Сандинистская революция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сандинистская революция
Основной конфликт: Холодная война
Дата

19621979

Место

Никарагуа

Итог

Победа сандинистов

Противники
Никарагуа Никарагуа
при поддержке:
США США
СФНО
Командующие
Анастасио Сомоса Дебайле, Анастасио Сомоса Портокарреро Даниэль Ортега, Умберто Ортега, Томас Борхе, Эден Пастора, Ленин Серна, Бернардино Лариос
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Сандини́стская револю́ция (исп. Revolución Sandinista) — цепь событий, завершившаяся в июле 1979 года свержением режима Анастасио Сомосы в Никарагуа. Наиболее известным лидером этой революции является Даниэль Ортега. Основная движущая сила революции — Сандинистский фронт национального освобождения, названный так в честь видного революционера 1920—1930-х годов Аугусто Сезара Сандино. Знамя Фронта имело, как и флаг Сандино, чёрно-красную расцветку.





Предыстория

В 1936 году, после убийства популярного в стране политика Сандино у власти в Никарагуа утвердилась диктатура семьи Сомоса. Долгое время церковь занимала лояльную позицию по отношению к власти проамериканского режима. Однако по мере распространения «теологии освобождения» множество священников перешли к активным действиям. Они выступали с разоблачительными проповедями, участвовали в демонстрациях и митингах протеста. Некоторые вступили в ряды Сандинистского фронта национального освобождения и вели борьбу в партизанских отрядах. В стране начались гонения на церковь. Гвардейцы Сомосы расправлялись со священнослужителями, их бросали в тюрьмы, убивали в храмах вместе с верующими во время обличительных проповедей. Никарагуанский епископат опубликовал послание с осуждением криминальной диктатуры. В этом документе содержалось признание права верующих на насилие в ответ на насилие угнетателей.

На рост революционных настроений в молодёжной среде несомненно повлияла победа кубинской революции.

Первый вооруженный отряд («колонна имени Ригоберто Лопеса Переса») был создан никарагуанскими революционерами в 1959 году и очень быстро разгромлен правительственными силами.

В 1960 году Карлос Фонсека и Сильвио Майорга выступили с обращением «Краткий анализ никарагуанской народной борьбы против диктатуры Сомосы», в котором изложили свои взгляды и приступили к поиску единомышленников.

23 июля 1961 года в столице Гондураса под их руководством радикально настроенные никарагуанские студенты-эмигранты создают «Фронт национального освобождения», в этом же году в Гондурасе был создан тренировочный лагерь для подготовки партизан.

В течение 1962 года происходила консолидация оппозиционных сил: в состав «Фронта» вошли три общественно-политические организации, в состав «Национального фронта революционной молодёжи» — четыре молодёжные организации[1]. Впоследствии, 22 июля 1962 года ФНО был переименован в «Сандинистский фронт национального освобождения» (СФНО).

Первоначально ведущую роль в движении играл Томас Борхе, позднее он уступил лидерство Даниэлю Ортеге.

Сандинистская герилья (19621979)

В течение 1962—1963 года сандинисты провели несколько небольших операций в приграничных районах с Гондурасом.

22 марта 1962 года в Манагуа сандинисты захватили радиостанцию «Радио Мундиаль» и зачитали в прямом эфире своё воззвание.

31 мая 1962 года в Монтойя отряд сандинистов совершил налет на отделение банка «Америка», захватив денежные средства в сумме 50 тыс. кордоб.

В 1963 году — первые вооруженные выступления СФНО в северной части страны (Рио-Коко и Бокай)[2].

Тогда же, в 1963 году в столкновении с правительственными силами погиб один из основателей СФНО, Хорхе Наварро.

В мае 1964 года Карлос Фонсека был арестован.

18 октября 1964 года сандинисты совершают очередные налеты на отделения банков в целях революционной экспроприации.

В 1965 году в горах Панкасан (на территории департамента Матагальпа в центральной части страны) был создан первый партизанский отряд СФНО из 30 человек, в августе 1967 года здесь же был создан первый учебно-тренировочный лагерь СФНО.

В августе 1967 года в районе Панкасан в боях с правительственными силами погибли основатели СФНО Сильвио Майорга и Ригоберто Крус, а также командиры СФНО Отто Каско и Франсиско Морено.

В июле 1969 года Карлос Фонсека пишет обращение «К братьям никарагуанцам», в котором изложена политическая программа и цели СФНО.

В октябре 1970 года группа боевиков СФНО под руководством Карлоса Агюэро захватила самолет авиакомпании «Лакса», на котором находились четыре американских бизнесмена из компании «Юнайтед фрут». В обмен на них, властями были освобождены четыре находившихся в заключении лидера СФНО: Карлос Фонсека, Умберто Ортега, Руфо Марина, Плутарко Эрнандес.

