Самуил (царь Болгарии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Самуил
Самуил<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Антропологическая реконструкция лица царя Самуила</td></tr>

5-й Царь Болгарии
980 — 6 октября 1014
Предшественник: Роман
Преемник: Гавриил Радомир
 
Смерть: 6 октября 1014(1014-10-06)
Место погребения: Прилеп, Македония
Род: Комитопулы
Отец: комит Николай
Мать: Рипсимия
Супруга: Косара (Агата)
Дети: Катун Анастасия,
Теодора Косара,
Мирослава,
Гавриил Радомир

Самуи́л (болг. Самуил; умер 6 октября 1014) — царь Болгарии (9801014) из династии Комитопулов.

Фактически стал управлять Болгарией с 971 года в качестве военачальника и соправителя царя Романа, второго сына царя Петра I. После смерти своих старших братьев Давида и Моисея в 980 году стал царём Болгарии, положив начало династии Комитопулов. Стремясь сохранить независимость своего царства, вел непрерывные войны с Византийской империей. В первые годы своего правления Самуилу удалось нанести несколько крупных поражений византийцам и пресечь их атаки на свои земли[1].

В конце X века болгарские войска завоевали сербские земли (княжество Дукля)[2] и провели ряд экспедиций против хорватов и венгров. Но с 1001 года Самуил был вынужден перейти к обороне своих земель от напора византийцев. После того как Византия вернула себе северо-восточные земли Болгарии, Самуил перенес столицу на территорию современной Македонии. Первоначально определённой столицы не было, но со временем в качестве столицы определился город Охрид. Самуил умер от сердечного приступа 6 октября 1014 года, через два месяца после катастрофического поражения в битве при Клейдионе, и Болгария была полностью покорена византийцами четыре года спустя[3].

Во время правления Самуила Болгарское царство занимало большую часть Балканского полуострова, за исключением Фракии[1][4]. Хотя правление Самуила ознаменовало падение Первого Болгарского царства, он считается в Болгарии и Македонии национальным героем[5][6]. Его заслуги были оценены даже его противниками-византийцами: Иоанн Геометр написал стихотворение, в котором сравнил Самуила с кометой[7].





Происхождение

О ранних годах Самуила известно очень мало. Надпись Самуила, найденная на камне близ озера Преспа в Македонии, а также данные Иоанна Скилицы указывают, что отцом Самуила был Никола, а матерью — Рипсимия[8][9]. Её имя, по мнению некоторых исследователей, говорит об армянском происхождении Рипсимии[10]. По данным источников, Никола занимал пост губернатора (Иоанн Скилица использует в этом случае термин comit — этот титул означал главу комитата, административной единицы, на которые Болгария была поделена в середине IX века)[11]. Предполагается, что Никола управлял крупной областью с центром в Средеце[12]. Он, вероятно, находился в близком родстве с правящей Крумской династией[13].

Предположительно, Самуил, в соответствии с болгарским обычаем, имел второе имя Стефан, однако достоверность упоминающих об этом источников оспаривается[14].

Никола, вероятно, умер до 970 года[15].

Правление

Болгария в 968—976 годах

В 968 году на болгарские земли на северо-востоке напала русская дружина во главе с князем Святославом. Болгарский царь Петр умер 30 января 969 года[16][17] В том же году Святослав был вынужден вернуться на родину, которая страдала от набега печенегов. Летом 969 года он предпринял вторую экспедицию через Дунай[18][19].

Самое раннее упоминание комитопулов в средневековых хрониках встречается у Иоанна Скилицы. По его словам, Давид, Моисей, Аарон и Самуил, «одни из самых влиятельных комитов[20], начали мятеж в Болгарии, что потребовало возвращения царей Бориса и Романа на родину» [21]. Этим данным было уделено много внимания в контексте популярных среди историков конца XIX века (Константин Иречек, Дринов) дискуссий о том, что так называемая Западно-болгарская держава отделилась от царства Петра. Другие историки (Розен, Ферлуга) считают данные Иоанна Скилицы вымышленными или основанными на недостоверных источниках[22], а третьи (Пириватрич) не отрицают достоверность хроники Иоанна Скилицы, однако предпочитают не использовать её в качестве источника информации о политической роли Самуила и его братьев в событиях 969971 годов. При всей спорности некоторых оценок у болгарских историков не вызывает сомнений, что действия братьев-комитопулов в эти смутные годы были направлены на сохранение болгарской государственности.

Сведений о возвращении Бориса и его брата Романа в Преслав сохранилось немного. Известно, однако, что после захвата столицы Болгарии в 971 византийским императором Иоанном Цимисхием болгарский царь сохранил свой титул. Это означает, что после падения Преслава[23], вероятно, между Болгарией и Русью было заключено соглашение о совместных действиях против Византии[24].

