Самос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
СамосСамос

</tt>

Самос
греч. Σάμος
Спутниковый снимок острова
37°44′ с. ш. 26°50′ в. д. / 37.733° с. ш. 26.833° в. д. / 37.733; 26.833 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.733&mlon=26.833&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 37°44′ с. ш. 26°50′ в. д. / 37.733° с. ш. 26.833° в. д. / 37.733; 26.833 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.733&mlon=26.833&zoom=9 (O)] (Я)
АрхипелагВосточные Спорады
АкваторияЭгейское море
СтранаГреция Греция
РегионСеверные Эгейские острова
Самос
Площадь477,395 км²
Наивысшая точкаг. Керкис, 1434 м
Население (2001 год)33 814 чел.
Плотность населения70,83 чел./км²

Са́мос (греч. Σάμος) — остров в Греции, в Эгейском море в архипелаге Восточные Спорады. Иногда остров, наряду с соседним островом Икария причисляют к архипелагу Южные Спорады.

Являлся центром ионийской культуры во времена античности. Родина ряда великих деятелей античной культуры: философов Пифагора, Мелисса и Эпикура, астрономов Аристарха и Аристилла.

Остров упоминается в трудах Геродота, где перечислены чудеса света[1]. Здесь расположены три из них:





География

Остров расположен в восточной части Эгейского моря и имеет площадь 477,395 км². Длина острова с запада на восток — 43 километра, ширина с севера на юг — около 13 километров. Самос — один из крупнейших и самых плодородных островов Эгейского моря. Он отделен от побережья Малой Азии проливом Микале, ширина которого в самом узком месте лишь 1,6 километра. Наряду с горами остров имеет сравнительно много плодородных равнин, значительную часть которых занимают виноградники. Вино сорта «Вафи» имеет очень хорошую репутацию и за пределами Греции. Наиболее крупными равнинами острова являются Пифагорио на юго-востоке, Карловаси на северо-западе и Марофокампос на юго-западе. Население острова — около 34 тысяч человек, Самос девятый по населению из островов Греции. Климат Самоса типично средиземноморский с мягкой дождливой зимой и жарким сухим летом.

Крупнейшие по площади горы острова — массив Ампелос, расположена в центральной части острова и достигает высоты 1095 метров. Высочайшая точка острова — вершина массива Керкис достигает высты 1434 метра. Горы Самоса являются продолжением хребта Микале турецкой Малой Азии.

Населённые пункты

  • Самос — столица острова и главный морской порт. Расположен на северо-востоке острова. Другое название города — Вати, однако на некоторых картах Самос и Вати показаны как два города, слившиеся друг с другом и образующие столичную агломерацию.
  • Карловаси — второй по значению морской пассажирский порт. Расположен на северном побережье острова, в его западной части.
  • Пифагорио — небольшой город и морской порт на юго-востоке острова, его древняя столица. В двух километрах от Пифагорио расположен международный аэропорт.
  • Иреон — селение на южном побережье острова. На его окраине находятся развалины храма Геры, включенного Геродотом в список чудес света.
  • Маратокампос — крупное селение на юго-западе острова, на склоне горы Керкис. Южнее Маратокампоса на берегу моря расположены его курортные продолжения — Ормос Маратокампу и Кампос Маратокампу (последнее селение известно также как Вотсалакия).

На острове также расположены селения Митилини, Мили, Пиргос, Пагондас, Лека, Каллитея, Дракей и другие.

История

Ранний античный период

Как показывают находки возле селения Пифагорио, люди на острове Самос поселились в III тысячелетии до н. э. Предположительно на Самосе обитали племена карийцев и лелегов. На острове сохранились следы минойской и микенской цивилизаций. Ещё со времен этих цивилизаций на острове возник культ богини Геры, которая якобы родилась на этом острове. Примерно за тысячу лет до нашей эры во время великого греческого переселения на остров высадились ионийцы. Самос стал одним из 12 членов Ионийской Лиги.

К VIII веку до н. э. остров Самос, а точнее одноименный полис в юго-восточной части острова, стал цветущим торгово-ремесленным и коммерческим центром. Ионийцы сохранили почитание культа Геры и около 720 года до н. э. на развалинах древнего храма доисторических времен соорудили ставший впоследствии знаменитым как одно из чудес света храм Геры.

