Самоа

Независимое Государство Самоа
самоан. Malo Sa’oloto Tuto’atasi o Samoa
англ. Independent State of Samoa

Флаг Герб
Девиз: «Fa'avae i le Atua Samoa (Богом создано Самоа)»
Гимн: «The Banner of Freedom»
Дата независимости	1 января 1962 (от Новой Зеландии)
Официальные языки	самоанский, английский
Столица	Апиа
Крупнейший город	Апиа
Форма правления	Парламентская монархия
О ле Ао О ле Мало Премьер-министр	Туиатуа Тупуа Тамасесе Эфи Туилаэпа Саилеле Малиелегаои
Территория • Всего • % водной поверхн.	166-я в мире 2832 км² 0,3
Население • Оценка (2011) • Плотность	187 820 чел. (189-е) 66,32 чел./км²
ВВП   • Итого (2011)   • На душу населения	670 млн долл. 3641 долл.
ИЧР (2013)	▲ 0,702 (средний) (96-е место)
Валюта	Тала (WST)
Интернет-домены	.ws
Телефонный код	+685
Часовые пояса	+13

Незави́симое Госуда́рство Само́а (самоан. Malo Sa’oloto Tuto’atasi o Samoa, англ. Independent State of Samoa [səˈmoʊə]) — островное государство в южной части Тихого океана, занимающее западную часть одноимённого архипелага. Предыдущие названия — Германское Самоа (1900—1914) и Западное Самоа (1914—1997). Было принято в Организацию Объединённых Наций 15 декабря 1976 года, с 1970 года — член Содружества Наций.

Столица страны, город Апиа, находится на острове Уполу, который является одним из двух наиболее крупных островов государства Самоа.

Этимология названия

Точное происхождение названия страны неизвестно. Существует несколько версий.

Согласно одной из них, «Самоа» представляет собой сокращённую форму слова «Sa-ia-Moa», что переводится с самоанского языка как «священный для Моа». С этой версией связана одна из легенд, согласно которой у бога Вселенной Тагалоа был сын по имени Моа и дочь по имени Лу. Выйдя замуж, Лу родила сына, которого также назвала Лу. Однажды ночью, во время сна, Тагалоа услышал, как его внук Лу напевал слова «Moa-Lu, Moa-Lu». Через некоторое время Лу изменил их порядок и стал петь «Lu-Moa, Lu-Moa», то есть поставив своё имя впереди имени своего дяди Моа. Тагалоа, услышав это, сильно разозлился, посчитав внука слишком высокомерным. Он попросил Лу почесать ему спину. Когда Лу начал делать это, Тагалоа схватил мальчика и начал бить его. Перепугавшийся Лу сбежал и отправился жить на землю. Тагалоа также предупредил внука о том, чтобы тот почитал своего дядю Моа. Лу вспомнил о наказе уже на земле и решил назвать свой новый дом «Sa-ia-Moa». Впоследствии это название трансформировалось в «Samoa».

Однако среди местных жителей наиболее популярна другая версия. Самоанцы указывают на то, что «Moa» означает или «центр», или «курица» (однако на островах Мануа это слово не используется в данном контексте; там курица обозначается словом «manu»). Поэтому название государства можно перевести с самоанского языка как «священный центр вселенной» или как «место моа» (моа — местная домашняя птица, напоминающая курицу).

К тому же «Moa» — это фамилия, которую носят обладатели королевского титула Туимануа.

География

Географическое положение

Страна расположена в западной части архипелага Самоа между 171°20’ и 172°50’ з.д. и между 14°10’ и 13°20’ ю.ш. Общая площадь суши составляет 2832 км² и включает два крупных острова — Савайи (1708 км²) и Уполу (1118,7 км²) — и 8 мелких (5,71 км²), из которых заселены только Маноно и Аполима.

Во владении Самоа — 130 000 км² исключительной прибрежной экономической зоны и 23 100 га рифов и лагун (глубиной не более 5 м).

Страна граничит с территориальными водами Токелау — на севере; Американского Самоа — на востоке; Тонга — на юге; островов Уоллис и Футуна — на юго-западе и Тувалу — на северо-западе.

Острова	Площадь (км²)	Население чел. (2006)
Савайи	1708	43 103
Уполу	1118,7	136 674
Нуусафее	0,02	—
Острова Аполима Страит
Маноно	3	889
Аполима	1	75
Нуулопа	0,01	—
Острова Алеипага
Нуутеле	1,08	—
Нуулуа	0,25	—
Намуа	0,20	—
Фануатапу	0,15	—
Всего	2832,41	180 741

Рельеф

Рельеф островов, входящих в состав Самоа, преимущественно гористый, так как острова являются продолжением подводного хребта вулканического происхождения. Самые высокие точки — Силисили (Савайи) (1857 м) и Фито (1115 м) (Уполу). Вершины на двух крупных островах прорезаны глубокими ущельями, в которых расположены широкие долины. Склоны, выходящие к морю, в основном, круты и обрывисты. Береговая полоса — узкая, изрезанная лагунами и коралловыми рифами. Именно в низменной прибрежной полосе между горными массивами и морем сосредоточены деревни самоанцев.

Русский мореплаватель О. Е. Коцебу, посетивший Самоа в 1824, писал о «щедрости здешней природы, одевающей в зелёный наряд даже самые обрывистые утёсы».

Климат

Климат Самоа — влажный тропический. Средняя годовая температура 26,5 °C, годовая амплитуда не превышает 2 °C.

По количеству выпадающих осадков год делится на 2 сезона: влажный (ноябрь — апрель), когда пассатная циркуляция часто нарушается циклонами, приходящими с северо-запада, и более сухой (май — октябрь), в это время на островах преобладают юго-восточные пассаты. На равнинах выпадает 2000-3000 мм осадков в год; количество их возрастает с высотой и достигает 5000-7000 мм. На наветренных (южных и восточных) склонах дождей выпадает больше, чем на подветренных (северных и западных). Средняя относительная влажность равна 80 %. Относительная влажность в среднем составляет 80 %, среднее годовое количество солнечных часов — 2500.

Преобладающее направление ветров — северо-восточное, на которое приходится 80 % времени влажного сезона и 50 % — сухого сезона. Средние скорости ветра — около 20 км/ч с порывами до 48 км/ч.

Самоа периодически подвергается воздействию тропических циклонов. В 1990 и 1991 годах на острова обрушились циклоны Офа и Вал, скорость ветра в которых достигала 180 км/ч. Самым опустошительным для страны был «ураган столетия», обрушившийся на Западное Самоа в январе 1966 года. Скорость ветра достигала 200 км/ч.

