Саманиды

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Саманидов государство»)
Перейти к: навигация, поиск
Государство Саманидов
перс. امارت سامانیان‎
←
 
←
819 — 999


→
 
→



Государство Саманидов на пике могущества при Исмаиле Самани
Столица Самарканд в 819—892 годах,
Бухара в 892—999 годах
Крупнейшие города Бухара(200,000), Балх(200,000), Мерв(500,000), Нишапур(125,000), Самарканд(120,000), Мешхед, Герат
Язык(и) персидский, тюркский, арабский
Религия ислам суннитского мазхаба
Площадь 2,850,000 км²
Население 10,000,000 персы, тюрки, арабы
Форма правления Эмират
Династия Саманиды
Эмир
 - 819 до 855 Яхья ибн Асад
 - 999 - 1005 Исмаил аль-Мунтасир
История
 -  819 Основано - Саман-худат
 - 892 до 907. Наибольшего могущества достигло при - Исмаил Самани
 -  Первое официальное государство таджиков
Преемственность
← Саффариды
Караханидское государство →
Газневидское государство →
К:Появились в 819 годуК:Исчезли в 999 году

Самани́ды (перс. سامانیان‎) — правящая династия, основавшая Государство Самани́дов, которое занимало Хораса́н и Маверанна́хр в 819—999 годах. Основатель династии — Саманхуда́т по данным Абу Бакра Наршахи́ и Хамзы Исфахани́ был из кишлака Сама́н в Балхе, по данным Шамсуддина аль-Мукаддаси также из кишлака под названием Сама́н, но уже вблизи Самарканда. Наибольшее могущество Государство Саманидов достигло в 892—907 годах при Исмаиле Самани́. История Саманидов является частью истории современных республик Узбекистана и Афганистана[1].





История династии

Название получила от имени землевладельца Саман-худата из Балха (область на севере Афганистана). Имя Саман-худат, по словам Наршахи, происходит от деревни Саман, которую он основал[2]. Впоследствии представители династии вели своё происхождение от Бахрама Чубина[3] и одного из семи Великих домов Парфии Мехранов. Саман-худат принял ислам, а его внуки служили халифу Аль-Мамуну в Хорасане. За помощь, оказанную при подавлении антиарабского восстания Рафи ибн Лейса (806—810), сыновья и внуки Самана получили в 819 году в управление все наиболее важные области Мавераннахра. Нух стал правителем Самарканда, Ахмад — правителем Ферганы, Яхъя — правителем Шаша, Илйас — правителем Герата.

В 875 году Наср ибн Ахмад назначен халифом аль-Мутамидом наместником Мавераннахра. Его резиденцией был город Самарканд. Впоследствии эта область стала ядром саманидского государства. При Саманидах северные окраины Маверанахра и Фергана были исламизированы.

В 888 году Исмаил ибн Aхмад разгромил своего брата Насра, а после его смерти в 892 году стал верховным правителем Саманидов. Столица была перенесена в Бухару. В 893 году Исмаил ибн Ахмад совершил удачный набег против карлуков, кочевавших в степях за Сырдарьёй, разграбив при этом их столицу Талас.

Успехи в борьбе с тюркскими кочевниками способствовали экономическому подъёму саманидского государства. Через территорию Маверанахра шёл поток тюркских рабов, поставлявшихся в армии почти всех мусульманских правителей. При Саманидах наблюдается расцвет культуры и средневековой науки. При этом развивается не только традиционная арабоязычная литература. Столица Саманидов Бухара стала также центром новоперсидского языка и литературы. Так именно при Саманидах Фирдоуси начинает работу над созданием иранского национального эпоса Шах-наме.

В 900 году Исмаил I ибн Ахмад разгромил и взял в плен Саффарида Амр ибн Лейса. За это Исмаилу было пожаловано от халифа наместничество в Хорасане. До них здесь правили династии Саффаридов, Тахиридов. Вассалами Саманидов к этому времени стали правители Хорезма, Саффариды в Систане, местные династии Афганистана.

Вскоре Саманидам удалось установить полную независимость от Багдада (875—999 гг.).

Упадок государства Саманидов наблюдается с середины X века. Череда дворцовых переворотов, возросшая роль землевладельческой и военной аристократии (см. Алп-тегин) подорвали попытки по централизации управления. Восстание в Хорасане освободили эту область от власти Бухары.

Династия Саманидов прекратила своё существование при Абд аль-Малике II после взятия в 999 году Бухары тюрками-караханидами. Последний Саманид Исмаил ал-Мунтасир был убит в 1005 году. Его мавзолей сохранился до наших дней.