Во время второй экспедиции через Дунай Святослав рассчитывал завоевать Константинополь. Его войска стремительно продвигались на юг, что стало серьезной угрозой для Византии. Болгарские воины присоединились к дружине Святослава, однако союзное войско было разгромлено византийцами в 970 году под Аркадиополем[25][26]. Принимали ли участие в этом походе братья-комитопулы, сказать трудно. Несомненно лишь то, что их антивизантийская позиция пользовалась широкой поддержкой среди болгар. Их популярности позднее способствовало участие в спасении болгарского патриарха Дамиана после падения Преслава летом 971 года[27]. Итогом войны с Византией стало изгнание Святослава из Дунайского региона и завоевание византийцами восточной Болгарии (царь Борис был доставлен в Константинополь и публично развенчал)[28].

О периоде 971976 годов летописи не упоминают. Сведения о принятии германским императором Оттоном I болгарских послов в марте 973 году в Кведлинбурге нельзя принимать в качестве подтверждения уже установленных политических и международных связей комитопулов с западными державами[29]. Недостаточность источников об этих пяти годах позволяет с определенной долей уверенности говорить лишь о форме правления на болгарских землях[30]. Предполагается, что четыре брата поделили оставшиеся независимыми западные земли между собой. Давид правил болгарами в Фессалии и южной Македонии[30]. Второй брат, Моисей, поселился в Струмице[30], третий брат, Аарон, взял власть над Средецем[30]. Наконец, младший брат, Самуил, правил Видином (по данным Б. Златарски — Преспой)[31]). Считается, что основной целью братьев было укрепление государства и возвращение утраченных болгарские земель[32], а Самуилу было поручено подготовить освобождения болгарских земель на северо-востоке[30][33].

Правление совместно с братьями-комитопулами

Благоприятный момент для комитопулов настал в начале 976 года, когда умер византийский император Иоанн Цимисхий. Воспользовавшись сумятицей в Византии, вызванной восстанием губернатора Месопотамии Вардой Склиром против молодого императора Василия II, болгары начали своё наступление на балканские провинции империи.

По мнению некоторых медиевистов[34], болгары сразу после смерти Цимисхия подняли восстание в северо-восточной Болгарии против византийского владычества. Восстание возглавили местные аристократы Петр и Боян[35]. Во время восстания византийские наместники были изгнаны, а население признало власть братьев-комитопулов — Моисея, Давида, Аарона и Самуила. Эта версия об освобождении северо-восточной Болгарии от византийского владычества подверглась жесткой критике после изучения византийских печатей во время археологических раскопок в Преславе. Эти печати показывают, что византийская администрация продолжала работать на этих землях по крайней мере до августа 986 года[36].

Вскоре после освобождения территорий от реки Дунай до гор Стара-Планина болгары проникли на задунайские земли. Византийские войска в этих местах не были подготовлены к войне и вскоре капитулировали[37][38].

Совместное правление братьев продолжалось недолго. Моисей осаждал крепость Серес, но случайно брошенный со стен камень убил его на месте[39]. Давид погиб при странных обстоятельствах около города Преспы. Он был убит наемными убийцами. Некоторые историки строят неподтверждённые гипотезы, что это случилось по приказу Самуила[39].

Соправитель царя Романа

Около 978 года[40] сыновья царя Петра — Борис и Роман, плененные византийцами при взятии Преслава в 971 году, смогли вернуться в Болгарию при не до конца выясненных обстоятельствах[41]. На границе Борис был по недоразумению убит болгарской пограничной охраной, введенной в заблуждение его византийской одеждой. Его брат Роман смог объяснить, кто он есть, и был отправлен к Самуилу в Видин[42], где Самуил признал его царём[43]. Предполагается, что реальная власть оставалась в руках Самуила, который официально являлся военачальником Романа[44]. Роман же, оставив светское правление в руках Самуила, стал заниматься церковными делами[45][46]. Вскоре после этого Самуил выступил против Византии и дошел с войсками до Пелопоннеса[47].

После смерти Давида и Моисея Аарон остался старшим из братьев. Он правил болгарскими землями, находившимися ближе к Фракии. Император Василий II решил заключить с ним соглашение. Аарон согласился вступить в переговоры. При этом мотивы его действий неясны: возможно, Аарон хотел остановить войну с Византией и добиться мира, а возможно, стремился получить единоличную власть на болгарских землях и устранить Самуила[38][48].

Соглашение между Аароном и Василием II должно было быть обеспечено династическим браком — Аарон решил жениться на сестре императора. Из Константинополя к болгарам был отправлен севастийский митрополит, сопровождавший знатную невесту. Однако на самом деле за сестру императора выдавали неизвестную женщину, и после того, как мошенничество было раскрыто, византийский митрополит был сожжен заживо[49]. Когда византийский император понял, что его хитрость не удалась, он собрал армию и направился через перевал Траяновы врата и осадил Средец. Осада длилась 20 дней и обернулась для византийцев разгромом. Болгары сожгли осадные машины и блокировали доставку продовольствия к осаждающим. Император решил отступить к Филиппополю, но 17 августа 986 года в Ихтиманском ущелье был атакован болгарскими войсками под командованием Самуила. Почти вся византийская армия была уничтожена[50]. Сам император чудом спасся[51].

