Самарин, Иван Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Самарин
Имя при рождении:

Иван Васильевич Самарин

Дата рождения:

7 (19) января 1817(1817-01-19)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

13 (25) августа 1885(1885-08-25) (68 лет)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Театр:

Малый Театр

Спектакли:

«Горе от ума», «Ревизор»

Иван Васильевич Самарин (1817, Петербург — 1885, Москва) — актёр театра, драматург и педагог.





Биография

Иван Самарин родился 7 (19) января 1817 года в семье крепостного. В 1837 году окончил Московское театральное училище (педагог — М. С. Щепкин) и поступил в труппу Малого театра. Ранние роли (Молчалин в «Горе от ума» А. С. Грибоедова и Хлестаков в «Ревизоре» Н. В. Гоголя) помогли Самарину проявить комический талант, однако за ним закрепилось амплуа первого драматического любовника. Одной из наиболее успешных ролей стала сыгранная в 1839 году роль Чацкого в «Горе от ума». Первое выступление Самарина в этой роли не было удачным. Но он продолжал работать над сценическим образом, и вскоре многие современники считали что Самарину в полной мере создать гармонический образ, передать и личную, и общественную драму Чацкого[1]. Многие роли были сыграны им в комедиях Шекспира.

В 1864 году, сыграв в «Горе от ума» Фамусова, Самарин переходит к амплуа благородных отцов: Посадник в одноимённой пьесе А. К. Толстого, Муромский в «Деле» А. В. Сухово-Кобылина и другие.

Самарин проявил себя и как театральный педагог: с 1862 года он преподавал в Московском театральном училище (в числе его учеников Г. Н. Федотова, Н. А. Никулина), а с 1874 руководил драматическим отделением при Московской консерватории. В 1879 году впервые поставил на сцене Малого театра оперу «Евгений Онегин» П. И. Чайковского силами студентов оперного класса консерватории.

В 1884 году Чайковский сочинил Элегию в честь И. В. Самарина «Привет благодарности» для струнного оркестра C-dur, впоследствии известную как [www.youtube.com/watch?v=LfNAIV6LL9Y| Элегия памяти И. В. Самарина].

Перу Ивана Самарина принадлежат пьесы «Утро вечера мудренее» (1864), «Перемелется — мука будет» (1865), «Самозванец Луба» (1868), ставившиеся в провинции.

Иван Самарин скончался 13 (25) августа 1885 года, похоронен на Ваганьковском кладбище.

Адреса в Москве

Творчество

Роли в театре

Напишите отзыв о статье "Самарин, Иван Васильевич"

Примечания

  1. [www.russianculture.ru/formb.asp?ID=156&full Самарин Иван Васильевич]

Ссылки

  • [www.russianculture.ru/formb.asp?ID=156&full Биография на сайте «Культура России»]
  • [www.vagankovo.pogost.info/ Похоронен на 25 участке Ваганьковского кладбища ]

Литература

  • Рогачевский М. Иван Васильевич Самарин. — М. — Л., 1948.

Отрывок, характеризующий Самарин, Иван Васильевич



Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.