Самарийское ущелье

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Самарийское ущельеСамарийское ущелье

</tt>

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

Самарийское ущелье
Самарийское ущелье
Категория МСОП — II (Национальный парк)
35°16′16″ с. ш. 23°57′41″ в. д. / 35.27111° с. ш. 23.96139° в. д. / 35.27111; 23.96139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.27111&mlon=23.96139&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 35°16′16″ с. ш. 23°57′41″ в. д. / 35.27111° с. ш. 23.96139° в. д. / 35.27111; 23.96139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.27111&mlon=23.96139&zoom=9 (O)] (Я)
СтранаГреция Греция
Самарийское ущелье

Самари́йское уще́лье, также национальный парк Лефка-Ори (греч. Φαράγγι Σαμαριάς) — крупнейшее ущелье в Европе, расположено на юго-западной оконечности острова Крит в номе Ханья. Одна из наиболее известных достопримечательностей Крита. Длина ущелья около 18 километров, а ширина колеблется от 3,5 до 300 метров.

Название ущелье получило от деревни Самария, которая в свою очередь названа в честь церкви Осиас-Марьяс (греч. Οσίας Μαρίας).





История

Заселено ущелье Самария с незапамятных времен. Тут найдены остатки храмов посвященных, предположительно, Аполлону и Артемиде. В VI веке до н. э. в конце ущелья был построен город Тарра. Небольшой, однако автономный и широко известный, чеканивший свою монету. На монетах изображались: с одной стороны — голова дикой козы, а с другой — пчела. Речка, текущая вдоль ущелья, называлась Тарреос и ущелье наверняка имело то же название. Об ущелье у города Тарра упоминают древние авторы Диодор Сицилийский, Секлиот, Плиний Старший и другие. Своего расцвета город достиг во времена римского владычества.

В годы венецианского господства ущелье получило своё современное имя от византийской церкви Святой Марии (Осиа Мария): Осиа Мария—Са Мария—Самария.

В годы турецкого ига в ущелье скрывались от резни жители Сфакии и других областей. В жестоких сражениях сфакийцы сохранили ущелье от вторжения турок.

В период диктатуры Метаксаса (1935—1940) в этих местах нашёл убежище революционный генерал Мандакас с соратниками.

Во Вторую мировую войну через ущелье пролёг маршрут эмигрировавшего в Египет греческого правительства. Во время немецкой оккупации здесь был лагерь борцов Сопротивления. В 1942 и 1943 годах в ущелье работала экспедиция немецких учёных, которые впервые провели систематическое исследование флоры и фауны ущелья, сняли первый фильм об ущелье и диких животных его населяющих. Во время экспедиции погиб (сорвался с обрыва) известный естествоиспытатель Зиберт.

Во время гражданской войны в Греции в ущелье скрывались левые повстанцы, вплоть до июня 1948 года, когда, в одной из деревень они были окружены отрядом солдат и полицейских, и после тяжёлого боя были уничтожены. Здесь закончилась гражданская война на Крите.

В 1962 году ущелье получило статус национального парка. Тогда же из деревни Самария переселили жителей. Заповедник занимает площадь 4850 га. В конце ущелья, на берегу моря, расположена деревня Айя Румели (греч. Αγία Ρουμέλη).

Национальный парк

Флора и фауна

Цель создания заповедника — защита уникальной природы Белых гор (Лефка Ори) и особенно эндемической критской горной козы кри-кри (лат. Capra aegagrus creticus). Помимо кри-кри, в ущелье обитают и другие редкие виды животных и птиц. Это дикая кошка (в настоящее время крайне немногочисленна), различные виды орлов, куницы, барсуки.

Среди растений в ущелье так же встречаются критские эндемики. Это, например, диктамос, или эрондас и критский кипарис. Другие представители флоры ущелья: различные виды сосны, платаны, каменный дуб, клён критский, эбеновое дерево и множество других.

