Самуэли, Тибор

Ти́бор Самуэ́ли (венг. Szamuely Tibor; 27 декабря 1890, Ньиредьхаза — 2 августа 1919, Лихтенвёрт) — венгерский политический деятель, один из основателей Венгерской коммунистической партии (первоначально носившей название Партии коммунистов Венгрии).

Биография

Ранние годы

Родился в еврейской семье. Учился в Дьёре, после получения аттестата в 1908—1909 работал в Будапеште банковским клерком, затем сотрудником страхового агентства. В это же время стал членом Социал-демократической партии Венгрии, однако первоначально не принимал активного участия в её работе. С 1909 — журналист. Из-за своих резких критических статей был вынужден покинуть Венгрию, поселился в Италии. В 1913 вернулся в Венгрию, стал сотрудником газеты «Народное слово» (венг. Népszavá). За свои публикации в этом издании подвергался судебному преследованию. Благодаря финансам родителей вёл роскошную светскую жизнь, совершил путешествие по многим странам мира.

Революционная деятельность в России, Германии и Венгрии

Во время Первой мировой войны был призван в армию и попал в русский плен в 1915. Вёл агитационную работу среди военнопленных, распространяя социалистические и антивоенные идеи. После Октябрьской революции 1917 вступил в венгерское отделение РКП(б), став одним из соратников Белы Куна. С января 1918, пребывая в Москве, занимался организацией отрядов из венгерских военнопленных для защиты русской революции. Совместно с Белой Куном редактировал выходившую с 3 апреля 1918 первую венгерскую коммунистическую газету, «Социальная революция» (венг. Szociális Forradalom). После Ноябрьской революции 1918 на некоторое время выехал в Германию, где в декабре 1918 участвовал в организации «Союза Спартака», оказывая содействие Карлу Либкнехту и Розе Люксембург.

После реванша контрреволюционеров в Германии вернулся в Венгрию 3 января 1919, где был избран в Центральный комитет ПКВ и продолжил журналистскую деятельность в составе редакционной коллегии «Красной газеты» (венг. Vörös Újság), критикуя в своих выступлениях режим Каройи. С началом арестов видных левых деятелей в Венгрии 20 февраля 1919 Тибор Самуэли стал членом подпольного Центрального комитета ПКВ; ему поручалось создание вооружённых рабочих отрядов.

Венгерская советская республика

В результате социалистической революции в Венгрии 21 марта 1919 Тибор Самуэли превратился в одного из руководителей Венгерской Советской республики, занимая поочерёдно ряд постов (включая пост наркома просвещения; последней была должность наркома по военным делам). Наряду с исполняющим обязанности наркома по культурным делам Дьёрдем Лукачем отвечал за вопросы идеологии в венгерском правительстве. Кроме того, ему было поручено организовать борьбу с контрреволюционерами. В конце мая 1919 Самуэли совершил перелёт через фронт на двухместном самолете в Москву, чтобы обсудить с Лениным перспективы мировой революции.

Близким к Самуэли был военизированный отряд «ленинцев» во главе с Йожефом Черни. Самуэли несёт ответственность за «красный террор» в Венгрии, жертвами которого стали по разным оценкам от 300 до 590 человек. К факту красного террора активно апеллировали контрреволюционные силы, сами развернувшие кампанию белого террора, отличавшегося антикоммунизмом и антисемитизмом. Примечательно, что количество жертв белого террора превосходит количество жертв красного на два порядка и исчисляется тысячами (всего контрреволюционерами было убито до 70 000 человек).

Смерть

После падения Советской власти в Венгрии 1 августа 1919 Самуэли, подобно Куну и большинству других левых политических деятелей, бежал из страны, чтобы избежать проводимого контр-адмиралом Миклошем Хорти и Иштваном Бетленом белого террора. Однако после незаконного пересечения государственной границы с Австрией был арестован и расстрелян австрийскими властями 2 августа 1919. Другие источники склоняются к более спорным версиям его смерти, утверждая, что он был застрелен австрийским жандармом ещё во время пересечения границы или что Тибор Самуэли покончил жизнь самоубийством.

Литература

• Фельдеш П. Драматическая миссия: Повесть о Тиборе Самуэли: Авториз. пер. с венг. — М.: Политиздат, 1970. — (Пламенные революционеры) — 447 с., ил.
• Шимор А. Так жил Тибор Самуэли. — М.: Прогресс, 1981. — 206 с.

Отрывок, характеризующий Самуэли, Тибор

– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]