Тайные переговоры Аарона с Василием II привели к разладу между братьями — Самуил обвинил Аарона в государственной измене. В результате 14 июня 987 года произошла битва при Дупнице, в которой Аарон погиб (или, возможно, был убит по приказу Самуила). Также была казнена вся семья Аарона, за исключением его сына Ивана Владислава, за которого заступился Гавриил Радомир (сын Самуила). После смерти Аарона вся Болгария оказалась под властью Самуила[40].[38][52].

Когда в 986 году в Византии вспыхнуло новое восстание, болгары решили воспользоваться моментом и захватить Салоники, невзирая на то, что там находился большой вражеский гарнизон. После ряда сражений к 989 году Эпир, окрестности Салоник и крепости Берия и Сервия были присоединены к Болгарии, которая таким образом получила выход к трем морям — Черному, Эгейскому и Адриатическому[53]

В 989 году беспорядки в Византии закончилась, повстанцы потерпели поражение, а ссора императора с Вардой Склиром закончилась помилованием последнего. После этого Василий II смог сконцентрироваться на борьбе с болгарами. В 991 году Роман снова попал в византийский плен.

Война на Балканах закончилась в 995 году: Византию атаковали Фатимиды, и Василий II на время прекратил борьбу с болгарами. Это позволило Самуилу вернуть утраченные территории и снова атаковать Салоники. Против него выступил сын наместника Салоник Ашот Таронит, который был разбит и пленен болгарскими войсками. Самуил решился штурмовать Салоники и для этого предусмотрительно разделил свою армию на несколько частей и подготовил засаду. Затем он напал на город с небольшим отрядом, который был быстро побежден дукой Григорием. Григорий, посчитав бегство болгар истинным, опрометчиво бросился в погоню, но попал в засаду, его армия была разбита а сам он погиб в бою[54].

После взятия Салоник Самуил прошел через Фессалию и, пройдя Фермопильским проходом, вторгся в Аттику и Пелопоннес[55].

Обеспокоенный этим событиями, Василий II направил против болгар полководца Никифора Урана. В 996 году Самуил встретился с войсками Урана на реке Сперхий. К этому времени река разлилась, и две армии стояли на берегах напротив друг друга. Ночью византийцы нашли брод и атаковали лагерь болгар, когда те спали. Битва превратилась в резню, Самуил и его сын Гавриил Радомир были ранены и едва сумели спастись[55]. Никифор Уран пленил 12 000 болгар, и Болгария на какое-то время осталась без людских ресурсов для продолжения войны.

Правление в качестве царя

В 997 году стало известно, что пленённый болгарский царь Роман умер в катакомбах Константинополя. С его смертью пресеклась Крумская династия. В результате ближайшим родственником угасшей династии оказался Самуил, находившийся в родстве с царём Симеоном I. В том же году Самуил провозгласил себя царём Болгарии[56].

Новая династия Самуила должна была получить международное признание. Поскольку отношения между болгарами и византийцами были напряженными, Самуил добился благословения не константинопольского патриарха, а папы римского, который провозгласил его императором (царём) болгар[57].

Война с сербами

Провозгласив себя царём, Самуил начал войну с сербами в 998 году, вероятно, чтобы предотвратить их возможный союз с византийцами.

С началом болгарского вторжения сербский князь Иван Владимир увёл свою армию в горы. Самуил оставил часть войск в предгорьях, а с основным войском осадил Улцинь. Иван Владимир получил от Самуила предложение сдаться на почётных условиях, на что князь согласился[58]. Иван Владимир был сослан в Преспу, после чего болгары завоевали Котор и Далмацию, дошли до Дубровника, но взять город не смогли, после чего Самуил отправился покорять Боснию и Рашку[58].

Позже Иван Владимир женился на дочери Самуила — Теодоре Косаре, и вернулся в Зету в качестве вассала болгарского правителя[59]. Этим событиям посвящён старейшей сербский роман «Иван и Косара», написанный в XIII веке[60].

Династические браки

После устройства брака Теодоры и Ивана Владимира Самуил организовал «брачную сделку» своей дочери Мирославы и находящегося в болгарском плену Ашота Таронита. После свадьбы Ашот стал губернатором Драча. Этот шаг был направлен на укрепление южных границ Болгарского царства[61].

Самуил также вступил в союз с венграми, устроив брак своего сына Гавриила Радомира и дочери венгерского правителя Гезы[62].

Война с Византией

В то время как Самуил находился в Сербии, формировавшаяся в течение 3 месяцев византийская армия во главе с Никифором Ураном начала систематически разорять болгарские земли[63].

В 1001 году Василий II направил свои войска через горы Стара-Планина и взял Плиску, Преслав и Силистру. Войска императора продолжили наступление, пока не заняли всю северо-восточную Болгарию[64].

В 1002 году византийцы направились в южные районы Болгарии, чтобы вернуть себе Фессалию. Когда они дошли до крепости Верея, начальник гарнизона Добромир не просто сдал крепость, а даже вместе с солдатами перешёл на их сторону. Крепость Колидрон также сдалась без боя. Лишь Сервия и её комендант Никулицес оказала сопротивление, но когда враг проник за стены, также капитулировала. Василий II с почётом отправил Никулицеса в Константинополь, где он за храбрость был удостоен звания патриция, чтобы привлечь его на византийскую сторону, но он бежал и вернулся к Самуилу, с которым стал планировать оборону. В конце года болгары напали на крепость Сервия, но атака была отбита, а Никулицес попал в плен[65].