Туризм

Начиная с 1931 года, отделение Греческого альпинистского общества в городе Ханья организовывало провод по ущелью туристических групп. С 1962 года, с момента образования национального парка, походы приобретают более систематический характер, а в 1969 году, начались первые продажи туров в ущелье турагентствами. С начала 2000 по ущелью проходит в год 200 000 путешественников.[1] В некоторые дни на тропе может быть до 3000 человек одновременно. Избежать пробку можно, если отправиться в ущелье рано утром. Лучшее время в заповеднике — весна. Летом в ущелье удушающе жарко.

Вход в национальный парк расположен в 5 километрах от деревни Омалос. Туристический маршрут начинается на высоте 1250 метров над уровнем моря по тропе с деревянными ограждениями, проложенной по склону горы. Вся длина ущелья составляет 13 километров (часто фигурирует цифра 18 — расстояние от поселения Омалос до Айя Румели). Пеший проход занимает 4—6 часов. Неподготовленному человеку следует быть готовому к болезненному ощущению в голенях после спуска по «ступенькам». После спуска тропа идёт вдоль русла реки, которая летом практически пересыхает, поток воды периодически скрыт камнями. Горные вершины, возвышающиеся над ущельем, достигают высоты 2000 метров. Вся тропа размечена километровыми знаками, вдоль маршрута оборудованы места для отдыха, туалеты и источники с питьевой водой, а также противопожарное оборудование. Маршрут патрулируется сотрудниками лесничества на мулах.

В ущелье (прямо на маршруте и в стороне от него) есть несколько старинных церквей: церковь Агиос Николаос (Св. Николая) (построена на месте античного храма Аполлона или Артемиды), церковь Осиа Мариа (давшая название деревне Самарья и ущелью), церковь Христа, церковь Святой Марии Египетской (постройка датируется XII—XIII веками, на одной из стен различима надпись «1379», фрески датированы 1740 годом). Некоторые из храмов открыты для посещения. Примерно в середине пути расположены отреставрированные традиционные критские домики бывшей деревни Самария (жителей из неё переселили в 1962 году). В деревне есть телефон, пост лесной охраны, аптека, вертолётная площадка и несколько мулов, на случай проблем у туристов.

Самая узкая часть ущелья, теснина Портес (Ворота), находится приблизительно в 4 километрах от деревни Самария. Проход между отвесными скалами имеет в ширину около 3,5 метров, а в высоту скалы достигают 300 метров.

Выход из ущелья расположен примерно в 2 километрах от моря, в районе деревни Айя Румели. От причала в деревне туристов забирает паром идущий до Хора-Сфакиона, Палеохоры или Суйи — в эти населённые пункты проложены автомобильные дороги, тогда как из Айя Румели можно уехать только водным транспортом или пройти ущелье пешком в обратном направлении, что довольно тяжело. В Айя Румели есть гостиница, пансион и несколько таверн.

Зимой и весной во время проливных дождей по дну ущелья бежит бурный поток воды, со стен срываются камни. В это время национальный парк закрыт для туристов. Ночёвки в ущелье запрещены круглогодично. Вход на маршрут платный (2013 — 5 €, дети бесплатно), пункты контроля на входе и выходе из ущелья позволяют определить оставшихся в ущелье для их же безопасности. Вернуться можно через любой пункт, поэтому билет на корабль (2013 — 10 €) в цену не входит. Маршрут по сложности прохождения, окружающим пейзажам и способам прохождения и доставки туристов (автомобиль - пеший спуск - корабль) напоминает ущелье Маска на Тенерифе.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Самарийское ущелье"

Примечания

  1. Hanna, Nick: Kreeta, s. 113—116. Engl. alkuteos: Globetrotter Travel Guide Crete, suom. Roinila, Maija. Köln, Saksa: Könemann Verlagsgesellschaft mbH, 2000. ISBN 3-8290-3261-7

Литература

  • Андонис Г. Плимакис Ущелье Самарья // перевод на русский язык Ирини И. Наумиди. — G. Detorakis, Heraklion Biomechanical Area, 1998.


Отрывок, характеризующий Самарийское ущелье

Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.