Самоанцы
| Численность и ареал | |
|---|---|
|
Всего: 500 тыс. | |
| Язык | |
| Религия | |
| Родственные народы | |
Самоанцы — коренное население островов Самоа. Проживают также в Австралии, Новой Зеландии, на Гавайских о-вах. Общая численность — около 500 тыс. чел. Самоназвание — самоа. Язык — самоанский, письменность с XIX в., латиница. В ходу также английский. Верующие — протестанты и католики.
Первым очагом развития полинезийской культуры считается архипелаг Тонга, с которого были заселены Самоа. Затем протополинезийцы заселили о-ва Футуна, Токелау, Тувалу и др. В этногенезе самоанцев принимали участие также другие полинезийцы и фиджийцы. С конца XIX в. Самоа находилось в колониальной зависимости от США (Восточное Самоа) и Германии, а со времён Первой мировой войны до начала 1960-х — Новой Зеландии (Западное Самоа).
Хозяйство, материальная и духовная культура подобны общеполинезийской. Занятия — земледелие, животноводство и рыболовство. Славились изготовлением циновок — они служили меновым эквивалентом. В настоящее время существует рыбоконсервная промышленность, на экспорт идут копра, бананы и какао.
Дома самоанцев — ульеподобные (круглые) (фале), с каркасом. Крыша из сухих стеблей сахарного тростника, листьев пандануса или кокосовой пальмы располагается на деревянных столбах. Стены отсутствуют, но ночью и при плохой погоде проёмы между столбами завешивают циновками, которые в скатанном виде хранятся под крышей (по её периметру). Пол выложен ровной крупной галькой. Теперь встречаются фале и с железной крышей.
Из ремёсел распространены плетение, изготовление тапы, резьба по дереву и камню, строительство лодок полинезийского и меланезийского типов.
Социальная организация — большесемейные общины (аинга), возглавляемые советом (фоно). Счёт родства — билинейный, брак — патрилокальный. Аинга состоит из трёх-четырёх поколений ближайших родственников по мужской линии, женщин, пришедших в общину по браку, и лиц, включённых в неё в результате усыновления или удочерения. Члены аинги (в среднем 40—50 человек) сообща владеют землёй и совместно выполняют все трудоёмкие работы.
Деревню населяет несколько аинг. Глава самой знатной аинги является матаи всей деревни. Он заседает в деревенском совете (Фоно) вместе с главами других общин. Власть вождя (матаи) — наследственная и выборная. Десять — двенадцать деревень составляют округ (итумало). В гостевом доме самой влиятельной деревни собирается окружное фоно, в котором участвуют главы всех деревень. Округом (итумало) управляет верховный окружной вождь, которого избирает совет местных вождей, при этом учитывается мнение представителей клана, компактно проживающих в других районах Самоа.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| |||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Самоанцы"
Отрывок, характеризующий Самоанцы
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
