Сандакан

Город Сандакан Sandakan Страна МалайзияМалайзия Штат СабахСабах Область Сандакан Координаты 05°50′00″ с. ш. 118°07′00″ в. д.5.83333° с. ш. 118.11667° в. д. / 5.83333; 118.11667    Основан 1879 Прежние названия Элопура Площадь 2266 км² Высота НУМ 50-150 м Население 501 195 человек (2010) Плотность 221,18 чел./км² Национальный состав китайцы, баджо, малайцы Конфессиональный состав мусульмане, христиане, буддисты Названия жителей сандаканец, сандаканка Часовой пояс UTC+8 Телефонный код +60 089 Почтовые индексы 90000—90999

К:Населённые пункты, основанные в 1879 году

Санда́кан (малайск. Sandakan) — город в восточной части Малайзии, в штате Сабах на северо-востоке острова Калимантан, на побережье моря Сулу. Является центром одноимённой области.

Население — по оценочным данным на 2010 год — составляет 501 195 человек, площадь — 2266 км². Крупный морской порт, промышленный и инфраструктурный центр.

В 1883—1947 годах был административным центром местного колониального владения Великобритании — Британского Северного Борнео (включало всю территорию Сабаха).

В период Второй мировой войны был важным центром японской оккупационной администрации, подвергся сильным разрушениям в ходе боевых действий. В 1945 году переброска отсюда большого количества австралийских военнопленных пешими маршами, получившая известность как «Сандаканские марши смерти», привела к гибели практически всех пленных австралийцев.

История

Доколониальный период

В Средние века на территории нынешнего города находились деревни различных местных племенных образований, периодически признававших суверенитет тех или иных государств Малайского архипелага. В начале XV века на неё распространилась власть султаната Бруней, который, в свою очередь, в 1658 году уступил её султанату Сулу.

В 1865 году она, вместе с территорией всего нынешнего Сабаха была передана в аренду американскому консульскому агенту в Брунее Клоду Ли Мозесу (англ. Claude Lee Moses), продавшему вскоре права пользования базировавшейся в Лондоне «Американской торговой компании», которая, в свою очередь, перепродала их австро-венгерскому консулу барону Густаву фон Овербеку (нем. Gustavos von Overbeck), активно занимавшемуся коммерческой деятельностью в регионе. Следует иметь в виду, что подобная многоступенчатая передача прав собственности или аренды, ещё более осложнявшаяся отсутствием достоверных правовых документов, подтверждающих договорённости между султанами Сулу и Брунея, привела в последующем к многолетнему территориальному спору между независимыми Малайзией и Филиппинами за Сабах.

Появление названия Сандакан, на языке сулук означающее «заложенный, арендованный», связано с созданием на нынешней территории города — на небольшом острове Тимбанг (малайск. Pulau Timbang) в Сандаканской бухте — первого европейского поселения: в 1872 году британский инженер Уильям Кларк Коуи (англ. William Clarke Cowie) основал здесь небольшой торговый пункт, получив соответствующее разрешение от султана Сулу в качестве вознаграждения за контрабандные поставки оружия. При этом сохраняющиеся права Г. фон Овербека на Сабах обусловили активный приток на новое место большого количества австрийских и немецких колонистов, в результате чего созданное поселение получило второе название — Кампу́нг Герма́н (малайск. Kampung German, буквально — «Немецкий посёлок»), бывшее в первые годы более известным. В январе 1878 года Г. фон Овербек, уплатив, вместе с компаньонами, султану Сува 5000 американских долларов, получил от него титул «Верховного хранителя и раджи Сандакана».

Колониальный период

1879—1942 годы

15 июня 1879 года — вскоре после перекупки права на экономическую эксплуатацию Сабаха у Г. фон Овербека его британскими компаньонами и создания ими «Уполномоченной компании Британского Северного Борнео» (УКБСБ), получившей королевский патент на управление этой территорией — Сандакан практически полностью сгорел. 21 июня назначенный КБСБ территориальный управляющий — резидент — Уильям Праер (англ. William B. Pryer) принял решение о нецелесообразности воссоздания поселения на острове и распорядился перенести его на восточный берег бухты, на территорию малайской деревни Були Сим-Сим (малайск. Buli Sim Sim). Обновлённый населённый пункт получил официальное название Элопура (буквально «Пригожий город» от малайск. elok — «пригожий, красивый» и санскр. pura — «город»), которое, однако не прижилось и было вытеснено из употребления названием прежнего поселения — Сандакан. Таким образом, официальной датой основания Сандакана на его нынешнем месте считается 21 июня 1879 года.

В 1883 году в Сандакан был перенесён административный центр владений УКБСБ, первоначально располагавшийся в посёлке Кудат, что повлекло существенное увеличение населённого пункта. По данным переписи, проведённой в 1884 году, в нём проживал 3771 человек, большинство из которых составляли представители народности сулу и китайцы.

В 1888 году, после придания Северному Борнео статуса протектората Великобритании, Сандакан сохранил статус его административного центра.

Выгодное географическое положение пункта — на выходе из глубоководной морской гавани, в непосредственной близости к участкам джунглей, богатых ценной тропической древесиной — обеспечило его ускоренное экономическое и социальное развитие. В 1880-е—1890-е годы были построены многочисленные административные здания, жилые кварталы европейского типа, школы, крупные религиозные сооружения различных конфессий (сохранившиеся до настоящего времени китайский храм Сум Синг Кун 1886 года постройки и церковь Святого Михаила и всех ангелов 1893 года постройки являются главными достопримечательностями города).

Быстрыми темпами развивалась портовая инфраструктура, ориентированная в первую очередь на вывоз тропической древесины. К 1930-м годам из Сандакана на внешние рынки (преимущественно, в Великобританию, Китай и Австралию) поставлялось около 180 тыс. м³ древесины в год — таким образом, город занял одно из первых мест в мире по этому показателю. Большие масштабы и высокая доходность данного бизнеса обеспечили дальнейшее расширение города и его успешное благоустройство.

Период японской оккупации

В период Второй мировой войны Сандакан, как и вся территория Британского Северного Борнео, был занят вооружёнными силами Японии: оккупация началась 19 января 1942 года, когда немногочисленные силы союзников сдали город противнику.

Город стал центром японской оккупационной администрации Северного Борнео — при этом ему было официально возвращено название Элопура, служил важным опорным пунктом местной группировки японских войск. В городе и его окрестностях содержались тысячи военнопленных союзников (в основном австралийцев) и подневольных индонезийцев, эксплуатировавшихся на строительстве железных дорог и прочей тыловой инфраструктуры.

После начала контрнаступления союзников на Сандакан, сопровождавшегося массированными бомбардировками и артобстрелами города, в конце 1944 года японское командование организовало переброску около двух тысяч австралийских пленных во внутренние районы Сабаха пешими маршами, продолжавшимися до марта 1945 года. В ходе этой переброски, получившей в последующем известность как «Сандаканские марши смерти», а также вскоре по прибытии в новое место дислокации в городке Ранау практически все австралийцы погибли от голода и лишений либо были убиты конвоирами (известно лишь о шестерых выживших). Сандаканские марши смерти считаются самым крупным военным преступлением, совершенным в отношении граждан Австралии.

Японские войска оставались в Сандакане некоторое время после капитуляции Японии и завершения Второй мировой войны и были разоружены силами 9-й австралийской дивизии лишь 19 октября 1945 года. К этому моменту город был практически полностью разрушен.

1945—1963 годы

Разрушения, нанесённые Сандакану в ходе войны, были настолько тяжелыми, что британцы, восстановив контроль над городом, сочли невозможным его дальнейшее использование в качестве административного центра Сабаха, получившего в 1946 году статус коронной колонии: эти функции были переданы городу Джесслтон, впоследствии переименованному в Кота-Кинабалу. В 1940-е—1950-е годы город был восстановлен и вновь приобрел важное экономическое и портовое значение.

В составе Малайзии

После создания в сентябре 1963 года независимой Федерации Малайзии Сандакан был утверждён в статусе столицы одноимённого округа в составе штата Сабах. В период независимости страны он остается вторым по значению городом Сабаха: в экономическом, социальном и культурном плане.

Физико-географическая характеристика

Географическое положение, рельеф

Географические координаты Сандакана — 05°50′00″ с. ш. 118°07′00″ в. д.5.83333° с. ш. 118.11667° в. д. / 5.83333; 118.11667   .

Город находится на северо-восточном побережье Сабаха, выходящего на Море Сулу. Расположен на левом берегу горловины одноименного залива, глубоко вдающегося в сушу, небольшая часть — на островах залива. Занимает площадь 2266 км² (вместе с акваторией городского порта).

Территория города в прибрежной полосе равнинна, в остальной части имеются многочисленные холмы и небольшие возвышенности — до 230 метров над уровнем моря. Береговая линия в черте города сильно изрезана, имеется множество мелких заливов и бухт. По городу протекает несколько небольших рек, впадающих в Сандаканский залив.

Климат

Климат экваториальный, влажный. Среднегодовой температурный максимум — +40 °C. Разница между максимальными и минимальными суточными температурами невелика — в среднем 6 °C. Абсолютный температурный максимум, зарегистрированный местными метеослужбами, — +40 °C, абсолютный минимум — +16 °C.