27 декабря 1974 года — «операция Хуан Хосе Кесадо». группа из 13 боевиков СФНО, которыми командовал Эдуардо Контрерас («Маркос») захватила виллу одного из видных деятелей режима, министра сельского хозяйства, во время приема для государственной и бизнес-элиты (в ходе штурма ими были застрелены три охранника). В обмен на 20 высокопоставленных заложников, повстанцы получили крупный денежный выкуп, освободили из тюрем 18 соратников и 31 декабря отбыли на Кубу[3].

28.12.1974 — в стране введено военное положение[4]. Правительство объявило о создании в стране «запретных зон» («free fire zones»), в пределах которых правительственные силы имели право открывать огонь на поражение по всем замеченным здесь лицам[5]

В период с апреля по ноябрь 1976 года отряды СФНО провели 24 боя с правительственными силами.

7 ноября 1976 года в бою с подразделением Национальной гвардии погиб Карлос Фонсека, отрезанную голову лидера СФНО доставили в столицу в качестве доказательства.

В 1977 году в стране начались полномасштабные боевые действия.

12.10.1977 силы СФНО атаковали гарнизоны правительственных сил в Окотале, Сан-Фабиан, Сан-Фернандо.

13.10.1977 силы СФНО атаковали тихоокеанский порт Сан-Карлос.

17.10.1977 силы СФНО атаковали казармы Национальной гвардии в городе Масайя.

10.01.1978 — по приказу Сомосы убит Педро Хоакин Чаморро, директор газеты «Пренса» и председатель оппозиционного «Демократического союза освобождения» (ДСО), в ответ в период с 22.01.1978 по 05.02.1978 под руководством ДСО в стране была проведена двухнедельная акция протеста (массовые забастовки, митинги, демонстрации), в которой приняли участие до 600 тыс. человек.

В феврале 1978 года вспыхнуло стихийное восстание в индейском квартале Монимбо (город Масайя)[6], одновременно силы СФНО атаковали гарнизоны в городе Ривас и городе Гранада.

В феврале-марте 1978 года было создано оппозиционное Никарагуанское демократическое движение (MDN, Movimiento Democrático Nicaragüense), в которое вошли представители деловых кругов, интеллигенции, средней и мелкой буржуазии.

В апреле 1978 года на базе ДСО и MDN создан «Широкий оппозиционный фронт» (FAO, Frente Amplio de Opposición), в который вошли 16 политических партий и 3 профсоюзных объединения[7].

29.06.1978 — была проведена всеобщая забастовка.

14.07.1978 — СФНО призвал всех противников режима Сомосы объединиться в единый фронт, 17.07.1978 было образовано «Движение единый народ» (MPU, Movimiento del Pueblo Unido), в которое вошли 20 массовых организаций.

22.08.1978 — отряд под командованием Эдена Пасторы захватил здание Национального Конгресса прямо во время заседания, замаскировавшись под личную гвардию Сомосы. Всего в заложники было взято более 300 человек, в том числе кузен Сомосы и ряд других его родственников. В обмен на их освобождение Сомоса согласился допустить оглашение по радио политического манифеста сандинистов, выплатить полмиллиона долларов выкупа (из запрошенных изначально десяти), освобождение 87 находившихся в тюрьмах сандинистов.

25.08.1978 — на всей территории страны началось восстание, одновременно была объявлена всеобщая бессрочная забастовка.

05.09.1978 — силы СФНО одновременно начали бои в городах Леон, Эстели и Чинандега.

09.09.1978 — силы СФНО полностью или частично удерживали города Манагуа, Леон, Масайя, Эстели и несколько более мелких поселений.

11.09.1978 — сторонники СФНО начали боевые действия в сельских районах Карасо, Дириамба, Хинотепе, Ривас, Пеньяс-Бланкас и Лас Манос.

14.09.1978 — правительство Сомосы объявило осадное положение на всей территории страны.

19.09.1978 — СФНО объявило о прекращении наступления и переходу к обороне, отряды сандинистов оставили ранее занятые населенные пункты.

29.05.1979 — СФНО объявило о начале «последнего наступления» (операция «Финал»).

июнь 1979 — в тюрьме в городе Типитапа началось восстание арестованных активистов СФНО, которых возглавил Карлос Каррион. Восставшие сумели занять здание тюрьмы и продержаться до подхода основных сил СФНО, в общей сложности, из тюрьмы было освобождено 250 активистов и сторонников СФНО, а также родственников и членов их семей[8].

15.06.1979 — восставшими создан Правительственный совет национальной реконструкции.