Василий II продолжал боевые действия в Македонии и вскоре пришёл к Водену. После продолжительной осады город был взят[65].

Война с Венгрией и новое наступление Византии

После свадьбы сына Самуила Гавриила Радомира и дочери венгерского короля Гезы Маргариты между венграми и болгарами установились дружеские отношения. Но после смерти Гезы Самуил поддержал его братьев Дьюлу и Коппаня, правивших приграничными с болгарами землями. Противник Дьюлы и Коппаня, сын Гезы Иштван I, вступив на престол, решил расторгнуть брак между Гавриилом Радомиром и своей сестрой. Началась междоусобная война между королём и братьями Гезы, в ходе которой венгры не раз пересекали границу и разоряли болгарские земли на северо-западе[66]. Это осложнило и без того трудное положение Самуила. В 1002 году византийцы восемь месяцев осаждали Видин[67], пока крепость не пала из-за измены местного митрополита[68].

В 1003 году болгары решили пойти ва-банк: направили войска против Адрианополя, чтобы заставить византийцев снять осаду Видина. Однако Василий II понял, что это уловка, и продолжил осаду Видина. Самуил, в свою очередь, не стал продолжать движение к столице, не желая рисковать и углубляться на вражескую территорию[65]. В то же время венгерские королевские войска разбили Дьюлу и Коппаня, после чего болгары стали постепенно терять контроль над северными землями[69].

Василий II решил воспользоваться этой ситуацией и летом 1003 года при поддержке венгерских войск направил свои войска на юг. Император вскоре подошел к Скопье. Сюда же подошла армия Самуила. Две армии оказались лицом к лицу, но были разделены водами реки Вардар. Здесь болгарский царь повторил ошибку, совершенную им в битве на реке Сперхий. Византийцы нашли брод, разбили болгарскую армию и захватили Скопье. После этого император направил свои силы против крепости Перник, гарнизоном которой командовал болгарин Кракра — опытный воин и стратег. Византийская армия понесла тяжелые потери и была вынуждена отступить от стен крепости. В итоге Василий II вернулся в Константинополь, а через некоторое время болгары смогли вернуть себе Скопье[70] .

В 1004 году Самуил воспользовался тяжелыми потерями византийцев в битвах за Перник и напал на Салоники. Взять город не удалось[71], но удалось пленить византийского командира Иоанна Халду[72]. Однако потери болгар были внушительны, что имело негативные последствия в последующие четыре года. После серии военных неудач Самуила многие командиры стали покидать царя. В 1005 году армянин Ашот, зять Самуила, тайно встретился с императором и сдал ему Драч и окрестные территории.

С 1006 года боевые действия между болгарами и византийцами шли безостановочно. В 1009 византийские войска разбили болгарскую армию при Крете, но Василию II не удалось воспользоваться этой победой. Положение оставалось неясным, пока в 1013 году[71] император не развернул масштабную кампанию против болгар, чьи силы были истощены и рассредоточены.

Смерть

Исход войны был решен 29 июля 1014 года. Полный решимости прекратить атаки византийцев, Самуил возвел мощные укрепления в районе деревни Ключ (Клейдион) (близ горного хребта Беласица)[73]. Василий II предпринял несколько попыток штурмовать укрепления, но безуспешно. Византийские войска были готовы отступить, когда полководец Никифор Ксифий обнаружил способ преодолеть защитную стену и напасть на болгар с тыла[74]. Византийские хроники сообщают, что имперские войска нанести болгарам сокрушительное поражение и захватили в плен порядка 15 000 солдат. Василий II приказал из ослепить и затем отпустить на свободу, оставив в каждой сотне по одному поводырю с одним глазом, чтобы отвести их домой. Предполагается, что вид слепой армии, вернувшейся на родину, стал причиной сердечного приступа Самуила и его безвременной кончины 6 октября 1014 года[75].

За победы над болгарами Василий II был позднее удостоен прозвища «Болгаробойца» (гр.: Βουλγαροκτόνος). Ныне проспекты в Афинах, Салониках и других городах Греции носят имя Василия II Болгаробойцы.

Первое Болгарское царство смогло продержаться еще 4 года после смерти Самуила, пока не попало полностью под власть Византии. Однако в 1185 году болгарское государство было восстановлено в ходе восстания братьев Асеня и Петра.

Семья

 
 
 
 
 
 
 
Комит
Никола
 
 
 
Рипсимия
Армянская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Давид
 
Мойсей
 
Аарон
 
Самуил
 
 
 
Косара
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Катун
Анастасия
 
 
Теодора
Косара
 
 
Мирослава
 
 
Гавриил
Радомир
 
 
 
сестра Иштвана Святого
 
 
 
 


Могила

В 1969 году греческий археолог профессор Николаос Муцопулос производил раскопки в базилике «Свети Ахил» на одноименном острове на озере Микри-Преспа и обнаружил в правом нефе четыре захоронения, три из которых были разграблены в средние века. Несмотря на отсутствие обозначений, Муцопулос предположил, что это могилы Самуила, его племянника и последнего правителя Первого Болгарского царства Ивана Владислава, его сына Гавриила Радомира и зятя Ивана Владимира[76][77].