Геологическое строение

Сейсмографы обсерватории в городе Апиа довольно часто регистрируют подземные толчки, но эти толчки пока не вызывали разрушений. Несмотря на то, что все острова вулканического происхождения, только Савайи можно назвать вулканически активным. Последнее крупное извержение датируется 1700 годом, меньшие — 1904—1906 годами. Часть территории острова Савайи, покрытая молодыми лавами, почти лишена растительности. Однако в других районах в результате размыва и выветривания более древних вулканических пород образовались плодородные почвы. Особенно много таких земель на острове Уполу.

Полезных ископаемых в стране не найдено.

Водные ресурсы

Самоа со всех сторон омывается Тихим океаном. Острова Уполу и Савайи разделены проливом Аполима, в котором расположены более мелкие острова Маноно и Аполима. Более 3/4 населения страны имеет доступ к водопроводной воде. Тем не менее, большое количество воды теряется из-за утечек вследствие слабой инфраструктуры и плохой сохранности водопроводов.

Вулканическое происхождение Самоа оказало большое влияние на местность, которая изобилует мелкими реками и водопадами, кроме западной части Уполу и большей части Савайи. Традиционными источниками пресной воды для местного населения в этих районах являются грунтовые и дождевые воды. На Савайи для этих целей используют реки, несмотря на то, что они расположены ближе к побережью. Во время сухого сезона водоёмы часто пересыхают. Во многих районах количество поставляемой воды недостаточно для удовлетворения нужд в питье и гигиене.

В Апиа количество и качество поставляемой пресной воды уменьшается из-за неприспособленности водопроводов к быстрым течениям рек, являющихся главным источником пресной воды в столице. Некоторые районы Савайи также испытывают острую нехватку воды на протяжении всего года. Местные жители удовлетворяют потребности, собирая в цистерны дождевую воду.

Несмотря на обильные осадки, почти вся вода испаряется, а также впитывается пористой почвой в течение 3-6 месяцев после окончания дождливого сезона.

Почвы

Большая часть почв, расположенных в гористых районах островов, образована из вулканического пепла. В большинстве своём она содержит оливиновый базальт, при этом бедна калием и фосфором. Однако, частые осадки и благоприятные температурные условия способствуют повышению её плодородности.

На Самоа есть различия между почвами гор, возвышенностей и равнинных местностей. В горных районах наблюдается тенденция увеличения толщины слоя почвы с высотой, хотя, как правило, почвы этих районов Самоа не используются для нужд сельского хозяйства.

Флора и фауна

Флора Самоа разнообразна (насчитывается около 775 видов растений, из которых 30 % — эндемики архипелага). Среди растений встречаются лат. Atuna racemosa, лат. Bischofia javanica, лат. Canarium harveyi, лат. Glochidion ramiflorum, лат. Gnetum gnemon, лат. Hoya australis, лат. Macaranga harveyana. Две трети поверхности островов занимают влажные тропические леса, для которых характерно обилие древовидных папоротников. Встречаются ценные породы с очень твёрдой древесиной. Распространены крупнолистные миртовые и орхидеи. Леса расположены в основном на горных склонах, а на побережье преобладают возделываемые плантации. На вершинах наиболее высоких гор леса сменяют мелколесье и кустарники. 150 видов самоанских растений используются в медицинских целях. Фауна Самоа, как и других островов Полинезии, относительно бедна. До появления на островах человека из млекопитающих на суше обитали летучие мыши, а в прибрежных водах — дельфины. Древние полинезийские мореходы привезли сюда собак и свиней, а европейцы — крупный рогатый скот и лошадей. Также с кораблями на острова проникли крысы, расселившиеся по всему архипелагу.

Значительно разнообразнее представлены птицы (медоносы, сорные куры, голуби, мелкие попугаи и др.). Всего на острове постоянно обитают 43 вида птиц, из которых 8 — эндемики, например, зубчатоклювый голубь. Полинезийцы завезли сюда кур, а европейцы — другую домашнюю птицу. Из пресмыкающихся встречаются ящерицы (7 видов) и змеи (1 вид). Много насекомых, особенно бабочек (21 вид). На побережье водятся черепахи и крабы.

Океанские воды изобилуют рыбой, в том числе ценными промысловыми породами. Вдали от берегов водятся акулы, тунцы, макрель, меч-рыба, на мелководьях — кефаль, морские угри. На коралловых рифах обитают многочисленные моллюски.

История

Полинезийская культура

Острова Самоа, как и острова Фиджи и Тонга, были, как полагают некоторые учёные, заселены в V веке н. э. в ходе миграции представителей культуры лапита с островов Бисмарка, расположенных в Западной Меланезии.

По другим данным, заселение происходило на рубеже II и I тысячелетий до н. э.

Острова Самоа были одним из центров формирования полинезийской культуры. Именно с Самоа шло освоение островов и атоллов центральной и восточной части Тихого океана.

Об истории Самоа до появления там европейцев имеется крайне мало достоверных сведений. Из легенд и преданий, а также исходя из материалов немногочисленных археологических раскопок, известно, что между племенами, населявшими Самоа, Фиджи и Тонга, шло постоянное кровавое соперничество за доминирование в регионе. Империю Ту’и Пулоту (Тонга) сменила империя Ту’и Ману’а (Самоа), а её — Ту’и Тонга (ок. 950 н. э.). Аристократические семьи были связаны брачными узами, что поддерживало культурную и историческую близость государств.

К середине XVII века порты Самоа осуществляли основные торговые функции в регионе, как внутри Полинезии, так и в торговле с европейцами.

Европейцы на островах

Европейским первооткрывателем островов стал голландский путешественник Якоб Роггевен, высадившийся на Самоа в 1722 году. Впоследствии, в 1768 году, на архипелаге побывал французский мореплаватель Луи Антуан де Бугенвиль, назвавший его островами Мореплавателей. Вплоть до 1830-х годов, когда на острова начали прибывать английские миссионеры и торговцы, контакты с чужеземцами были весьма ограниченными. В августе 1830 года на Самоа свою миссионерскую деятельность начал член Лондонского миссионерского общества Джон Уильямс. Самоанцы имели репутацию дикого и воинственного народа, чему послужили частые столкновения местных жителей с французами, британцами, немцами и американцами, использовавшими Самоа до конца XIX века для заправки пароходов углём. К этому времени на Самоа шёл процесс разложения первобытнообщинного строя и формирования классового общества: островитяне делились на знать и рядовых общинников, возникли довольно крупные территориальные объединения во главе с верховными вождями.