17.07.1979 — семейство Сомосы покидает страну.

19.07.1979 года — победа сандинистов[9].

Победа была завоевана достаточно дорогой ценой: в период с 1962 по 1979 годы в стране погибло до 50 тыс. человек; ранения получили 80-110 тыс. никарагуанцев, ещё 150 тыс. покинули страну и стали эмигрантами и беженцами[10].

В стране было разрушено 100 из 450 промышленных предприятий, общий ущерб от боевых действий составил около 1 млрд долларов США[11].

Сандинисты у власти (19791990)

В 1979 году революция покончила с диктатурой клана Сомоса.

Сандино на 1000 кордобас 1980, аверс Сандино на 1000 кордобас 1985, аверс Сандино на 20 кордобас 1990, аверс


Ряд церковных деятелей из числа сторонников «теологии освобождения» получили министерские портфели. Это вызвало немедленную реакцию Ватикана, отлучившего их от сана, чего они, естественно, не признали. После революции сандинисты сделали упор на аграрной реформе, ликвидации безграмотности, создание системы медицинской помощи для малообеспеченных слоев населения. Однако сандинисты столкнулись с сопротивлением в лице отрядов «контрас», снаряженной и организованной США вооруженной оппозиции, черпавшей кадры как из сторонников свергнутого режима, так и рядов лиц, недовольных мерами нового правительства. Началась гражданская война. Контрас, действовавшие из Коста-Рики и Гондураса, никогда не представляли серьёзной военной опасности, однако их разрушительная деятельность вкупе с экономическими промахами сандинистов и введенной США блокадой повлекла тяжелые последствия для страны. В системе власти СФНО возрастала роль Сандинистской народной армии и Генерального директората государственной безопасности.

В конце 1980-х годов в рамках региональной тенденции к мирному урегулированию конфликтов было заключено мирное соглашение, предусматривавшее проведение свободных парламентских и президентских выборов, демобилизацию «контрас» и сокращение вооруженных сил. Победу на парламентских выборах одержала коалиция УНО, включившая свой состав самые разные политические элементы, от коммунистов прокитайского толка до наследников сомосовской Либеральной партии, а на президентских — единая кандидатура от УНО, Виолетта Барриос де Чаморро.

См. также

Напишите отзыв о статье "Сандинистская революция"

Примечания

  1. Пабло Сеговиа. Коммунисты Никарагуа выступают против тирании // «Проблемы мира и социализма», № 2 (54), 1963. стр.68-69
  2. И. М. Булычев. Никарагуа сегодня. М., «Международные отношения», 1983. стр.7
  3. [select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F70B11FD355F107A93CBAB1789D95F408785F9&scp=22&sq=Somosa&st=cse Guerrillas Kill 3 at Party, Seize Key Nicaraguans. // «The New York Times» от 29 декабря 1974]
  4. Латинская Америка: справочник. / ред. В. В. Вольский. М., Политиздат, 1976. стр.213-218
  5. major James McCarl, Jr. Sandinista Counterinsurgency Tactics. Fort Leavenworth, Kansas, 1990 page 39
  6. Никарагуа: борьба продолжается // «Известия», № 52 (18812) от 2 марта 1978, стр.4
  7. Латинская Америка. Энциклопедический справочник (в 2-х тт.) / редколл, гл. ред. В. В. Вольский. Том II. М., «Советская энциклопедия», 1982. стр.256-264
  8. А. Р. Кармен. Огонь Прометея. М., «Молодая гвардия», 1983. стр.130
  9. И. Р. Григулевич. Дорогами Сандино. М., «Молодая гвардия», 1985. стр.110-115
  10. И. М. Булычев. Никарагуа на пути национального возрождения. М., изд-во «Знание», 1980. стр.37
  11. М. Белят. Никарагуа: портрет в черно-красных тонах. М., изд-во АПН «Новости», 1987. стр.177

Литература

  • Сандинистская народная революция: опыт, проблемы, перспективы. Научная конференция, посвящённая 10-й годовщине победы революции в Никарагуа (Москва, 27 июня 1989 года) / сб. ст. М., 1989. — 104 стр.

Ссылки

  • Александр Тарасов [scepsis.ru/library/id_971.html «Между вулканами и партизанами: Никарагуанский пейзаж»]
  • [www.hrono.ru/land/197_nik.html Сандинистская революция на hrono.ru] (хронология)
  • [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,912456,00.html Nicaragua: Sandinistas vs. Somoza // «Time», от 25 июня 1979]
  • [www.envio.org.ni/articulo/4029 José Luis Rocha. Ten Photos that Shook the Eighties. // «Envio», № 336, Julio 2009]

Отрывок, характеризующий Сандинистская революция

Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал: