Самарас, Спирос

Спирос Самарас Σπυρίδων Σαμάρας

Спирос Самарас (Спиридон Самарас, греч. Σπυρίδων Σαμάρας, в Италии Спиро Самара, итал. Spiro Samara; 29 ноября 1861, Корфу — 17 апреля 1917, Афины) — греческий композитор, автор Олимпийского гимна.

Учился музыке на Корфу у Спиридона Ксиндаса (по некоторым сведениям, Самарас был его внебрачным сыном), затем в 1875—1882 гг. в Афинской консерватории (у Анджело Маскерони и других итальянских специалистов) и наконец в 1882—1885 гг. в Парижской консерватории у Жюля Массне, Лео Делиба, Шарля Гуно и Теодора Дюбуа. В 1882 г. сочинил первую оперу (не сохранилась). В 1885—1911 гг. жил и работал в Италии как оперный композитор, дебютировав в 1886 г. оперой «Flora mirabilis» в миланском театре Ла Скала. Наибольшую известность получила опера «Мученица» (итал. La martire; 1894) на либретто Луиджи Иллика, постоянного либреттиста Джакомо Пуччини, с которым сопоставляли музыкальную манеру Самараса современники и исследователи. Поздние оперы Самараса были написаны на либретто Поля Милье.

Несмотря на постоянную жизнь в Италии, Самарас поддерживал связь со своей родиной и пользовался большим авторитетом в Греции. В частности, именно Самарас написал олимпийский гимн для первой официальной Олимпиады 1896 года (на слова Костиса Паламаса); в 1958 г. Международный Олимпийский комитет утвердил этот гимн в качестве официального Олимпийского гимна.

В 1911 г. Самарас вернулся в Грецию, рассчитывая возглавить Афинскую консерваторию. Однако под давлением местной музыкальной общественности, обвинявшей его в отрыве от национальных корней, Самарас не получил ни этого назначения, ни других соответствующих его дарованию возможностей. В последние годы жизни он сочинил несколько оперетт, а его последняя опера «Тигра» осталась неоконченной.

Литература

• Σπυρίδων-Φιλίσκος Σαμάρας, Επετειακός τόμος για τα 150 χρόνια από τη γέννησή του. — Κέρκυρα : Φιλαρμονική Εταιρεία Κέρκυρας, 2011. — 156 σελ. — (Δημοσιεύματα του Μουσείου Μουσικής «Νικόλαος Χαλικιόπουλος Μάντζαρος» · Μελετήματα · 2) ISBN 978-960-99715-1-5

Отрывок, характеризующий Самарас, Спирос

У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.