Самоходный миномёт

Самоходный миномёт — разновидность самоходных артиллерийских установок (САУ), характеризующаяся использованием миномёта в качестве основного вооружения. Конструктивно самоходные миномёты представляют собой разнородную группу, включающую как носители ротных или батальонных миномётов калибра около 81—120 мм, так и тяжёлые артиллерийские системы калибром до 240 мм, а в исключительных случаях и более. Самоходные миномёты появились в 1930-е годы и получили распространение в период Второй мировой войны. В послевоенный период развитие самоходных миномётов было продолжено и они получили широкое распространение в большинстве крупных армий мира.

История развития

Межвоенный период и Вторая мировая война

Великобритания

Один из первых опытов в области самоходных миномётов был произведён в Великобритании ещё в период Первой мировой войны. Опытный тяжёлый танк Mk IV «Tadpole», характерной особенностью которого являлись удлиннённые кормовые обводы гусениц, был в опытном порядке оборудован 81,2-мм миномётом Стокса. Миномёт устанавливался на специальной платформе, размещённой между кормовыми частями гусениц, чем обеспечивалась относительная защищённость миномётного расчёта от огня противника.

Эксперименты были продолжены в 1930-е годы, когда миномётом Стокса была оборудована танкетка Mk.VI, однако нет данных о том, что этот опыт получил какое-либо развитие. Работы в этой области возобновились перед Второй мировой войной, когда два лёгких бронетранспортёра Universal Carrier из 1-й серии, выпущенной в 1938 году, были в опытном порядке переоборудованы в носители миномёта и снаряжения (англ. Mortar and Equipment Carrier). Точные детали проекта неизвестны, но, предположительно, машины должны были действовать в паре, перевозя 81,2-мм миномёт ML 3 inch, его расчёт из четырёх или пяти человек и боекомплект. Машины прошли испытания в Исследовательском центре механизированных войск, но на вооружение приняты не были. Дальнейшие разработки в Великобритании и странах Британского Содружества также велись на базе Universal Carrier, ставшего их стандартным бронетранспортёром периода Второй Мировой войны.

В мае 1941 года была начата работа по созданию самоходного миномёта, размещавшегося на одном транспортёре, с перевозкой боекомплекта в передке от 88-мм пушки. Испытания самоходного миномёта, получившего обозначением Mortar Carrier, прошли в октябре того же года и завершились в целом успешно, после чего установка была запущена в серийное производство. В британской армии самоходные миномёты поступали на вооружение самоходно-миномётных взводов в составе пехотных батальонов, имевших по шесть транспортёров. Для ведения огня миномёт обычно снимался с транспортёра и устанавливался на земле; при крайней необходимости огонь мог вестись и непосредственно из корпуса, но это приводило к повреждению днища корпуса. Помимо британского варианта, аналогичные самоходные миномёты выпускались на базе производившихся в Канаде и Австралии транспортёров. Известны также случаи вооружения Universal Carrier 51-мм миномётом SBML 2 inch.

Германия

В Германии в период Второй мировой войны самоходные миномёты выпускались на базе стандартных полугусеничных бронетранспортёров. На базе лёгкого бронетранспортёра Sd.Kfz.250 выпускался вариант Sd.Kfz.250/7, вооружённый стандартным 81,4-мм батальонным миномётом Gr.W.34. Миномёт устанавливался в боевом отделении бронетранспортёра и вёл огонь по курсу машины с углами горизонтального наведения, аналогичными переносному варианту; возимый боекомплект составлял 42 выстрела. Sd.Kfz.250/7 поступали на вооружение самоходно-миномётных взводов в составе бронетанковых разведывательных рот. Под тем же обозначением, Sd.Kfz.250/7, выпускался также подвозчик миномётных боеприпасов, перевозивший 66 выстрелов.

Самоходный миномёт на базе среднего бронетранспортёра Sd.Kfz.251, носивший обозначение Sd.Kfz.251/2 был разработан в 1939—1940 годах. Конструктивно Sd.Kfz.251/2 был схож со своим лёгким аналогом и имел то же вооружение, но его возимый боекомплект составлял 66 выстрелов, а миномёт размещался в боевом отделении в специальной установке, хотя стандартная опорная плита также перевозилась в транспортёре, что позволяло вести огонь с земли в случае необходимости. В отличие от лёгкого самоходного миномёта, Sd.Kfz.251/2 поступали на вооружение самоходно-миномётных взводов панцергренадёрских рот.