Антропологическое исследование останков Самуила показало, что это был человек примерно 1.60 метра ростом и умер он в возрасте около 70 лет. Ученые установили, что его левый локоть был сломан, и кость срослась под углом 140°[9][78]

Сегодня останки царя находятся в лаборатории профессора Муцопулоса в Салониках. Профессор готов обменять их на несколько древних византийских манускриптов, находящихся в Болгарии[79][80].

Историография бывшей Югославии и Македонии

Хотя столицей царство Самуила являлся Охрид, который сам по себе был в то время одним из важных культурных центров Первого Болгарского государства, в бывшей Югославии считается, что это государство было не совсем болгарским. Сербская историография обычно описывает царство Самуила как царство македонских славян, подразумевая преобладание среди них сербов[81]. Югославский византолог Георгий Острогорский, хоть и признает, что созданное Самуилом государство политически и религиозно было связано с царством Симеона и Петра, все же утверждает, в на самом деле это была Македонская империя, существенно отличавшаяся от бывшего болгарского царства[82]. Этот тезис по сей день широко представлен с современной македонской историографии.

Битольская надпись

Битольская надпись была найден в декабре 1956 года при сносе мечети в македонском городе Битола, построенной, вероятно, из камней Битольской крепости. В надписи племянник Самуила царь Иван Владислав утверждает, что организовал ремонт крепости, чтобы «спасти жизни болгар». Там же упоминаются наиболее славные победы Самуила[83].

Пограничный камень царя Самуила

25 марта 2004 года в результате полицейской операции около деревни Самуилово был задержан камень представляющий историческую и национальную ценность Болгарского государства. На камне после изучения учеными расшифрована надпись, которая гласит: «Самуил в Христа Бога верный царь и самодержец всем болгарам».

После изучения достоверности камня было определено вывести камень из музея города Благоевграда в Софию. Однако на пути полицейских встала «живая» стена из несогласных благоевградчан. Полицейские наложили блокаду, которая была снята после того как к митингующим присоединился мэр города Благоевграда — Лазар Причкапов.

Самуил в художественной литературе

Личность царя Самуила и его эпоха нашли отражение в произведениях болгарских писателей и поэтов .

Так, в трилогии " Самуил, царь болгарский царь Димитр Талев активно использовал ряд исторических источников:

В своем романе я использую практически все факты, установленные исторической наукой. Я хотел, чтобы мой роман имел не только познавательное значение, но и оградил историческую правду от посягательств некоторых македонских лжеисториков, пытающихся фальсифицировать историю ...[84][85]

Шестой том серии «Сказания в 15 томах» Антона Дончева посвящён царствованию царя Самуила. Он назван «Сказание о времени Самуила» и поделен на две книги. О болгарском царе пишет Стефан Цанев в первом томе своих «Болгарских хроник».

Битва при деревне Ключ упомянута в стихотворениях Ивана Вазова « Опълченците на Шипка[86] и «Не даваме я».[87].

Память

В честь царя Самуила названы:

  • Самуил, село в северо-восточной Болгарии;
  • Цар-Самуил, село в северо-восточной Болгарии;
  • Самуил, нос на острове Ливингстон, Антарктика;
  • «Цар Самуил», стадион в Петриче;
  • Самуилово, четыре болгарских села;
  • Самоилово, село в Македонии.

См. также

Напишите отзыв о статье "Самуил (царь Болгарии)"