К середине XIX века за контроль над островами разгорелось соперничество между Германией, Британией и США, что выражалось в направлении в район островов военных кораблей, поддержке враждующих между собой вождей Самоа, поставках им оружия, организации обучения и даже в прямом участии в междоусобных столкновениях. Уже с середины XIX века эти три государства начали увеличивать своё присутствие на Самоа: в 1847 году Британия открыло своё консульство в Апиа; в 1853 году за ней последовали США, а в 1861 году — Германия. В 1881 году соперники договорились признать самоанским королём верховного вождя Малиетоа Лаупепу, однако король Лаупепа в 1885 году вступил в открытый конфликт с немцами, которые в ответ стали поддерживать его главного соперника Тамасесе. Воспользовавшись фактическим господством Германии на Самоа и отсутствием единства среди англичан и американцев, немцы в 1887 году свергли Лаупепу, отправили его в изгнание, а королём провозгласили Тамасесе. Немецкий капитан Брандейс, назначенный премьер-министром, обложил всех самоанцев высокими налогами и, опираясь на немецкие военные корабли, попытался кровавыми репрессиями упрочить своё положение на островах. Эти действия повлекли за собой череду протестов среди коренных жителей. Во главе недовольных встал вождь Матаафа, пользовавшийся большой популярностью. После победы воинов Матаафы над войсками Тамасесе немецким властям пришлось отозвать Брандейса. Уязвлённый этой неудачей, германский консул приказал атаковать с моря деревни сторонников Матаафы.

Обеспокоенные агрессивными действиями немцев, правительства Британии и США отправили на острова вооружённые силы для отстаивания своих интересов. Это привело к восьмилетней гражданской войне, фактически инспирированной противоборствующими внешними силами. Все три страны отправили к Апиа свои военные корабли, и крупномасштабная война казалась неминуемой, однако 16 марта 1889 года сильным штормом флоту был нанесён серьёзнейший ущерб, что привело к прекращению военного конфликта. В результате Берлинского соглашения над островами был установлен протекторат трёх держав.

Однако уже в 1899 года острова Самоа были разделены на две части (линия раздела прошла по 171° з.д.): восточная группа, известная сейчас под названием «Американское Самоа», стала территорией США (острова Титуила — в 1900, Мануа — в 1905); западные острова получили название «Германское Самоа», а Британия отказалась от претензий в обмен на возврат Фиджи и некоторых других меланезийских территорий.

Первым немецким губернатором был назначен Вильгельм Зольф, который позже стал секретарём колоний Германской империи. В годы германского правления в стране постоянно проходили выступления против колониального режима. Самое крупное восстание, которое было жестоко подавлено германскими войсками, произошло в 1908 году. Подавление этого восстания послужило толчком к возникновению движения Мау продолжавшегося до 1960-х годов.

Самоа в XX веке

29 августа 1914 года новозеландский отряд численностью 1374 человека с целью захвата германской радиостанции высадился на Уполу. Не получив отпора от немцев, новозеландцы быстро овладели островами.

С конца Первой мировой войны до 1962 года Самоа находились под управлением Новой Зеландии, первоначально по мандату Лиги Наций, а позднее — ООН. Приблизительно пятая часть населения Самоа умерла в результате эпидемии гриппа 1918—1919 годов, отчасти из-за того, что новозеландские власти не смогли обеспечить карантин.

В начале 1920-х жители Западного Самоа основали патриотическую организацию «Мау» («Мнение») с лозунгом «Самоа для самоанцев», представлявшую собой ненасильственное народное движение против плохого обращения новозеландской администрации с народом Самоа. «Мау» руководил Олаф Фредерик Нельсон, наполовину самоанец, наполовину швед. Среди используемых форм протеста были неуплата налогов, прекращение работы на плантациях, неподчинение колониальному суду, создание собственных органов управления. Нельсон был изгнан из страны в период 1920-х — начала 1930-х годов, но продолжал поддерживать организацию финансово и политически.

28 декабря 1929 года новоизбранный лидер движения Тупуа Тамасесе Леалофи вывел «Мау» на мирную демонстрацию в Апиа. Полиция Новой Зеландии попыталась арестовать одного из лидеров демонстрации, что привело к столкновению. Полицейские начали беспорядочную стрельбу по толпе из пулемёта «Льюис». Лидер движения Тамасесе, пытавшийся внести спокойствие и порядок среди демонстрантов, был убит. Ещё 10 демонстрантов погибли в тот же день, а 50 в результате действий полиции получили пулевые ранения и увечья. Этот день в Самоа известен как «Чёрная суббота». Несмотря на постоянные репрессии, «Мау» росло, оставаясь ненасильственным движением.

После Второй мировой войны Западное Самоа из мандатной стало подопечной территорией Новой Зеландии, которая начала проведение политических реформ, в том числе предоставив территории ограниченное самоуправление. В 1961 году был проведён референдум, в ходе которого жители Западного Самоа высказались за предоставление независимости. С Новой Зеландией было подписано соглашение, согласно которому та взяла на себя оборону Западного Самоа, а также его представительство в сношениях с иностранными государствами. 1 января 1962 года Западное Самоа стало первым тихоокеанским островным государством, получившим независимость.

В июле 1997 года в конституцию страны были внесены поправки, закрепившие новое название государства — «Самоа», под которым оно вступило в ООН в 1976 году. Администрация Американского Самоа выступила с протестом против переименования, утверждая, что тем самым поставлена под сомнение национальная идентичность самого Американского Самоа. На Американском Самоа до сих пор в отношении Самоа и его жителей используются выражения «Западное Самоа», «западносамоанский».

Несмотря на то, что жители обоих Самоа принадлежат к одной нации и имеют один язык, между ними существуют культурные различия. Выходцы из Восточного Самоа обычно уезжают на Гавайи и на континентальную часть США, а сами жители перенимают специфические американские увлечения, такие как американский футбол и бейсбол. Выходцы из Западного Самоа обычно ориентированы на Новую Зеландию, чьё влияние можно оценить по большой популярности регби и крикета.

Самоа в XXI веке

17 декабря 2011 года Самоа вступило в ВТО.

