Самый последний день (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Самый последний день
Жанр

драма

Режиссёр

Михаил Ульянов

Автор
сценария

Борис Васильев
Михаил Ульянов

В главных
ролях

Михаил Ульянов
Николай Граббе

Оператор

Элизбар Караваев

Композитор

Исаак Шварц

Кинокомпания

Мосфильм

Страна

СССР СССР

Год

1972

IMDb

ID 0185659

К:Фильмы 1972 года

«Самый последний день» — советский художественный фильм, драма режиссёра Михаила Ульянова по одноимённой повести Бориса Васильева. Первый и последний фильм Михаила Ульянова в качестве режиссёра, после чего он решил более не снимать фильмы из-за неудачного, по его мнению, опыта.





Сюжет

Последний рабочий день участкового оперуполномоченного милиции, бывшего фронтовика Семёна Митрофановича Ковалёва (Михаил Ульянов), который уходит на пенсию. Ковалёв обходит свой участок, прощается с друзьями и знакомыми и сдаёт дела новому участковому. Наступает вечер, Ковалёв возвращается на автобусе домой и замечает подозрительного гражданина, внешность которого соответствует ориентировке на опасного преступника. Чутьё не подвело бывшего милиционера, он пытается в одиночку задержать преступника, но умирает от полученных в схватке ранений.

В ролях

Съёмочная группа

  • Режиссёр: Михаил Ульянов
  • Сценаристы: Борис Васильев, Михаил Ульянов
  • Оператор: Элизбар Караваев
  • Композитор: Исаак Шварц
  • Художник: Ипполит Новодерёжкин

Напишите отзыв о статье "Самый последний день (фильм)"

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=5748 «Самый последний день»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»


Отрывок, характеризующий Самый последний день (фильм)

После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.