Положение острова, находящегося на транспортных путях из Греции в Малую Азию, способствовало развитию мореплавания. Самос играл важную посредническую роль в торговле текстилем между Малой Азией и Грецией. Самосцы развивали и торговлю с отдаленными областями, такими как берега Чёрного моря и Древний Египет. Моряки Самоса были первыми из греков, кто достиг берегов Гибралтарского пролива. На судоверфях острова был впервые создан новый тип корабля из 50 вёсел — «самена» (самосский корабль).

До VII века до н. э. остров управлялся царями. Затем власть перешла к аристократам, так называемым геоморам. Но известны случаи и установления тирании, сначала Демотела, а затем ок. 560 г. до н. э. — Силосона.

Правление Поликрата

Около 538 года до н. э. местному аристократу Поликрату и его братьям, Пантагносту и Силосонту, удалось организовать вооруженный переворот. Во время огромного праздника Геры вооруженные знатные обитатели города направились в её святилище, расположенное в грандиозном храме, построенном, по неким данным, еще дедом Поликрата. Когда около входа в святилище они сложили оружие, Поликрат с сообщниками напали на них и захватили в плен. Потом были взяты под контроль ключевые точки в городе, прежде всего крепость Астипалая и гавань Самоса. Акрополь пришлось срочно укреплять, сил не хватало, и Поликрат обратился за помощью к тирану Наксоса Лигдамиду. Тот не отказал и прислал войска. Так Поликрату удалось захватить власть и удержать её. Он поделил город на три части и несколько лет правил совместно с братьями, но около 532 года до н. э. Поликрат отдал приказ уничтожить Пантагноста, а Силосонт отправился в изгнание ко двору персидского царя. Для удержания власти Поликрат содержал большой флот, состоявший из ста пятидесятиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2764 дня] весельных кораблей и около сорока триер, а его войско насчитывало около тысячи лучников. Гаморы и представители авторитетных и богатых родов относились к Поликрату с ненавистью, да и он не доверял им, но люд в целом поддержал нового тирана. Недовольные же были скоро изгнаны с острова либо направились в добровольное изгнание, в основном в Южную Италию: так ими была основана колония Дикеархия. Среди изгнанников был и известный философ Пифагор[2].

Пользуясь отсутствием собственного флота у Персидской империи, Поликрат устанавливает гегемонию флота Самоса в Эгейском море. Поликрат заключил договор о дружбе с египетским фараоном Амасисом и обменялся с ним обеспеченными дарами. Самос стал центром пиратства: Поликрат грабил и друзей, и противников. Известна фраза Поликрата о том, что «лучше заслужить благодарность друзей, возвратив им отнятое, чем вообще ничего не отнимать у них».

Обширные доходы, поступавшие на остров тратились разумно. Развернулось обширное строительство: гавань Самоса была расширена и защищена большой дамбой-молом; стены города и крепости были заново укреплены, их длина превысила километр; вокруг города был выкопан глубочайший ров, расширен и по новому украшен храм и святилище Геры, взамен сгоревшего.

В горе, расположенной к северу от города, Поликрат повелел пробить тоннель и устроил в нем водовод для снабжения города чистой свежей водой — Самосский акведук. Впоследствии Геродот, составляя свой список семи чудес света, указал в качестве одного из них этот акведук. Руководил его строительством инженер и геометр Эвпалин из Мегары. Водовод длиной 1034 метра имеет небольшой уклон, чтобы обеспечить самотек воды. Тоннель для ускорения строительства пробивался с двух сторон. Археологические изыскания свидетельствуют, что Эвпалин ошибся в месте смычки всего на 1 метр по вертикали и на 6 метров по горизонтали. Для исправления ошибки ему пришлось повернуть ось акведука примерно на 30°. Водовод функционировал с 700 г. до н.э. примерно до 520 г. до н.э. Интересно, что акведук разделил судьбу Трои: о нём совершенно забыли вплоть до 50-х годов XIX века, когда немецкие археологи, пользуясь указаниями Геродота, обнаружили тоннель снова.

Часть средств тратилась на обновление и создание нового флота. По приказу Поликрата началось строительство нового типа кораблей, самен, который отличались от современных кораблей обрубленным носом с изображением вепря, более округлыми обводами и умением ходить под парусом. Изображения этого корабля возникло с тех пор и на самосских монетах, которые также стали именовать «саменами».