С 31 декабря 2011 года Самоа сменила часовой пояс с UTC-10 на UTC+14. Технически это было выполнено через отмену 30 декабря. В результате Самоа оказалось к западу от линии перемены даты. Это было сделано для упрощения экономического взаимодействия с Австралией и Новой Зеландией.

Политическое устройство

Государственный строй

Конституция 1960 года, которая вступила в силу после обретения независимости, установила монархическую форму правления, основанную на Вестминстерской парламентской системе в сочетании с местными традициями и обычаями.

Законодательная власть

Законодательным органом страны является однопалатный парламент — Национальное законодательное собрание (Fono Aoao Faitulafono). В его состав входят по одному представителю от 41 территориального избирательного округа, шесть дополнительных членов, а также 2 депутата, избираемые людьми, включёнными в специальные избирательные списки граждан несамоанского происхождения. Правом избрания в ассамблею обладают только граждане Самоа. Депутаты избираются на основе всеобщего избирательного права. Срок полномочий депутатов — 5 лет.

На первом после выборов заседании члены парламента из своего состава избирают спикера.

Глава государства Самоа может в любой момент назначить перерыв в работе парламента, а также распустить его после консультаций с премьер-министром страны.

Парламент Самоа наделён правом издания законов посредством принятия законопроектов. После одобрения законопроекта парламентом он направляется на рассмотрение главе государства, который должен подписать или отклонить законопроект по рекомендации премьер-министра.

Исполнительная власть

См. также Монархи Самоа, Список премьер-министров Самоа.

Исполнительная власть Самоа сосредоточена в руках главы государства.

Титул главы государства на самоанском языке называется О ле Ао о ле Мало (самоан. O le Ao o le Malö), что можно перевести как «вождь правительства»: ао — титул вождей, мало означает «правительство».

В 1962 году, когда Самоа получило независимость, двум верховным вождям, Малиетоа Танумафили II и Тупуа Тамасесе Меаоле, было предоставлено пожизненное право занимать пост главы государства. Тупуа Тамасесе Меаоле скончался в 1963 году, Малиетоа Танумафили II умер 11 мая 2007 года в возрасте 95 лет. На тот момент он являлся самым пожилым из живущих монархов всего мира. Его преемник Туиатуа Тупуа Тамасесе Эфи (старший сын Тупуа Тамасесе Меаоле) был избран парламентом на пост главы государства, согласно конституции, сроком на пять лет 17 июня 2007 года.

По Конституции глава государства (за исключением первых двух О ле Ао о ле Мало) избирается Законодательным собранием из своего состава на 5 лет и может быть переизбран неограниченное количество раз. Глава государства имеет в основном представительские функции, но имеет право вето на решения парламента. Фактически на этот пост претендуют только члены семей Малиетоа и Тупуа.

Кабинет министров занимается общим руководством и контролем исполнительной власти страны, а также несёт коллективную ответственность перед парламентом. Кабинет министров возглавляет премьер-министр, который назначается главой государства по рекомендации парламента. Также глава государства по совету премьер-министра из числа депутатов Законодательного собрания назначает не менее восьми и не более двенадцати министров страны.

Судебная власть

Система судебных органов Самоа представлена апелляционным судом, Верховным судом, магистратскими судами, деревенским фоно (англ. Village Fono) и земельным судом (англ. Land and Titles Court).

Верховный суд Самоа — суд первой инстанции в рассмотрении уголовных и гражданских дел. Он состоит из председателя Верховного суда и нескольких судей. Председатель назначается главой государства по рекомендации премьер-министра. Другими судьями Верховного суда могут стать только лица, имеющие опыт практической деятельности в качестве барристеров на территории Самоа или другого предусмотренного законом Самоа государства в течение не менее 8 лет. Они назначаются главой государства по рекомендации Комиссии судопроизводства (англ. Judicial Service Commission).

Верховный суд также рассматривает апелляции на решения Мирового суда по искам, сумма которых от $40 и выше.

Председатель Верховного суда и его другие судьи составляют апелляционный суд, который рассматривает апелляции на решения Верховного суда по искам, сумма которых $400 и выше.

Конституция также предусматривает создание магистратского суда, или фаамасино фесоасоани, который рассматривает гражданские иски, сумма которых не превышает $40 (в отдельных случаях — до $200), а также уголовные дела, сумма ущерба по которым не превышает $40 (в отдельных случаях — до $200)..

Мировой суд действует согласно «Акту о мировом суде 1969 года». Он рассматривает гражданские иски, сумма которых не превышает $1000, а также уголовные дела, сумма ущерба по которым не превышает $1000..

Избирательные округа

Страна разделена на 41 избирательный округ, которые называются фаипуле (самоан. faipule). Они не выполняют каких-либо административных функций. Избирательными правами наделяются все граждане Самоа, достигшие 21 года.

Ранее только матаи (вожди) имели право голоса. Всеобщее избирательное право было введено в 1991 году, но до сих пор только матаи могут баллотироваться в парламент. В стране более 25 000 матаи, около 5 % из них — женщины.

Местное управление

На местном уровне деревнями и округами управляют матаи. Деревню населяет несколько аинг (общин). Глава самой знатной аинги является матаи всей деревни. Он заседает в деревенском совете (Фоно) вместе с главами других общин. Десять — двенадцать деревень составляют округ. В гостевом доме самой влиятельной деревни собирается окружное фоно, в котором участвуют главы всех деревень.

Округом (итумало) управляет окружной вождь, при этом в каждом итумало он носит свой титул, например:

• Аана — Туи Аана
• Аига-и-ле-Таи — Леиатауа
• Атуа — Туи Атуа
• Ваа-о-Фоноти — Таламаивао
• Палаули — Лиломаиава
• Сатупаитеа — Тонумаитеа
• Туамасага — Малиетоа

Политические партии

Основными политическими партиями страны являются Демократическая объединённая партия Самоа (ранее — Национальная партия развития Самоа — SNDP) и Партия защиты прав человека (HRPP). Действуют также Партия Самоа, Прогрессивная политическая партия Самоа и Христианско-демократическая партия.

В 1991 году HRPP заняла 39 из 40 мест в Фоно, на выборах в апреле 1996 года — 34 из 49 мест. На выборах в марте 2001 года HRPP заняла первое место, заняв 24 места в Фоно, но не получила парламентского большинства (SNDP получила 13 мест, объединённые независимые кандидаты — 11). В марте 2006 года HRPR получила 33 места, Демократическая объединённая партия Самоа — 10 мест, объединённые независимые кандидаты — 6 мест.