Литература

  • Андреев Й., Ив. Лазаров, Пл. Павлов. Кой кой е в Средновековна България, Изд. къща «П. Берон», 1999, ISBN 954-402-047-0; Трето допълнено и преработено изд.- София, 2012.
  • Златарски В., [www.promacedonia.org/vz1b/index.html История на българската държава през Средните векове], том 1, част 2, София, 1927 (преизд. 1971)
  • Matsopulos N., Le tombeau du Tsar Samuel dans la basilique de St. Achiles a Prespa — Etudes balkaniques, 1974, 4, стр. 114—126
  • Obolenski D., The Byzantine Commonwealth, London 1971
  • Петров П., Образуване и укрепване на западната Българска държава, Годишник на Софийския университет (ФИФ), 1959, LIII/2, с.135-190
  • Павлов, Пл. Векът на цар Самуил. София, изд. «Изток — Запад», 2014
  • Косев Д. (ред.), Петров П., Тъпкова-Заимова В., История на България, том 2., дял IV., глави 2.-3., София, 1981
  • Божилов И., Гюзелев В., История на средновековна България VII—XIV в., Анубис, София, 1999, ISBN 954-426-204-0
  • Пириватрић, Срђан. [www.promacedonia.org/srpir/index.html Самуилова држава. Обим и карактер], Београд, 1997 (в превод на бълг.: Приватрич С., Самуиловата държава, 2000, ISBN 954-540-024-8, [www.kroraina.com/knigi/new_books/pirivatrich.html откъс от книгата])
  • Runciman, S., [www.promacedonia.org/en/sr/index.html A history of the First Bulgarian Empire], London, 1930 (на български — Рънсиман С., [www.chitanka.info:82/lib/text/2382 История на Първото българско царство], С., 1993)
  • Strässle P., Krieg und Kriegführung in Byzanz. Die Kriege Kaiser Basileios II. gegen die Bulgaren (976—1019), Böhlau, 2006, ISBN 3-412-17405-X
  • Пириватрич С., За Самуил след Самуил (Представа за цар Самуил и приемниците му във византийските извори от XI—XII в.), Paleobulgarica, XXVII, 2003, 1, ISSN 0204-4021
  • Божинов В. (ред.), Панайтов Л. (ред.), [macedonia-history.blogspot.com/2006/11/dokumenti-za-istorijata-na.html Македония — сборник от документи и материали], БАН, Институт за история, Институт за българския език, София, 1978
  • Андонов-Полјански Х. (ред.), Документи — за борбата на македонскиот народ за самостојност и за национална држава, том 1., Универзитет «Кирил и Методиј», Скопје, 1981
  • Ostrogorsky G., Geschichte des Byzantinischen Staates, C.H.Beck’sche Verlagsbuchhandlung, München, 1963, ISBN 3-406-01414-3
  • Tsamakda V., The illustrated chronicle of Iohannies Skylitzes in Madrid, Alexandros Press, Leiden, 2002, ISBN 90-806476-2-4
  • Norwich J., Byzantium. The Apogee, Knopf, London, 1992, ISBN 0-394-53779-3
  • Степанос Таронеци-Асохик. Всеобщая история Степаноса Таронского — Асохика по прозванию, писателя XI столетия. Перевод с армянского и объяснения Н.Эминым., Москва, Типография Лазаревского института восточных языков. 1864. XVIII, стр. 335
  • Adontz, Nikoghayos. Samuel l’Armenien, Roi des Bulgares. Bruxelles, Palais des academies, 1938, Pp. 63.
  • Цанев Ст., Български хроники, Т. 1, София, 2006, ISBN 954-491-619-9
  • Treadgold W., A History of the Byzantine State and Society, Stanford University Press, 1997, ISBN 0-8047-2630-2
  • Fine J., The Early Mediaval Balkans, The University of Michigan Press, 1983, ISBN 0-472-10025-4
  • Павлов, Пл. Историята — далечна и близка. В. Търново, 2010.
  • Тъпкова-Заимова, В. «Българи родом…» Комитопулите в изворите и историографската традиция. В. Търново, 2009.
  • Съботинов, А., Българският произход на цар Самуиловия род, София, 2005, ISBN 954-9401-08-1
  • Съботинов, А., България при цар Самуил и неговите наследници, Т.І Извори и литература (опит за обобщение), София, 2008 г. ISBN 954-9401-22-1
  • Бележити българи (съст. и отг. ред. Пл. Павлов), т. ІІ. София, 2012.

