Сангвинетти, Давиде

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Давиде Сангвинетти
Место проживания Монте-Карло, Монако
Рост 188 см
Вес 79 кг
Начало карьеры 1993
Завершение карьеры июль 2013
Рабочая рука правая
Удар слева двуручный
Тренер Клаудио Пистолези
Призовые, долл. 2 935 584
Одиночный разряд
Титулов 2
Наивысшая позиция 42 (31 октября 2005)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 2-й раунд (1998-99, 2006)
Франция 3-й раунд (1999)
Уимблдон 1/4 финала (1998)
США 4-й раунд (2005)
Парный разряд
Титулов 1
Наивысшая позиция 78 (1 декабря 2003)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1-й раунд (2003-04, 2006-07)
Франция 3-й раунд (2003)
Уимблдон 1-й раунд (2005-06)
США 2-й раунд (1997)
Завершил выступления

Давиде Сангвинетти (итал. Davide Sanguinetti; родился 25 августа 1972 года в Виареджо, Италия) — итальянский профессиональный теннисист и тренер.





Общая информация

Давиде женат с 30 октября 1999 года на девушке по имени Татьяна, есть дочь Алиса (родилась 10 августа 2002).

Его кумирами в мире тенниса в детстве были Паоло Кане и Милослав Мечирж.

Спортивная карьера

Начало карьеры

Профессиональную карьеру Давиде начал в 1993 году. В апреле 1994 года в качестве Лаки Лузера дебютировал на турнире ATP-тура в Ницце, где в первом раунде смог выиграть один сет у известного шведа Стефана Эдберга (№ 3 в мире на тот момент), но проиграл в итоге 6-4, 2-6, 4-6. Против него же Сангвинетти сыграл и на дебютном турнире серии Мастерс в Индиан-Уэллсе в марте 1995 года. Вновь взяв один сет итальянец проигрывает Эдбергу. В ноябре того же года он выиграл первый в карьере «челленджер» в парном разряде на турнире Ахмадабаде. В июне 1997 года завоевал титул на одиночном «челленджере» в Фюрте, а в июле в Оберштауфене. Это позволяет Сангвинетти впервые попасть в Топ-100 мирового рейтинга. В конце июля он выиграл дебютный титул в основном туре ATP. Произошло это в парных соревнованиях турнира в Умаге. В августе 1997 года дебютировал в основе на турнире серии Большого шлема, сыграв на Открытом чемпионате США и в первом раунде там он уступает чеху Иржи Новаку. В октябре на турнире в Боготе Давиде впервые выходит в полуфинал и завершает сезон в первой сотне.

1998-2001

На Открытом чемпионате Австралии 1998 года Сангвинетти выходит во второй раунд, где сыграл против первой ракетки мира Пита Сампраса и проиграл в трёх сетах. В апреле он выиграл грунтовый «челленджер» Неаполе, где в финале обыграл молодого Марата Сафина. В мае Давиде удалось выйти в финал турнира в Корал-Спрингсе, где он проиграл австралийцу Эндрю Илие 5-7, 4-6. На Уимблдонском турнире итальянцу удается дойти до четвертьфинала, что стало для него пиковым достижением за карьеру на турнирах серии Большого шлема. Путь дальше ему преградил Рихард Крайчек На Открытом чемпионате США Сангвинетти выиграл первые два матча и дошёл до третьего раунда, где уступил Андре Агасси. Осенью ему дважды удалось выйти в четвертьфинал на турнирах в Мехико и Боготе.

На Открытом чемпионате Австралии 1999 года выходит во второй раунд. Вплоть до мая не может выиграть на турнирах две игры подряд, впервые это произошло на Открытом чемпионате Франции, где он выходит в третий раунд. После Франции его результаты не улучшились и Давиде вылетел из первой сотни. В начале сезона 2000 года Сангвинетти вышел в четвертьфинал на турнире в Ченнае. В марте выиграл «челленджер» в Салинасе. За сезон сыграл на всех четырёх турнирах Большого шлема, но выбывал на стадии первого раунда. В июне вышел в полуфинал на травяном турнире в Лондоне. В сентябре Давиде удалось выйти в финал турнира в Ташкенте, обыграв в том числе во втором раунде № 8 в мире Евгения Кафельникова (7-5, 6-3). В финале он проигрывает другому россиянину из Топ-10 Марату Сафину (№ 2 в мире). Затем итальянец выиграл «челленджер» в Братиславе, а в ноябре выходит в четвертьфинал турнира в Брайтоне.