Внешняя политика и международные отношения

См. также: Список дипломатических миссий Самоа

Самоа является членом Содружества Наций, Организации Объединённых Наций (ООН) и её специализированных агентств, Азиатского банка развития, Форума тихоокеанских островов, Международного валютного фонда, Всемирной торговой организации и других международных организаций.

Дипломатические отношения между СССР и Западным Самоа были установлены в 1976 году. Тем не менее, на территории Самоа нет российского посольства. Чрезвычайным и Полномочным Послом в этой стране (по совместительству) с ноября 2012 года является Терещенко Валерий Яковлевич, Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации в Новой Зеландии.

Вооруженные силы

Самоа не имеет формальной оборонной структуры или регулярных вооруженных сил. Неофициальные военные связи существуют с Новой Зеландией, которая по Договору о дружбе 1962 г. обязуется откликнуться на любое обращение Самоа за помощью.

Административное устройство

Территория Самоа делится на 11 итумало (округов), которые сформировались ещё до появления на островах европейцев. Каждый округ имеет своё конституционное устройство (фаавае), основанное на традиционном порядке старшинства титулов в фаалупеге (традиционном приветствии) каждого округа.

Деревня, являющаяся административным центром округа, ведёт дела округа, координируя свои решения с центрами других округов. Например, центром округа Аана является Леулумоега. Верховный вождь Ааны носит титул ТуиАана. Совет вождей, который присваивает этот титул, — Фалеива (Дом девяти) — заседает в Леулумоеге. Аналогично этому ведутся дела в других округах. Так, например, в округе Туамасага титул верховного вождя называется Малиетоа и присваивается советом вождей Фале Туамасага, заседающим в Афеге.

№	Округ	Административный центр	Площадь округа, км²	Население округа, чел. (2011)	Плотность, чел./км²
Уполу
1	Туамасага	Афега	479	89 582	187,02
2	Аана	Леулумоега	193	21 769	112,79
3	Аига-и-ле-Таи¹	Мулифануа	27	5050	187,04
4	Атуа²	Луфилуфи	413	21 928	53,09
5	Ваа-о-Фоноти	Самамеа	38	1543	40,61
Савайи
6	Фаасалелеага	Сафотулафаи	266	13 736	51,64
7	Гагаэмауга³	Салеаула	223	7757	34,78
8	Гагаифомауга	Аопа	365	5035	13,79
9	Ваисигано	Асау	178	6759	37,97
10	Сатупаитеа	Гаутаваи	127	5304	41,76
11	Палаули	Ваилоа и Палаули	523	9357	17,89
	Всего		2832	187 820	66,32

¹ включая острова Маноно, Аполима и Нуулопа
² включая острова Алеипата и остров Нуусафее
³ часть округа расположена на Уполу (включая деревни Саламуму-Уту и Леауваа)

Население

Демография

По данным переписи 1986 года, в стране проживало 157 тысяч человек. К 2004 году численность населения возросла до 177,7 тысяч. По оценкам на июль 2007 года, население Самоа составляло 214 265 человек. По переписи 2011 года количество жителей Самоа составила 187 820 человек (96 990 мужского и 90 830 женского пола), из которых 96 % составляли самоанцы, 2 % — потомки от браков европейцев с полинезийцами, 1,3 % — европейцы и 0,6 % — другие. 36 735 человек городского населения и 151 085 живут в сёлах. Более 75 % населения страны живёт на Уполу, хотя этот остров в полтора раза меньше, чем Савайи, где проживают 24 % самоанцев. На долю островов Маноно и Аполима приходится около 1 % населения. Остальные мелкие острова необитаемы. Подавляющее большинство жителей сосредоточено на побережьях; внутренние районы обоих крупных островов заселены очень слабо. Наиболее плотно заселены северо-западное побережье Уполу и район столицы — Апиа.

38,3 % населения относится к возрастной группе до 15 лет, 56,8 % — к группе от 15 до 65 лет и 4,9 % — старше 65 лет. Рождаемость оценивается в 30,4 человек на 1000 жителей, смертность — 4,7 на 1000, эмиграция — 11,59 на 1000. Младенческая смертность составляет 15,6 на 1000 новорожденных. В последние годы сохраняется тенденция к сокращению численности населения Самоа (это объясняется тем, что молодёжь в поисках работы уезжает за рубеж, в основном в Новую Зеландию).

Массовая эмиграция из Самоа объясняется отсталостью местной экономики. Молодые люди покидают страну в поисках работы или ради более высоких заработков, а также из-за недовольства традиционными порядками, которые, по их мнению, не соответствуют реальностям современного мира. Основной поток миграции направляется в Новую Зеландию. Часть эмигрантов, скопив денег или закончив учёбу, возвращается на родину, другие же выписывают к себе семьи и навсегда покидают Самоа.

Религия

Христианство

92% самоанцев исповедуют христианство. Доля конгрегационалистов — 31,8 %, католиков — 19,4 %, методистов — 13,7 %, последователей Церкви святых последних дней — 15,1 %, последователей Ассамблеи Бога — 8,0 %, адвентистов седьмого дня — 3,9 %, других религии — 7,9 %, не указали — 0,2 %.

Бахаизм

Глава государства до 2007 года Малиетоа Танумафили II был приверженцем религии бахаи. В Самоа располагается один из семи Домов Поклонения религии Бахаи, основанный в 1984. Он располагается в Тиапапате в 8 км от Апиа.

Ислам

Начало истории Ислама в Западном Самоа приходится на 1985 год, когда несколько мусульманских рабочих оказались в стране, работая то по правительственному контракту или по одной из программ ООН. Однако, их число представляется незначительным и они не оказали никакого влияния на местное населения.

Языки

Официальные языки — самоанский и английский. Самоанский язык относится к полинезийским языкам, входящим в океанийскую зону австронезийской языковой семьи.

Самоанская письменность построена на основе латинской графики. Самоанская письменность была создана миссионерами ещё в 1834 году. На самоанском языке издаются главным образом учебники, религиозная литература, а также законы и распоряжения властей. В стране публикуется правительственный информационный бюллетень на самоанском языке, выходят два частных еженедельника со статьями на английском и самоанском языках. Оба эти языка используют в своих передачах местные радио и телевидение.

Города

Единственным городом и основным портом Самоа является столица — город Апиа, расположенный на северном побережье Уполу. Его население — 33 тыс. жителей. Город имеет форму разогнутой подковы на берегу бухты, отделённой от открытого моря грядой коралловых рифов. Через проход в этой гряде в бухту заходят океанские суда. В Апиа имеются больница, библиотека, обсерватория, кинотеатр, три гостиницы, несколько мелких предприятий; здесь расположены правительственные учреждения, а также конторы иностранных компаний, действующих в Самоа. Центр Апиа застроен одноэтажными и двухэтажными домами, над которыми возвышаются колокольни многочисленных церквей. Ближе к окраинам постройки европейской архитектуры сменяются традиционными и полутрадиционными жилищами. Город расположен на расстоянии 4500 км к северо-востоку от Канберры (Австралия), 4235 км — к юго-западу Гавайев и 2500 км — к северо-востоку от Окленда (Новая Зеландия).

Экономика

Преимущества: рост лёгкой промышленности привлекает иностранные фирмы, в основном японские. Быстрый рост благодаря улучшенной инфраструктуре для туризма и начала действия офшоров в сфере услуг. Сельское хозяйство в тропических условиях позволяет экспортировать в основном таро, кокосовое масло и молоко, какао и копру.

Слабые стороны: циклоны затрудняют развитие. Нестабильные международные рынки копры и какао. Плохая транспортная система. Зависимость от иностранной помощи и переводов граждан, живущих за рубежом.

Экономика Самоа традиционно зависит от гуманитарной помощи, частных переводов из зарубежных стран и экспорта продуктов сельского хозяйства. В сельском хозяйстве задействованы две трети рабочей силы страны, отрасль производит 90 % экспорта страны, включая кокосовый крем, кокосовое масло, нони (сок плода нони), бананы, копру и др.

Валовой внутренний продукт (ВВП) (по паритету покупательной способности) страны в 2006 году составил $1,218 млрд долларов США. По данным 2004 года производственный сектор — главный компонент ВВП (58,4 %), далее следуют сектор услуг (30,2 %), сельское хозяйство (11,4 %). Работоспособное население Самоа оценивается в 90 000 человек.

Промышленность и энергетика

В 1967 году крупная американская компания построила лесопромышленный комплекс на острове Савайи и приступила к заготовкам ценных пород древесины. Однако её хищнические действия вызвали недовольство правительства Самоа. В 1977 году оно расторгло соглашение с этой компанией, приобрело всю собственность компании и взяло лесозаготовки под свой контроль. Большая часть производимых лесоматериалов идёт на экспорт.

Помимо лесопромышленного комплекса промышленность страны состоит из нескольких небольших предприятий. Это мыловаренный и пивоваренный заводы, швейная фабрика, фабрика по производству мебели, кокосового масла, печенья, мороженого и кока-колы. Власти поощряют развитие народных художественных промыслов. Экспортом изделий народных мастеров занимается специальная правительственная организация.

35 % необходимой электроэнергии вырабатывается гидроэлектростанциями; остальные потребности в электроэнергии удовлетворяются за счёт импортируемого органического топлива.

Туризм

Туризм — развивающийся сектор, который в настоящее время составляет 25 % ВВП. Количество туристов увеличилось с 70 000 в 1996 до 100 000 человек в 2005. Правительство Самоа объявило о снижении роли государства в регулировании финансового сектора и поощрении инвестиций. Обозреватели отмечают, что гибкость рынка труда — основа для возможностей экономического роста. Развитию туристического сектора чрезвычайно способствовали вложение инвестиций в строительство гостиничной инфраструктуры, политическая нестабильность в соседних странах и договорённость правительства с компанией Virgin Airlines о запуске регулярных пассажирских авиаперелётов.

Среди основных объектов, посещаемых туристами:

• Апиа — среди достопримечательностей столицы Самоа посвящённая жертвам Второй мировой войны мемориальная башня, блошиный рынок и множество церквей;
• Музей Роберта Льюиса Стивенсона — дом писателя, расположенный в четырёх километрах от Апиа;
• Южный берег Уполу — пляжи Самоа: Матарева, Саламума и Аганоа, коралловые рифы Алеипата;
• Скала Папасеа — пятиметровый спуск с водопада в небольшое лесное озеро;
• Савайи — заповедники Тафуа и Фалеалупо, водопады Олемое, гейзеры Тага.

Сельское хозяйство и рыболовство

Самоа — аграрная страна, и 77 % её населения проживает в сельской местности. Благоприятные климатические условия позволяют выращивать большое количество тропических и субтропических плодов. В период немецкой колонизации страна производила в основном копру. Немецкие торговцы и поселенцы активно расширяли плантации и внедряли новые культуры, в частности какао и каучук, завозя для ухода за ними работников из Китая и Меланезии. Когда цены на натуральный каучук в конце Второй мировой войны резко упали, правительство Новой Зеландии начало поощрять выращивание бананов для удовлетворения собственного рынка.

Сегодня основные товары Самоа — копра, какао и бананы. Экспорт продукции сельского хозяйства в 2001 году оценивался в 5,1 млн долларов США. Производимое какао — высокого качества, используется в новозеландском производстве шоколада. Несмотря на хорошие условия для выращивания кофе, стабильное производство не налажено. Каучук производится в стране многие годы, но его экспорт оказывает незначительное влияние на экономику страны.

Самоа располагает также большими рыбными богатствами. Однако лов рыбы носит преимущественно потребительский характер и ведётся, как правило, с традиционных двухкорпусных лодок — катамаранов. Из-за отсутствия морских рыболовных судов, современного морозильного оборудования и рыбоконсервных предприятий страна не только не может экспортировать рыбу, но даже вынуждена ввозить рыбопродукты из-за рубежа. Поэтому правительство считает одной из неотложных задач создание собственной рыболовной индустрии.

Транспорт и коммуникации

В стране 2100 км дорог, в основном сельских. Действует паромное сообщение между островами Уполу и Савайи, а также с Паго-Паго (Американское Самоа). Международный аэропорт в Фалеоло (34 км от Апиа) может принимать воздушные суда вплоть до тяжёлых Боинг 747. Обеспеченность сотовыми телефонами — 130 шт. на тысячу населения (2003—2004).

Валюта

Валютой Самоа является тала, которая состоит из 100 сене («тала» и «сене» — эквиваленты слов «доллар» и «цент»). Тала была введена в обращение в 1967 году и сменила самоанский фунт по курсу 2 тала = 1 фунт (приравнена к новозеландскому доллару). Курс талы оставался равным курсу новозеландского доллара до 1975 года. Для обозначения валюты обычно используется символ WS$, также употребляются символы SAT, ST и T.