В 524 году до н. э. Поликрат направил в помощь египетской экспедиции персидского царя Камбиза 40 триер с экипажами. В море на кораблях произошёл бунт, верных Поликрату офицеров перебили и флот повернул обратно на Самос. В морском сражении мятежники разбили флот Поликрата, но высадившийся десант не смог взять столицу острова и был сброшен в море. Уцелевшие мятежники попросили помощь у Спарты. Спартанцы при помощи союзного им Коринфа начали войну против Поликрата и союзного ему Наксоса. Наксос был союзниками покорён, но попытка овладеть Самосом провалилась. Однако остров был ослаблен и в 523 году до н. э. Поликрат был обманом захвачен в Магнесии персидским сатрапом Лидии Оретом и казнён (то ли распят, то ли посажен на кол). Сначала на Самосе пытался утвердиться Маяндрий, который опирался на поддержку Спарты, но персы назначили правителем Самоса младшего брата Поликрата — Силосонта. Остров стал вассалом Персии. После Силосонта, с 514 г. до н. э. правил Аякс. И где-то до 480 г. до н. э. правил Феоместор.

Правление персов

С 520 года до н. э. Самос стал частью державы Ахеменидов. В 499 году до н. э. остров активно участвовал в Ионийском восстании против персов. В 494 году до н. э. Самос участвовал в морской битве при Ладе и выставил 60 кораблей. Большинство самосских командиров в решающий момент битвы посчитали, что в сражении будет слишком много потерь, и решили выйти из боя. 50 кораблей с Самоса покинули сражение и лишь 11 продолжили сражаться и были потоплены персами. Остров вновь был покорен персами. После победы греков при Саламине в 479 году до н. э. остров вошел в состав Афинского морского союза. Остров первое время был довольно самостоятельным членом союза и пользовался автономией во внутренних делах. Власть на острове оказалась в руках олигархов.

Самос под властью Афин

В 440 году до н. э. Самос начал войну с близлежащим Милетом за обладание городом Пиреном на Меандре. Милетяне, потерпев поражение, попросили у афинян помощи против самосцев. Перикл использовал эту просьбу для немедленной отправки к Самосу эскадры в 40 кораблей, которые быстро завладели островом и, вопреки обычаям аттического союза, заменили там олигархическое правление демократическим, отвезли на Лемнос 100 самосских заложников, а затем, оставив на Самосе афинский гарнизон, вернулись обратно[3]. Самосские олигархи вошли в сношение с Писсутном, персидским сатрапом в Сардах, и при его поддержке вторглись на Самос, захватили афинский гарнизон в плен и передали афинян персам, после чего вернули с Лемноса своих заложников. Заключив затем союз с византийцами и объявив себя и их отделившимися от морского союза, они предприняли поход против Милета.

Перикл, по получении известий об этом, немедленно отплыл на Самос с эскадрой в 60 кораблей — вероятно, из постоянного состава, но не дойдя до острова, отослал 16 кораблей, частью для разведки, частью же за помощью на Хиос и Лесбос.

С оставшимися 44 кораблями Перикл встретил у острова Трагия возвратившийся из Милета самосский флот, насчитывавший вместе с 20 транспортами 70 кораблей, и разбил его. По прибытии подкреплений из Афин (40 кораблей) и от Хиоса и Лесбоса (25 кораблей), Перикл высадился на Самосе, разбил самосцев, окружил город тремя валами и блокировал его с моря.

Воспользовавшись уходом Перикла с 65 кораблями в Карию, самосцы напали на блокировавшую эскадру, разбили её и на 14 дней освободили море, чем и воспользовались для подвоза провианта. По возвращении Перикла они опять подверглись блокаде флота, усиленного 90 кораблями, пришедшими из Афин и других городов.

Самосцы оказались не в состоянии противостоять Афинам на море и поэтому через 9 месяцев вынуждены были сдаться (439 год до н. э.). При этом они должны были выдать свой флот, срыть укрепления, дать заложников и уплатить контрибуцию. После этого остров потерял самостоятельность и на нем было установлено лояльное Афинам правление демократов. В начале Пелопоннесской войны оно вновь сменилось правлением олигархов, но остров оставался частью Афинской державы.

В 411 году до н. э. Самос остался одним из немногих союзников, кто сохранил верность Афинам после Сицилийской катастрофы. Однако в этом же году на острове произошли столкновения между знатными самосцами (геоморами) и остальными гражданами, в результате которых партия знати вновь потерпела поражение, 200 олигархов было казнено, 400 приговорено к изгнанию. Вот как об этом событии пишет историк Фукидид:[4]

Около этого времени и на Самосе произошло восстание демократии против знати при участии афинян, которые находились в гавани с тремя кораблями. Самосские демократы умертвили около двухсот человек, всех из числа знатных граждан, четыреста человек приговорили к изгнанию, а землю и дома их конфисковали в свою пользу. Так как теперь афиняне, признав самосцев надежными союзниками, постановили даровать им автономию, то самосский народ с этого времени сам управлял государством, причем не дал геоморам никаких прав, ни даже эпигамии, так что никому из самосского народа не дозволялось ни брать себе в жёны дочерей геоморов, ни отдавать своих дочерей им в замужество.

После этих событий Самос стал главной базой афинского флота и центром движения демократов Афинской державы. Фрасибул и другие лидеры афинских демократов, опираясь на базу в Самосе, свергли правление тридцати в Афинах. После окончания Пелопоннесской войны Самос, наряду со Скиросом и Лемносом, остался частью Афинского государства. В 387 году до н. э. по условиям Анталкидова мира был признан независимым. В 365 году до н. э. после одиннадцатимесячной осады остров вновь был завоёван Афинами. Афиняне поселили на острове клерухов из своих бедных граждан. Остров остался лояльным Афинам во время Союзнической войны 357—355 годов до н. э. и подвергся нападению восставших союзников. После Ламийской войны 322 года до н. э. остров стал управляться Македонией.

Самос в эпоху эллинизма

В начале войн диадохов остров управлялся Македонией. К этому времени известны тираны Кай, и его сын Дурий. После поражения Деметрия Полиоркета в битве при Ипсе остров перешел к державе Птолемеев. Некоторое время остров служил базой египетского флота. С ослаблением Птолемеев Самос стал принадлежать Селевкидам. После Сирийской войны римляне передали Самос своему союзнику Пергаму. Вместе с остальной частью Пергама в 133 году до н. э. остров отошел к Риму и вошёл в состав римской провинции Азия.

Самос под властью Рима и Византии

В начале римского правления остров имел достаточно широкую автономию. Но в 88 году до н. э. Самос поддержал понтийского царя Митридата VI Евпатора в войне против Рима, а после поражения понтийцев в 85 году до н. э. лишился автономии. В 1383 г., по согласованию с византийским императором Иоанном Палеологом генуэзцы получили контроль над островами Хиос и Самос. Генуэзцы удерживали острова и после падения Константинополя в 1453 г., вплоть до 1479 г., когда под давлением османов были вынуждены покинуть их. Вместе с генуэзцами остров покинула значительная часть населения. История острова погрузилась в «век молчания».

Последние столетия

Остров вновь выходит на историческую арену с предоставлением ему оттоманами привилегий в середине XVI века. При практически полном отсутствии турецкого населения остров фактически самоуправлялся, используя византийское право. Назначаемый и присылаемый султаном ага являлся представителем власти, но реальная власть была в руках местной элиты. Идеи французской революции 1789 г., появление торговой и судовладельческой прослойки в начале XIX века, способствовало к появлению революционного движения «карманьолов» с целью устранения власти элиты и её турецких патронов. Неудивительно, что с такой предысторией и революционными традициями Самос одним из первых регионов Греции принял участие во всегреческом восстании 1821 г., под руководством Ликурга Логофета. Самосцы отразили турецкие попытки захватить остров в 1821 и 1824 гг. В 1824 г. это удалось после победы греческого флота в проливе Микале, между Самосом и Малой Азией (см. Самосское сражение).

Несмотря на то, что туркам не удалось захватить остров с окончанием Освободительной войны Греции 1821—1829 гг., «Великие державы» оставили Самос вне границ возрожденного греческого государства. Но Самосу была предоставлена автономия при номинальном турецком суверенитете. В 1854-1859 гг. губернатором Самоса, с титулом князя, был румынский политик Ион Гика. В автономном юридическом статусе остров пробыл вплоть до 1913 г., когда победы греческого флота в Первую балканскую войну дали возможность островитянам провозгласить Энозис, то есть воссоединение острова с Грецией.