США

В 1935 году главой кавалерии США была рекомендована разработка 81-мм самоходного миномёта для сопровождения кавалерийских частей. В качестве базы для такого оружия изучались разрабатывавшиеся в тот период лёгкие разведывательные колёсные бронетранспортёры (англ. Scout Cars). В 1937 году была испытана установка 81-мм миномёта на шасси лёгкого бронетранспортёра, а также на шасси ½-тонного полноприводного грузового автомобиля. Последний вариант оказался неудачным, однако испытания 81-мм самоходного миномёта на базе нового бронетранспортёра M3 принесли положительные результаты и работы над машиной, получившей обозначение T1, были продолжены. Кроме того, параллельно была начата разработка 107-мм самоходного миномёта T5 на двухосном полноприводном шасси производства фирмы «Мармон-Херрингтон», вскоре перенесённая на шасси M3, под обозначением T5E1.

Конструкция T1 позволяла вести огонь как из корпуса машины, так и вынося миномёт на землю, в то время как 107-мм миномёт в T5E2 для ведения огня при помощи специального механизма опускался на землю через кормовые двери машины. Работы по самоходным миномётам на шасси M3 продолжались вплоть до 1940 года и они были приняты на вооружение под обозначениями M2 (англ. 81mm Mortar Carrier M2 и 107mm Mortar Carrier M2), однако вскоре программа была прекращена в пользу самоходных миномётов на шасси полугусеничных бронетранспортёров. В 1944 году был также построен 107-мм самоходный миномёт на шасси ¼-тонного автомобиля повышенной проходимости. Опорные устройства миномёта выполнялись складными и для ведения огня опускались на грунт; вследствие малой вместимости автомобиля, расчёт миномёта и его боекомплект перевозились на второй машине. Самоходный миномёт прошёл испытания на Абердинском полигоне в начале 1944 года, но на вооружение принят не был.

19 сентября 1940 года на вооружение был принят самоходный миномёт M4, созданный на базе полугусеничного бронетранспортёра-тягача M2. M4 вооружался 81-мм миномётом M1, установленным в боевом отделении, однако штатно для ведения огня миномёт снимался и устанавливался на земле, так как стрельба из корпуса могла приводить к повреждению машины и допускалась лишь в крайних случаях. Опыт эксплуатации M4 показал непрактичность такого решения, поэтому после выпуска 572 таких миномётов в 1942 году, в производство был запущен улучшенный вариант M4A1, отличавшийся усиленным корпусом, рассчитанным на штатное ведения огня из машины, а также увеличенными углами горизонтального наведения миномёта. В 1943 году была выпущена серия из 600 M4A1, модернизации до этого варианта подверглось и некоторое количество M4. Возимый боекомплект миномёта в машинах обеих модификаций составлял 96 выстрелов.

В январе 1944 года было начато производство самоходного миномёта M21, базировавшегося на полугусеничном бронетранспортёре M3 и отличавшегося от M4A1 прежде всего установкой миномёта с обстрелом в лобовом секторе машины, а не по корме, а также значительно увеличенным сектором горизонтального наведения. Из-за того, что потребности армии в самоходных миномётах были в основном удовлетворены за счёт M4/M4A1, выпуск M21 ограничился сравнительно малой серией из 110 единиц. Помимо 81-мм миномётов, в декабре 1942 года были начаты работы по установке на шасси M3 107-мм миномёта M2 для Химического корпуса. Испытания машины, получившей обозначение T21, показали, что стрельба из 107-мм миномёта вызывала серьёзные повреждения рамы транспортёра, что потребовало постройки прототипа с усиленным корпусом. Несмотря на успешные испытания усовершенствованного прототипа, к концу войны интерес армии сосредоточился на бронетранспортёрах нового поколения на гусеничном шасси, на базе которых предполагалась разработка и специализированных машин, в результате чего 29 марта 1945 года работы по T21 были прекращены

Послевоенный период

Великобритания

В 1960-х годах в Великобритании самоходный миномёт был создан в составе семейства бронированных машин на базе бронетранспортёра FV432. Самоходный миномёт имел сходную с американскими аналогами компоновку и был вооружён стандартным для британской армии лёгким 81-мм пехотным миномётом L16, установленным на полу боевого отделения на поворотной плите с круговым обстрелом и ведшим огонь через люк в крыше боевого отделения; боекомплект самоходной установки составлял 132 выстрела. Самоходный миномёт выпускался серийно и поступал на вооружение шестиорудийных самоходно-миномётных взводов в составе батальонов механизированной пехоты британской армии.