Примечания

  1. 1 2 [www.cc.ece.ntua.gr/~conster/English/PageData/samuel.htm The Tsar Samuel], <www.cc.ece.ntua.gr/~conster/English/PageData/samuel.htm> 
  2. [www.britannica.com/eb/article-9065243/Samuel Britannica Online - Samuel (tsar of western Bulgaria)], <www.britannica.com/eb/article-9065243/Samuel> 
  3. Whittow Mark. The making of Byzantium, 600-1025. — Los Ángeles, 1996. — ISBN 0-520-20497-2.
  4. Hays, 1997, p. 82.
  5. Андреев, 1999, p. 127.
  6. Crampton, 1987, p. 4.
  7. Schlumberger, 1925, pp. 643–644.
  8. B. Prokic. Die Zusätze in der Handschrift des Johannes Scylitzes. München, 1906, p. 28
  9. 1 2 Андреев, 1999, стр. 331—334
  10. Adontz, N (1938). «Samuel l’Armenien, roi des Bulgares». MAR Bclsmp (39): p. 37.
  11. Златарски, т. 1, ч. 2, 1971, стр. 604
  12. Ангелов Д., Византия — политическа история, Издателство «Идея», Стара Загора, 1994, ISBN 954-8638-06-1, стр. 180
  13. Благоева, Б. За произхода на цар Самуил, Исторически преглед, № 2, 1966, стр. 91-94
  14. Иван Снегаров: История на Охридската Архиепископия, стр. [promacedonia.org/is/is_1_2.html 20]; Александър Хилфердинг: [books.google.com/books?id=PSbTAAAAMAAJ&printsec=titlepage&source=gbs_v2_summary_r&cad=0 Собраніе сочиненій], стр. 199; Пириватрич: Самуиловата държава, стр. [www.promacedonia.org/new_books/pirivatrich.html 62-72]
  15. Еще к вопросу о происхождении Самуила. Имя Рипсимия (по-армянски Хрипсима) было распространено среди армян, как и имена Давид, Моисей, Аарон и Самуил. На основании этого армянский летописец Степан Таронци утверждает, что Самуил и его братья родились в Держане (Армения) (См.: Adontz, N (1938). «Samuel l’Armenien, roi des Bulgares». MAR Bclsmp (39): p. 37.).
  16. По словам российского летописца Нестора, столица болгарского государства Преслав была оккупирована Святославом.
  17. Дата смерти Петр достоверно не установлена, но бесспорно, что она наступила ранее 970 года. (см. Косев, Петров, Тъпкова-Заимова, 1981, стр. 389—397). Считается, что он умер в начале 969 года (см. Пириватрич, Самуиловата държава, София 2000, стр. 55, 80).
  18. Косев, Петров, Тъпкова-Заимова, 1981, стр. 389—397
  19. Fine, 1983, стр. 181—187
  20. Подбрани извори за българската история, т. II, София 2004, стр. 64
  21. Борис и Роман находились, вероятно, с 963 года в качестве заложников в Константинополе (см. Златарски, 1971, стр. 543—545).
  22. В том же духе высказываются Божилова и Гюзелев: по их словам, к примеру, Борис и Роман не были заложниками византийцев (см. Божилов, Гюзелев, 1999, стр. 295, 305).
  23. О боевых действиях между Болгарией и Россией в 969 году, в том числе о тех, в ходе которых Преслав попал в руки русских, ничего не известно (см. Fine , 1983, с 184 и Златарски, 1971 , стр. 571—572).
  24. См. Fine, 1983, стр. 181—187 и Strässle, 2006, I.3.1, стр. 72 ср. Косев, Петров, Тъпкова-Заимова, 1981, стр. 389—397
  25. Пириватрич, Самуиловата държава, София 2000, стр. 70
  26. См. Златарски, 1971, стр. 571—578
  27. Гюзелев, Васил, България от втората четвърт на Х до началото на XI век (в: Димитров, Илчо (ред.), Кратка история на България, изд. «Наука и изкуство», София 1983), стр. 68-69
  28. Андреев, Й., Лазаров, Ив., Павлов, Пл., Кой кой е в Средновековна България, Изд. «Просвета», София 1995, ISBN 954-01-0476-9, с. 41
  29. Златарски, Петров, Антоляк и другие считают, что этими послами были сами братья-комитопулы, Пириватрич же утверждает, что ими могли быть и представители болгар, проживавших к северу от Дуная или послы царя Бориса(см. Пириватрич, 2000, стр. 71-72).
  30. 1 2 3 4 5 Божилов, Гюзелев, 1999, стр. 314—315
  31. Златарски, В., История на българската държава през средните векове, т. I, ч. 2, [www.promacedonia.org/vz1b/vz1b_6_1.html с. 610]
  32. Ал. Милев, «Гръцките жития на Климент Охридски», София 1966, стр. 124
  33. Д. Ангелов, «Византийски влияния върху средновековна България», стр. 405
  34. В том числе В. Златарски (История на българската държава през следните векове, т. I, ч. 2, [www.promacedonia.org/vz1b/vz1b_6_1.html с. 611—612])
  35. Й. Иванов, «Български старини из Македония», София, 1970, стр. 550
  36. Пириватрич, С., Самуиловата държава. Обхват и характер, София 2000, с. 108, 153—154
  37. Николов, Г., Централизъм и регионализъм в ранносредновековна България (края на VII — началото на XI в.), София 2005, с. 195
  38. 1 2 3 Р. Грујиħ, «Три хиландарске повлье», стр. 14
  39. 1 2 С. Бобчев, «Старобългарски правни паметници», стр. 118
  40. 1 2 Павлов, Пл., [www.vmro-rousse.hit.bg/Pl_Pavlov.html Цар Самуил и «българската епопея»]
  41. П. Петров, «Восстание Петра и Бояна». Некоторые авторы указывают, что Борис и Роман бежали из византийского плена (см. Андреев, 1999). Другие считают, что византийцы сознательно позволили им бежать, надеясь, что их возвращение вызовет раскол в болгарском лагере (см. Златарски, 1971, стр. 625 срав. с Косев, Петров, Тъпкова-Заимова, 1981, стр. 402—403). По мнению Файна, сохранившиеся данные являются недостаточными для твердого вывода об обстоятельствах, при которых братья покинули Константинополь (см. Fine, 1983, стр. 189).