Территория государства Саманидов

Государство Саманидов включало в себя две крупные области: Маверанна́хр и Хораса́н. К Мавераннахру относились все территории, расположенные к северу от реки Амударья. Среди них ведущими в экономическом, культурном, религиозном и политическом отношении были Бухара, Самарканд, Хорезм, Уструшана, Чач, Фергана, Кеш, Насаф. К Саманидскому государству в той или иной степени принадлежали и области в бассейне верхнего течения и притоков Амударьи — Чаганиян, Хутталь, Кубадиян, Ахарун, Шуман, Вашгирд, Рашт, Кумед, Бадахшан, Курран, Шикинан, Вахан, Рушан, почти вся территории современного Узбекистана, северные области Афганистан, часть территории Таджикистана, автономного республики Бадахшан и афганский часть провинции Бадахшан. Вилояты (перс. ولایت‎ — область) делились на рустаки (перс. روستاق‎ — округ), те в свою очередь — на города и кишлаки[4].

Культура при Саманидах

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 в этом разделе не хватает ссылок на источники информации.
Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники.
Эта отметка установлена 21 сентября 2014 года.
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

При централизованном государстве Саманидов их земли процветали, особенно развились ремесленное производство и торговля, о чём говорит использование саманидских серебряных монет во всей Центральной Азии. Литературными центрами в саманидском государстве были Самарканд, Балх, Мерв, Нишапур и др. Но законодательницей мод в поэтическом мире была Бухара, — бухарские правители приглашали ко двору лучших стихотворцев. Самарканд и Бухара стали признанными культурными центрами, где процветала персидская литература. При Саманидах наука, искусство и культура таджикского народа достигла высокого уровня. Государство Саманидов просуществовало более 100 лет мирной жизнью, что способствовало расцвету в нём городов, ремесла, развитию земледелия и торговли, горного дела. Это была подлинная эпоха Возрождения, давшая миру великих гуманистов, таких, как основоположник персидской поэзии Рудаки, создатель бессмертной поэмы «Шахнаме» А. Фирдоуси, великий учёный-энциклопедист и мыслитель, географ, астроном и математик Аль-Бируни и всемирно известный персидский[5] учёный-энциклопедист Ибн Сина (Авиценна) и др. Расцвели философия и история. Это было время основания иранской исламской культуры. Одним из важнейших вкладов этого времени в исламскую культуру была новая техника обработки керамики из Нишапура и Самарканда, позволяющая сохранять роспись после обжига и покрывать её глазурью. Основной керамической продукцией были вазы и тарелки, украшенные стилизованными сасанидскими мотивами: всадниками, птицами, львами и арабской каллиграфией. Процветали литьё из бронзы и иная металлообработка. Сохранилось немного зданий этого периода, однако мавзолей Исмаила Самани (907) всё ещё стоит в Бухаре, показывая оригинальность архитектуры этого периода.

Вали

правители Самарканда

Вали Ферганы

Вали Шаша(Ташкента)

Вали Бухары

Вали Мавара ан-Нахра

Вали Мавара ан-Нахра, малик Машрика и Хорасана

Вали Джибала

Вали Горгана

Вали Рея

Вали Табаристана

Вали Систана

Саманидские эмиры

См. также

Напишите отзыв о статье "Саманиды"

Примечания

  1. ↑ НЭУ, 2000—2005, Сомонийлар.
  2. ↑ [www.vostlit.info/Texts/rus12/Narsachi/text2.phtml Мухаммад Наршахи. История Бухары. Ташкент. 1897, стр 77.]. Восточная литература. Проверено 12 ноября 2011. [www.webcitation.org/687He1ya0 Архивировано из первоисточника 2 июня 2012].
  3. ↑ Гумилев Л. Н. [kulichki.com/~gumilev/articles/Article101.htm#Article101note_2 «Подвиг Бахрама Чубина»]
  4. ↑ [nlrt.tj/images/Publication/samanidovglava1-3.pdf Негматов Н. Н. Государство Саманидов (Мавераннахр и Хорасан в IX—X вв.) — Душанбе: Дониш. 1977. — стр. 33 — 57.]
  5. ↑ Ibn Sina («Avicenna») Encyclopedia of Islam. 2nd edition. Edited by P. Berman, Th. Bianquis, C.E. Bosworth, E. van Donzel and W.P. Henrichs. Brill 2009. Accessed through Brill online: www.encislam.brill.nl (2009) Цитата: «He was born in 370/980 in Afshana, his mother’s home, near Bukhara. His native language was Persian.»

Литература

  • [www.indostan.ru/biblioteka/3_3221_0.html Гафуров Б. Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. — Душанбе: Ирфон,1989, 371+379 с.]
  • Сомонийлар — [www.ziyouz.com/index.php?option=com_remository&Itemid=57&func=fileinfo&id=582 Национальная энциклопедия Узбекистана]. — Ташкент, 2000—2005. (узб.)

Ссылки

  • [www.tyurk.ru/file3_71.shtm Поэзия эпохи Саманидов]
  • [yordam.manas.edu.kg/ekitap/pdf/Manasdergi/sbd/sbd22/sbd-22-12.pdf К вопросу о происхождении Саманидов]
Государство Саманидов на Викискладе?

Отрывок, характеризующий Саманиды

Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Саманиды&oldid=81616684»