Революционные традиции самиотов и лесистые горы объясняют партизанскую деятельность на столь ограниченной территории как в годы Второй мировой войны 1941—1944 гг., так и в годы Гражданской войны в Греции 1946—1949 гг. В значительной мере это также объясняет тот факт, что более 60 % электората острова — сторонники левых и просоциалистических партий[5]

Экономика

С древности основным экспортным продуктом острова является натуральное сладкое вино. О его лечебных, кроме всех других, свойствах упоминали Гиппократ и Гален. В затопленном у берегов Кипра древнем греческом судне, получившем сегодня имя Кирения, находились амфоры с самосским вином. С 1652 г. на острове появились европейские консульства, основной задачей которых было содействие в экспорте вина в соответствующие страны. В 1770 г. французский путешественник Турнефор оценил годовое производство мускатного вина в 3 тыс. бочек. С XIX века Ватикан закрепил за островом привилегию поставлять вино для Святого причастия(Евхаристия). Эту привилегию по сегодняшний день сохраняет за собой винодельческий кооператив острова (ΕΟΣΣ), а вино, экспортируемое для Евхаристии, сертифицируется католической миссией. Но основной объем экспорта вина приходится на самый трудный винный рынок, каким является Франция. В производстве меда задействованы 167 лицензированных пчеловодов, содержащих около 2 тыс. улей. Остров также производит оливы и оливковое масло, цитрусовые, молочные продукты, керамику, деревянные изделия, сохраняется традиционное деревянное малое судостроение. В последние десятилетия развивается туризм.

Транспорт

Воздушный транспорт

С 1963 г. на острове близ Пифагорио функционирует аэропорт.

Морской транспорт

На острове три пассажиро-грузовых порта: столица Самос (в расписаниях паромов этот порт указан под названием Вати), Карловаси и Пифагорио. Строится новый грузовой порт в Малагари, который примет на себя все грузовые перевозки. Главный порт острова Самос связан паромным сообщением с Пиреем (через Фурни, Икарию и Сирос), островами Хиос и Лесбос. Некоторые из этих паромов по пути заходят в порт Карловаси. Из Пифагорио небольшой паром ходит на острова северной части группы Додеканес.

Быстроходные катера на подводных крыльях связывают остров с Додеканесскими островами в основном в летнее время (ограничение навигации при 6 баллах).

2 греческих и 2 турецких малых пассажирских судна связывают остров с турецким портом Кушадасы.

Достопримечательности

Объекты, включенные в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО

  • в Пифагорио — развалины древнего города с крепостными стенами, водопроводом, общественными зданиями, святилищами и храмами, рыночной площадью, банями, стадионом и жилыми домами (VI век до н.э.);
  • в Иреон — храм богини Геры (VIII — VI века до н.э.)[6].

Музеи

На острове имеются два археологических музея в столице и городе Пифагорио, а также палеонтологический музей в Митилини.

Прочие достопримечательности



Знаменитые самосцы

Напишите отзыв о статье "Самос"

Примечания

  1. Перевод с английского С. Г. Загорской, М. А. Калининой, Д. А. Колосовой. 70 чудес зодчества Древнего мира: Как они создавались? = The Seventy Wonders of the Ancient World. The Great Monuments and How They Were Built. — М: Издательство Астрель, 2004. — 304 с. — ISBN 5-271-10388-9.
  2. [megabestref.ru/07/dok.php?id=0001 О счастье Поликрата (по Геродоту)]
  3. Штенцель Альфред, История войн на море
  4. [hronologia.narod.ru/fukidid_8_1-60.html Фукидид. История Пелопоннесской войны. Книга 8]
  5. [www.samos.gr/index.php?option=com_content&task=view&id=126&Itemid=334 Νομαρχιακή Αυτοδιοίκηση Σάμου — Σαμιακή Ιστορία]
  6. [whc.unesco.org/en/list/595 Pythagoreion and Heraion of Samos — UNESCO World Heritage Centre]  (англ.)

Литература

Ссылки

  • [www.samos.gr официальный сайт острова]
  • [www.greki.ru/greece/city_and_resorts?csPageId=329 Самос на greki.ru]
  • [www.zet-tour.ru/menu/?id=138 Самос]
  • [familytravel.com.ua/tour/greece/samos/ остров Самос]

Отрывок, характеризующий Самос

Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.