  42. Златарски считает, что в данном случае летописный Видин следует идентифицировать с Воденом — Эдессой. По его словам, Роман был провозглашен царём именно в Эдессе (см. Златарски, Ч.2, стр. 622—623). Источники, однако, указывают, что Борис и Роман пересекли границу с Болгарией через Ихтиманское ущелье, что делает более вероятно то, что Самуил встретил Романа в «настоящем» Видине.
  43. Златарски, 1971, т. 1, ч. 2, стр. 622—623
  44. Златарский, «История на българската държава през средните векове Том I. История на Първото българско царство. Част II. От славянизацията на държавата до падането на Първото царство (852—1018)»
  45. П. Петров, «Восстание Петра и Бояна», 1962, стр. 219—225
  46. Среди его инициатив известно основание монастыря Святого Георгия близ Скопье).
  47. Ioannes Scylitzes. Historia, стр. 276
  48. Златарски, В., История на българската държава през средните векове, т. I, ч. 2, София 1971, [www.promacedonia.org/vz1b/vz1b_6_1.html с. 635] (изтеглено 3.12.2007)
  49. Златарски, История на българската държава през средните векове, том 1, част 2, [www.promacedonia.org/vz1b/vz1b_6_1.html стр. 632—633] (взято с сайта «Книги за Македония» на 21.4.2008)
  50. Leo Diaconic. Historia, стр. 171—173
  51. Розен, В. Р. «Император Василий Болгаробойца», стр. 21
  52. Златарски, В., История на българската държава през средните векове, т. I, ч. 2, с. [www.promacedonia.org/vz1b/vz1b_6_2.html 643-645]
  53. Златарски, т. 1, ч. 2, 1971, стр. 645—647
  54. Ioannes Scylitzes. Historia. стр. 449
  55. 1 2 Ioannes Scylitzes. Historia. стр. 449—450
  56. Ф. Шишиħ, «Летопис попа Дукльана», Београд, 1928, стр. 330
  57. Ив. Дуйчев, Преписката на папа Инокентий II с българите, стр. 310
  58. 1 2 Ф. Шишиħ, «Летопис попа Дукльана», Београд, 1928, стр. 331
  59. Ф. Шишиħ, «Летопис попа Дукльана», Београд, 1928, стр. 334
  60. Durant W., The Story of Civilization 4. — The Age of Faith, Simon & Schuster, 1980, ISBN 0-671-01200-2
  61. Ив. Дуйчев, «Из старата българска книжарница», стр. 102
  62. Ив. Венедиков, «Първият брак на Гавраил Радомир», София, 1973, стр. 144—149
  63. Р. В. Розен, «Император Василий Болгаробойца», стр. 34
  64. Ioannes Scylitzes. Historia. стр. 452
  65. 1 2 3 Ioannes Scylitzes. Historia. стр. 454—455
  66. Legenda Sancti Gerhardi episcopi, стр. 492—493
  67. Ioannes Scylitzes. Historia. стр. 454
  68. Й. Иванов, «Български старини из Македония», София, 1970, стр. 557
  69. Ив. Венедиков, «Първият брак на Гавраил Радомир», София, 1973, стр. 151—152
  70. Ioannes Scylitzes. Historia. стр. 455
  71. 1 2 Златарски, т. 1, ч. 2, 1971, стр. 689—690
  72. Чолпанов, Б., Гюзелев, В., Бележити българи, том I, София, 1967, с. 147
  73. [logos.uni-plovdiv.bg/GetResource?id=161 Г. Митрев, Самуиловата крепост-дема и битката от 1014 г., Македонски преглед, 1993, кн. 2, стр. 75-88]
  74. Златарски, т. 1, ч. 2, 1971, стр. 693—703
  75. Ioannes Scylitzes. Historia.
  76. Муцопулос, Николаос. «Базиликата „Свети Ахилий“ в Преспа. Един исторически паметник-светиня», София, 2007.
  77. Одним из косвенных доказательств этого является, то что именно Самуил перенес в Болгарию мощи святого Ахилла, в честь которого была названа базилика «Свети Ахил».
  78. Вероятно, царь получил эту травму во время битвы на реке Сперхий — в ходе бегства он проехал около 400 миль, чтобы вернуться в Болгарию, и за это время без медицинской помощи рука срослась неправильно.
  79. [www.varnacity.info/spodeleno.php?page=news_show&nid=7984 в. «Стандарт», 14 януари 2007, Държат в шкаф костите на Самуил]
  80. [www.focus-news.net/index.php?id=n647796&chain=1 Проф. Казимир Попконстантинов: Предложението за размяна на самуиловите кости е провокация от Гърция], Агенция "Фокус", 2007-02-15, <www.focus-news.net/index.php?id=n647796&chain=1>. Проверено 28 апреля 2007. 
  81. Историја Срба (БИГЗ: Београд, 1989.
  82. Острогорски, Г. История на византийската държава, «Прозорец», Сф 1998, стр. 395.
  83. Павлов, Пл., Бунтари и авантюристи в Средновековна България, LiterNet, 2005 — [www.liternet.bg/publish13/p_pavlov/buntari/zagovorite.htm Заговорите на «магистър Пресиан Българина»] (взето на 26.1.2007)
  84. Продолжение:В этом романе постановлен важнейший для нас, болгар, вопрос - вопрос о государстве... Роман полон также большими и малыми вопросами о человеке и его жизни, человеческих страстях и угасании человека, его благородных порывах и крушении его мечтаний и стремлений...
  85. Димитър Талев, „Самуил — цар български“. Т.1, София, 1998 г., стр. 361 ISBN 954-584-238-5.
  86. Иван Вазов, [liternet.bg/publish/vazov/lirika/gusla/opylchencite.htm “Опълченците на Шипка»]
  87. Иван Вазов, [macedonia-istinata.hit.bg/poetry/ne_davame_q.html «Не даваме я»]

Отрывок, характеризующий Самуил (царь Болгарии)

– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».