Сезон 2001 года Сангвинетти начинает с четырех поражений подряд. В конце февраля ему удается выйти в финал турнира в Мемфисе, где он проиграл австралийцу Марку Филиппуссису. Вплоть до июля выбывает на ранних стадиях турнирах. В четвертьфинал ему удается выйти на турнире в Ньюпорте. На Уимблдонском турнире и Открытом чемпионате США выбывает на стадии второго раунда.

2002-05

В феврале 2002 года на турнире в Милане Сангвинетти наконец-то выиграл первый одиночный титул основного тура. Во втором раунде того турнира он обыгрывает третью ракетку мира Хуана Карлоса Ферреро 6-2, 6-4, а в финале 13-го в мире на тот момент Роджера Федерера 7-6(2), 4-6, 6-1. Через неделю после этого он побеждает на «челленджере» в Вроцлаве, а еще через неделю выходит в полуфинал турнира в Копенгагене. В начале марта Сангвинетти сумел выиграть второй одиночный титул ATP. На турнире в Делрей-Бич в финале ему удается переиграть Энди Роддика 6-4 4-6 6-4. Грунтовая часть сезона прошла менее успешно и на Открытом чемпионате Франции результатом итальянца стал второй раунд. На Уимблдоне и в США он выбывает в первом раунде. В сентябре на турнире в Ташкенте смог выйти в полуфинал

На Открытом чемпионате Австралии 2003 года выбывает в первом раунде. В феврале на турнире в Милане Давиде выходит в четвертьфинал, а на турнире в Сан-Хосе смог выйти в финал, где проигрывает Андре Агасси 3-6, 1-6. На Мастерсе в Майами Сангвинетти обыгра во втором раунде № 7 в мире Марата Сафина и вышел в третий раунд. Во Франции и на Уимблдоне выбывает в первом раунде, а в США выступил чуть лучше, выйдя во второй раунд. В конце сезона итальянец вышел в полуфинал турнира в Стокгольме и выиграл «челленджер» в Хельсинки. На протяжении сезона 2004 года Сангвинетти выступал нестабильно и вылетел из первой сотни в рейтинге. Вернуться туда ему удается лишь в конце сезона, когда ему удается выйти в четвертьфинал турнира в Шанхае и полуфинал в Вене.

В феврале 2005 года Давиде вышел в четвертьфинал турнира в Скоттсдейле, а в апреле в Эшториле. На Открытом чемпионате Франции и Уимблдоне он выходит во второй раунд. В июне на траве Сангвинетти вышел в четвертьфинал в Хертогенбосе. В июле выигрывает «челленджер» в Реканати. На Открытом чемпионате США ему удается выйти далеко для себя в четвёртый раунд. В сентябре Давиде вышел в четвертьфинал в Палермо, а в октябре в полуфинал в Стокгольме.

Завершение карьеры

На Открытом чемпионате Австралии 2006 года Сангвинетти вышел во второй раунд. Такой же результат у него был на Открытом чемпионате Франции и Уимблдонском турнире. В июле выиграл одиночный и парный «челленджер» в Реканти. В августе на Мастерсе в Торонто в первом раунде Давиде обыгрывает третьего в мире на тот момент Давида Налбандяна и доходит на турнире до третьего раунда. В январе 2007 года он выходит в четвертьфинал турнира в Ченнае, а в феврале в Делрей-Бич. С 2008 года завершает регулярные выступления, появляясь на турнирах эпизодически. Последний раз в одиночках сыграл в 2009 году, а в паре в 2013 году на «челленджере» в Реканти.

Тренерская карьера

По завершении карьеры игрока Сангвинетти стал тренером. В разное время он сотрудничал с Винсентом Спейди, Го Соэдой и Динарой Сафиной.

Рейтинг на конец года

Год Одиночный
рейтинг
Парный
рейтинг
2013 1 244
2009 1 095 1 138
2008 1 572
2007 270 524
2006 107 164
2005 44 168
2004 110 258
2003 65 78
2002 46 262
2001 91 711
2000 65 544
1999 120 164
1998 48 194
1997 95 162
1996 284 299
1995 290 351
1994 177 790
1993 250 624
1992 544 880
1991 1 131
1990 941

Выступления на турнирах

Напишите отзыв о статье "Сангвинетти, Давиде"

Примечания

  1. Начал турнир с квалификации.

Ссылки

  • [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)
  • [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid= Профиль на сайте ITF]  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Сангвинетти, Давиде

– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.