США

Развитие самоходных миномётов продолжилось в США и после окончания Второй мировой войны, так как изучение вопроса показало сохранение потребности в войсках в самоходных миномётах на гусеничном шасси. Так как предпочтительной представлялась разработка семейства специализированных машин на шасси нового бронетранспортёра M75, на его основе были начаты работы по 81-мм самоходному миномёту T62, 105-мм T63 и 107-мм T64. Все три машины имели одинаковую конструкцию носителя; один из трёх свободно заменяемых между собой миномётов устанавливался в боевом отделении, открытом сверху в кормовой части, на поворотной плите и мог, с ограниченными углами наведения в горизонтальной плоскости, вести огонь в кормовом и бортовых секторах. Один прототип T64 был переоборудован из серийного бронетранспортёра и прошёл испытания, однако ко времени их окончания M75 уже не считался перспективным, что привело к прекращению дальнейших работ по первой послевоенной серии самоходных миномётов.

После прекращения работ по M75, работы по самоходным миномётам были продолжены на базе нового бронетранспортёра, M59. Машинам всё того же триплекса из 81-мм, 105-мм и 107-мм мортир были присвоены обозначения, соответственно T82, T83 и T84. Первым из них был завершён T84, принятый на вооружение в ноябре 1955 года под обозначением M84 и запущенный в серийное производство в январе 1957 года. Работы по T83 были прекращены с отказом от 105-мм миномёта, а разработка 81-мм миномёта затянулась и была в конце концов переведена на бронетранспортёр M113. M84 вооружался миномётом M30, размещённым в боевом отделении на стандартной установке для огня с земли, используя днище машины вместо опорной плиты, и ведшим огонь через люк в крыше боевого отделения, с углами горизонтального наведения ±25° в кормовом секторе; возимый боекомплект миномёта составлял 88 выстрелов. Экипаж установки состоял из 6 человек.

Разработка нового самоходного миномёта на базе M113 была начата на ранней стадии разработки бронетранспортёра, когда в мае 1956 года, параллельно с изготовлением десяти прототипов базовой машины, была заказана постройка двух прототипов 81-мм самоходного миномёта. Прототипы машины, которой в августе 1957 года было присвоено обозначение T257, были завершены в марте 1958 года и после некоторой доработки успешно прошли испытания. К тому времени было принято решение об обеспечении взаимозаменяемости 81-мм и 107-мм миномётов, что привело к постройке усовершенствованного прототипа, получившего обозначение T257E1. Новый самоходный миномёт был в целом схож по конструкции с M84, но конструкция поворотной установки обеспечивала 81-мм миномёту круговой обстрел, в то время как для 107-мм миномёта углы горизонтального наведения увеличились до ±45°. Возимый боекомплект миномёта составлял 114 81-мм или 88 107-мм выстрелов. В октябре 1964 года 81-мм и 107-мм самоходные миномёты были приняты на вооружение под обозначениями, соответственно, M125 и M106, а их вариантам, базировавшимся на усовершенствованной модификации бронетранспортёра M113A1 — M125A1 и M106A1.

Серийное производство M106 было начато ещё до принятия самоходного миномёта на вооружение и в общей сложности было выпущено 860 машин этого типа до перехода к варианту M106A1, выпущенного в количестве 1316 единиц. M125, поступивший в производство позднее, выпускался только в варианте M125A1 и всего было произведено 2252 самоходных миномёта этой модификации. С появлением усовершенствованной модификации бронетранспортёра M113A2, до аналогичного уровня были модернизированы и шасси самоходных миномётов, получивших обозначения M125A2 и M106A2.

См. также

Фотогалерея

• Keshet-120-mortar001.jpg

  120 мм миномёт в бронетранспортёре.

---

Литература

• Военная энциклопедия в 8 томах / А. А. Гречко. — Москва: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1976—1979. — Т. 5. — 688 с. — 105 000 экз.

Отрывок, характеризующий Самоходный миномёт

– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.