Климат города Сандакан
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Абсолютный максимум, °C	39	34	34	39	37	36	36	37	40	39	40	39	40
Средний максимум, °C	29	30	31	32	32	32	32	33	32	32	31	30	31
Средняя температура, °C	29	25	28	29	29	29	29	29	30	30	31	30	29
Средний минимум, °C	24	24	24	25	24	24	24	24	24	24	24	24	24
Абсолютный минимум, °C	18	16	22	18	20	21	21	21	21	21	22	21	16
Норма осадков, мм	314	275	178	105	142	165	214	195	285	333	285	403	2894
Источник:

Количество дождливых дней

Период	Январь	Февраль	Март	Апрель	Май	Июнь	Июль	Август	Сентябрь	Октябрь	Ноябрь	Декабрь	Год
Количество	19	15	12	9	12	13	15	15	16	19	20	23	188

Скорость ветра (км/ч)

Период	Январь	Февраль	Март	Апрель	Май	Июнь	Июль	Август	Сентябрь	Октябрь	Ноябрь	Декабрь	Год
Средняя скорость	11	11	10	8	7	6	6	7	6	6	7	9	8
Максимальная скорость	39	74	81	56	41	33	39	93	56	67	69	65	93

Население

Численность, динамика

Численность населения Сандакана, по предварительной оценке на 2010 год, составляет 501 195 человек, плотность населения — 221,18 человек на км².

Темпы роста городского населения весьма высоки: так, с 2000 по 2010 год его численность увеличилась почти вдвое (в 2000 году — 275 375 человек).

Этнический и религиозный состав, языки

Этнический состав городского населения весьма разнообразен: представители титульной нации страны — малайцы — составляют не более 10 %. Относительное большинство горожан — порядка 30 % — принадлежит к различным коренным народностям Сабаха (наиболее многочислены баджо, значительное количество кадазан-дусунов и мурутов). Традиционно велика доля китайцев — более 20 %, а также выходцев из Индонезии — не менее 10 %.

Также неоднороден и конфессиональный состав. Практически все малайцы, выходцы из Индонезии и большинство представителей коренных сабахских народностей — мусульмане-сунниты. Среди китайцев имеются как приверженцы буддизма и даосизма, так и христиане — и протестанты, и католики. Христиане имеется также среди коренных сабахцев.

Практически все горожане свободно владеют государственным языком страны — малайским, большинство — английским. При этом многие из них в быту активно пользуются родным языком.

Экономика

Сандакан является вторым после Кота-Киабалу промышленным и коммерческим центром Сабаха. Главной отраслью городской экономики является производство пальмового масла: продукция местных предприятий реализуется как на малайзийском, так и на международных рынках. Большая часть производственных мощностей находится на территории специально оборудованного промышленного парка (англ. Palm Oil Industrial Cluster), занимающего блощадь более 11 км².

Имеются также предприятия других секторов пищевой промышленности — в частности, перерабатывающие вылавливамые в прибрежной акватории рыбу и морепродукты, текстильной и химической промышленности. Деревообработка, бывшая в прошлом важнейшей отраслью городской экономики, в настоящее время имеет относительно небольшое значение. В городе действуют отделения практически всех малайзийских и многих международных банков.

Транспорт и инфраструктура

Сандакан является крупнейшим малайзийским портом на море Сулу, важным региональным пунктом грузовых морских перевозок. Территория городского порта занимает 257 км². Среди грузов, вывозимых из порта, преобладает сельскохозяйственная продукция: пальмовое масло, какао-бобы, табак, абака, саго.

Сеть автомобильных и железных дорог связывает город со всеми крупными населёнными пунктами Восточной Малайзии и Брунеем.

В 13 км от Сандакана находится городской аэропорт, обслуживающий рейсы малайзийских компаний. В 2008 году пассажирооборот составил 618 927 человек (при расчетной способности 1,5 млн человек в год), грузооборот — 3055 тонн, количество обслуженных рейсов — 9622. Площадь аэропорта — 8645 м². Международного статуса не имеет.

Культура, образование, спорт

В городе имеется несколько музеев, общественных библиотек, театр, большое количество кинотеатров. Крупнейшими городскими вузами являются местные отделения национальных университетов — Малайзийского сабахского университета (малайск. Universiti Malaysia Sabah), Университета «Путра Малайсиа» (малайск. Universiti Putra Malaysia) и Малайзийского открытого университета (малайск. Universiti Terbuka Malaysia).

Город обладает развитой спортивной инфраструктурой. Особой популярностью среди горожан пользуются регби и гольф: местные команды регулярно добиваются успехов на национальных чемпионатах, пользуются достаточно высокой международной репутацией.

Туризм и достопримечательности

Сандакан является важнейшим туристическим центром Сабаха — не столько за счёт собственно городских достопримечательностей, сколько благодаря многочисленным природным достопримечательностям, находящимся в непосредственной близости от него. Главными объектами экотуризма являются национальный парк «Черепаховые острова», живописные берега реки Кинабатанган, пещеры Гомантонг.

Основные достопримечательности города — мемориал жертв Второй мировой войны, центр по реабилитации орангутанов, старый городской рынок, исторические церкви, мечети и буддистские храмы.

Отрывок, характеризующий Сандакан

Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.