Внешнеэкономические связи

Основными статьями экспорта традиционно являются рыба, одежда, кокосовое масло, кокосовый крем, пиво и копра. Основные статьи импорта — велосипеды, оборудование, строительные материалы и товары для потребления. Основные партнёры — экспорт: Австралия (63 %), США, импорт: Новая Зеландия, Фиджи, Австралия, США и Япония.

Входит в международную организацию Стран Африки, Карибского бассейна и Тихоокеанского региона (ACP).

Культура

Образ жизни

Традиционный самоанский образ жизни (называемый фаа Самоа) остаётся важной составляющей самоанской жизни и политики. Подвергаясь на протяжении столетий европейскому влиянию, самоанцы тем не менее поддерживали свои исторические традиции, сохранили социальное и политическое устройство, свой язык.

Самоанская культура основывается на принципе валеалоаи — специфическая система отношений между людьми. Эти отношения основаны на уважении (фааалоало). Когда миссионерами на Самоа было принесено христианство, большая часть населения приняло его. В настоящее время 98 % населения идентифицируют себя как христиане. Оставшиеся 2 % либо идентифицируют себя как нерелигиозные, либо принадлежат к другим конфессиям.

Большинство самоанцев живёт в традиционных овальных хижинах (фале). Крыша из листьев пандануса или кокосовой пальмы располагается на деревянных столбах. Стены отсутствуют, но ночью и при плохой погоде проёмы между столбами завешивают циновками, которые в скатанном виде хранятся под крышей (по её периметру). Пол выложен ровной крупной галькой. Теперь встречаются фале и с железной крышей.

Основной социально-экономической ячейкой общества Самоа является община (аинга), которая состоит из трёх-четырёх поколений ближайших родственников по мужской линии, женщин, пришедших в общину по браку, и лиц, включённых в неё в результате усыновления или удочерения. Члены аинги (в среднем 40-50 человек) сообща владеют землёй и совместно выполняют все трудоёмкие работы.

Искусство

Татуировки

Как и на многих других полинезийских островах, самоанцы имеют два типа татуировок для разных полов. Татуировки для мужчин называются татау и состоят из сложных геометрических рисунков, размещённых от коленей до рёбер. Мужчину с такой татуировкой называют согаимити. Самоанским девушкам (тейне) делают малу, которые располагаются от места чуть ниже коленей до верха бёдер.

Музыка и танцы

Среди композиторов (фатупесе), авторов традиционных самоанских песен (песе), известны Толиафоа Талимуту, Песета Гатолоаи Сио, Малифа Фалетоэсе Лемалу, Анапу Лавеа Тэо, Калапу Луафатасага Калапу, Маиава Поуоно Ханкин, Комиси Фараимо.

Традиционный женский самоанский танец — сива. Этот танец схож с гавайской хулой — танцовщицы плавными движениями рук и ног в такт музыке «рассказывают» свою «историю». Мужские самоанские танцы более агрессивны и энергичны. Саса — мужской самоанский танец, в котором ряды танцоров совершают быстрые синхронные движения под удары барабанов или свёрнутых циновок. Его название с самоанского языка переводится как «шлепок», потому что он сопровождается шлепками по разным частям тела.

Музеи

Музей Роберта Льюиса Стивенсона (Ваилима, 4 км от Апиа) — дом, в котором Стивенсон провёл последние годы своей жизни (1890—1894). Рядом располагается могила писателя. Дом писателя и вся усадьба объявлены заповедником. Здесь размещается официальная резиденция главы государства.

В Национальном музее (Апиа) в трёх залах хранятся разнообразные экспонаты, рассказывающие об истории страны. Часть экспонатов хранится в музеях и частных коллекциях Новой Зеландии, США, Австралии и Германии. Например, тапас — традиционные набивные ткани, изготовленные из высушенной на солнце растительной пасты и потому очень хрупкие, — экспонируются в Национальном музее Австралии в Канберре. Все иностранные музеи и галереи обязались вернуть экспонаты после создания соответствующих условий для их хранения. Все экспонаты музея можно разделить на две категории: археологические артефакты и предметы ремесленного производства. Возраст наиболее древних предметов — более 1000 лет до нашей эры: это главным образом каменные топоры и резцы.

Праздники

Дата	Название	Английское название
1 января	Новый год	New Year’s Day
2 января	Второй день Нового года	Day after New Year’s Day
25 апреля	АНЗАК	ANZAC Day
10 мая	День матери Самоа	Mothers of Samoa Day
1 июня	День независимости	Independence Day
первый понедельник августа	День труда	Labour Day
начало октября	Лоту-а-Тамаити	Lotu-a-Tamaiti
начало ноября	День древонасаждения	Arbor Day
25 декабря	Рождество	Christmas Day
26 декабря	День подарков	Boxing Day

Социальная сфера

Образование

Затраты на образование (2002—2004) составили 4,3 % ВВП. Самоа характеризуется высокой грамотностью населения — 98,6 % (2005). Доля неграмотного населения в возрасте от 15 до 24 лет — 0,5 %. Это объясняется тем, что в стране действует широкая сеть начальных государственных и частных церковных школ, в которых обучается 3/4 детей в возрасте 7—12 лет. Обязательное образование включает десятилетние школы, в которые принимают детей в возрасте пяти лет. Преподавание ведётся на самоанском языке, но при этом усиленно изучается английский язык. Школы были созданы ещё в начале XX века миссионерами.

Часть детей (66 % — 2004 г.) обучается в школах второй ступени, а также может получить специальное образование в Колледже тропического сельского хозяйства, Колледже торговли, а также нескольких ремесленных и торговых училищах. Сотни самоанцев получили высшее образование за рубежом, в основном в Новой Зеландии.

Высшее образование в стране представлено Национальным университетом Самоа, Южнотихоокеанским университетом, Самоанским политехническим университетом и Океаническим медицинским университетом.

Самоа является одним из учредителей Южнотихоокеанского университета, главный корпус которого расположен в Суве (Фиджи), а самоанский — в Алафуа. Национальный университет был основан в 1984 году. Высшее образование получают примерно 10 % (2005) населения соответствующего возраста.

Здравоохранение

Институты здравоохранения представлены национальным госпиталем в Апиа, четырьмя окружными госпиталями и медицинскими центрами. Большая часть медицинского персонала имеет высшее образование Школы медицины Фиджи. Охват населения прививками составляет 95 %, доступ к чистой питьевой воде имеют 85 % самоанцев.

