В 1697 году направлен Пётром I в Англию и Голландию для изучения морского дела, но, вернувшись обратно с недостаточными познаниями в морских науках, был определён по службе в сухопутные войска. Начал службу в Преображенском полку, участвовал в событиях Северной войны. В феврале 1712 года назначен командиром батальона лейб-гвардии Преображенского полка.

6 января 1719 года к званию гвардии майора получил чин бригадира, 12 ноября того же года назначен членом Военной коллегии. 28 января 1722 года произведён в генерал-майоры. В 1725 году, 21 мая, в числе первых девятнадцати, был награждён орденом Св. Александра Невского. В 1726 году «произведён к присутствованию в Высоком Сенате».

3 февраля 1727 года произведён в генерал-лейтенанты. Осенью того же года принял активное участие в свержении А. Д. Меншикова. 7 сентября Пётр II объявил гвардии, чтобы она слушалась только его приказов, которые он будет передавать ей через Салтыкова и Юсупова. На следующий день Салтыков объявил Меншикову о его аресте, ещё через два дня сообщил ему о лишении чинов и орденов. За точное выполнение приказа Салтыков 11 октября 1727 года был произведён в подполковники лейб-гвардии Преображенского полка и назначен командиром этого полка.

9 сентября 1728 года был назначен состоять при малороссийском гетмане вместо Фёдора Наумова, но уже 23 декабря того же года был заменён А. И. Шаховским.

Принял активное участие в событиях 1730 года, когда занял сторону Анны Иоанновны, родственником которой являлся. 25 февраля императрица приказала гвардии повиноваться только Салтыкову и только ему. После победы Анны Иоанновны 6 марта произведён в полные генералы, назначен обер-гофмейстером с поручением заведывать Московской дворцовой канцелярией, а 30 марта того же года награждён орденом Св. Андрея Первозванного. 24 ноября того же года пожалован званием генерал-адъютанта.

В 1731 году получил 800 крестьянских дворов в Московском, Нижегородском и Казанском уездах.

После переезда двора в 1732 году из Москвы в Санкт-Петербург был оставлен в Москве главнокомандующим, с тайной инструкцией тщательного наблюдения за всеми административными учреждениями и начальствующими лицами.

28 января 1733 года возведён в графское достоинство. В том же году ему было предписано присутствовать в Московской сенатской конторе. В 1736 году получил выговор от императрицы за то что судебные дела решаются медленно и часто по «партикулярным страстям». В 1739 году после восстановления в Москве должности генерал-губернатора и назначения на эту должность генерал-фельдмаршала Трубецкого утратил своё значение первого лица в Москве.

После вступления на престол Елизаветы Петровны ему было предписано присутствовать в обновлённом Сенате. Умер 1 октября 1742 года в Москве. Похоронен в Никитском женском монастыре.

Семья

Жена — Фёкла Яковлевна Волынская (троюродная тётка кабинет-министра). Дети:

• Пётр Семёнович Салтыков (1698—1772) — генерал-фельдмаршал, командующий русской армией во время Семилетней войны, генерал-губернатор Москвы.
• Владимир Семёнович Салтыков (1705—1751) — вице-губернатор Москвы.

Источник

• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921723#?page=119 Салтыков, Семен Андреевич] // Русский биографический словарь. В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова.

Отрывок, характеризующий Салтыков, Семён Андреевич

Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».