СМИ

zcxx Выпускаются периодические издания на самоанском и английском языках: газеты Samoa Observer и Samoa Times (ежедневные), Savali (4 раза в неделю) и журнал Talamua Magazine (ежемесячный). Ведётся вещание радио (Magik FM, K-Lite FM, Talofa FM, Samoa Broadcasting Corporation) и телевидения (Samoa Broadcasting Corporation, O Lau TV, TV3, Vaiala Beach Television).

Количество радиоприёмников у населения — более 175 тыс. (1997), телевизоров — 8,5 тыс. (1999). На архипелаге свои услуги предоставляют 2 провайдера для 10 тыс. пользователей Интернета (2007).

Спорт

Наиболее популярные виды спорта в Самоа — регби и самоанский крикет.

Национальная сборная Самоа по регби, названная болельщиками Ману Самоа, постоянно выступает против соперников из других стран. Самоа участвует во всех Кубках Мира по регби с 1991 года. В 1991 и 1995 годах сборная вышла в четвертьфинал, в 1999 — во второй раунд, в 2000 году — достигла четвертьфинала Кубка Мира по регби-лиг.

Также они выиграли кубок по регби-лиг в Веллингтоне и турнир по регби-7 в Гонконге в 2007 году — в честь этой победы премьер-министр Самоа Туилаэпа Саилеле Малиелегаои, являющийся также председателем национального союза регби, объявил национальный выходной. Самоа также участвует в Кубке тихоокеанских наций. Управление данным видом спорта осуществляет Самоанский союз регби, который входит в Альянс регби тихоокеанских островов, а также содействует в работе сборной команды тихоокеанских островов. На клубном уровне проводится местный национальный чемпионат и Кубок Тихого океана. Наиболее известными самоанскими игроками в прошлом являются Пат Лам и Брайан Лима, в настоящее время: Сеилала Мапусуа, Алесана Туилаги и Микаэле Песамино. Многие самоанцы также выступают за национальную сборную Новой Зеландии, в клубах британской Суперлиги и Национальных лигах Британии.

Самоанцы также добивались успеха в американском профессиональном реслинге, боксе, кикбоксинге и сумо, где Мусасимару Коё достиг звания ёкодзуна.

[www.soccersamoa.ws/ Федерация футбола Самоа] является членом ФИФА с 1986 года, но сборная страны не добивалась значимых результатов даже на турнирах масштаба Океании.

Страна выступает на всех летних Олимпийских играх с 1984 года. Олимпийских наград нет. Уроженец Апиа Дэвид Туа, выступая за сборную Новой Зеландии, завоевал бронзовую олимпийскую медаль на олимпиаде в Барселоне 1992. Примечательно, что в том же году за олимпийскую сборную Самоа по тяжёлой атлетике выступал Маркус Стивен, который в декабре 2007 года стал президентом Науру.

Достопримечательности

• Апиа:
  • Мулинуу — старая церемониальная столица островов, занимает западную часть современного города. Здесь расположены Фале-Фоно (Дом парламента) и старая обсерватория, которая в наши дни является офисом местной метеостанции;
  • Башня с часами в центре Апиа, являющаяся мемориалом жертвам Второй мировой войны;
  • Рынок Флеа-Маркет, на котором продают товары со всего света, от дешёвой одежды и электроники до традиционных местных сиапо (окрашенные соком листьев и корой ткани), драгоценных раковин и кокосов;
  • Национальный музей Самоа;

• • По городу и вокруг него рассредоточено большое количество церквей, самой большой из которых является Католическая церковь, расположенная на городском берегу. Англиканская церковь, хотя и меньшая по размерам, имеет прекрасные витражи, а в христианской церкви конгрегационалистов захоронены останки Джона Уильямса — первого миссионера на островах. В 1977-1983 годах в историческом центре столицы возвели также храмовый комплекс Апиа-Самоа-Темпл.
• Ваилима — музей Роберта Льюиса Стивенсона.
• Юго-восточный берег Уполу:
  • Пляжи Матарева, Саламума и Аганоа;
  • Коралловые рифы Алеипата с охраняемой территорией мест гнездований морских птиц;
  • Водопад Фуиписиа высотой 55 метров.
• Савайи:
  • Древняя насыпь Тиа-Сеу высотой 12 м — самая большая древняя структура во всей Полинезии;
  • Заповедники Тафуа и Фалеалупо;
  • Водопад Му-Пагоа между деревнями Пулеиа и Гаутаваи;
  • Лавовые пещеры Пеапеа (Летуи) и Паиа-Дварфс около деревни Паиа (общая протяжённость каждой пещеры превышает 1 км);
  • Древняя звездообразная ритуальная насыпь возле мыса Мулинуу;
  • Гора Силисили и охраняемая пещера Аопо у её подножия.

Известные люди, связанные с Самоа

• Стивенсон, Роберт Льюис (1850—1894) — английский писатель и поэт, будучи уже известным писателем, покинул Англию, чтобы провести остаток жизни на Самоа. Написал биографическую книгу «Жизнь на Самоа».
• Вендт, Альберт (р. 1939) — писатель, художник, историк и педагог, родился и преподавал на Самоа.
• Туа, Дэвид (род. 1972) — самоанский боксёр-профессионал, выступающий в супертяжелой весовой категории. Бронзовый призёр Олимпийских игр 1992 года в Барселоне.
• Малиетоа Танумафили II (1913—2007) — вождь, глава Самоа на протяжении 68 лет.
• Дуэйн Джонсон (род. 1972) — актёр, профессиональный рестлер, абсолютный чемпион WWE/WWF(1996—2004). В 2011 вернулся в федерацию рестлинга.
• Марк Хант (род. 1974) — кикбоксёр самоанского происхождения, наиболее известный своими выступлениями в К-1, Pride и UFC.
• Лити Джозеф Аноа’й (род. 1985) — Бывший игрок в канадский футбол, действующий американский профессиональный рестлер (Выступает под псевдонимом Роман Рейнс).

Ссылки

• Самоа в каталоге ссылок Open Directory Project (dmoz).
• [www.cia.gov/cia/publications/factbook/geos/ws.html CIA — The World Factbook]
• [www.krugosvet.ru/articles/89/1008919/1008919a1.htm Информация о Самоа]
• [www.govt.ws/ Правительство Самоа]
• [www.SamoaNews.com/ Новости страны]

Отрывок, характеризующий Самоа

Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.