Сандоваль, Гонсало де

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гонсало де Сандоваль
исп. Gonzalo de Sandoval
Принадлежность

Испания Испания

Звание

Лейтенант

Сражения/войны

Завоевание Мексики, Ночь печали, Осада Теночтитлана, поход Кортеса на Гондурас

Гонса́ло де Сандова́ль (исп. Gonzalo de Sandoval; 1497?, Медельин, Испания — 1528, Палос-де-ла-Фронтера, Испания) — испанский конкистадор, участник завоевания Мексики, лейтенант армии Эрнана Кортеса. Со 2 марта по 22 августа 1527 года исполнял обязанности губернатора Новой Испании. Основал в Мексике три города, из которых Колима существует и по сей день.



Биография

Экспедиция в Мексику

Как и о многих участниках завоевания Мексики, сведений о Сандовале до 1519 г. почти нет. Он был самым молодым из лейтенантов отряда Кортеса, и был оставлен при гарнизоне вновь основанного Веракруса. Оказал Кортесу неоценимую услугу: при приближении войск де Нарваэса, посланного арестовать Кортеса за самоуправство, арестовал его посланцев и отправил гонцов в Теночтитлан. Именно Сандоваль захватил Нарваэса живьём, после чего с отрядом Кортеса отбыл в столицу Мексики. Во время «Ночи печали» командовал авангардом. Во время осады Теночтитлана в 1521 г. командовал гарнизоном Сегуры близ Тепейака, где собирались доставленные сушей из Тласкалы суда. Именно Сандоваль отвечал за работу 20 000 индейских носильщиков, доставлявших разобранные бригантины к озеру Тескоко. Узнав о существовании города Шолтепек, совершил самостоятельную экспедицию, обнаружив в местном святилище останки испанцев и их лошадей, принесённых индейцами в жертву. Город был разрушен.

Во время штурма Теночтитлана прикрывал восточные фланги испанской армии. При первой попытке штурма находился в отряде Альварадо, пытавшегося закрепиться на рыночной площади. Сандоваль и его оруженосец Гарсия Ольгуин (García Holguín) захватили в плен последнего тлатоани ацтеков Куаутемока, после чего 13 августа 1521 г. Теночтитлан пал.

После падения Теночтитлана

Сандоваль был ответственным за встречу королевского инспектора Кристобаля де Тапиа, направленного в 1521 г. Карлом V для расследования деятельности Кортеса. В Тласкале был удостоен чести стать крёстным отцом одного из вождей — Читлалпопокацина, получившего имя Бартоломе. Участвовал в карательных походах в Уатуско и Оахаке. Основал город Медельин (южнее Веракруса), а также тихоокеанский порт Эспириту-Санто, ныне не существующий. В конце 1521 г. подавил восстание индейцев в Пануко, и смог материально поддержать своего отца, отправив ему в Испанию 200 песо золотом.

В 1522 г. испанские отряды, посланные для завоевания Колимы, были разбиты. По приказу Кортеса, Сандоваль возглавил карательный поход в этой местности. Поход проходил успешно. На руинах индейского города Кашитлана, Сандоваль основал город Колиму (25 июля 1523 г.), однако в 1527 г. город был перемещён.

В 1524 г. участвовал в походе Кортеса на Гондурас, и получил несколько областей в энкомьенду. После возвращения, в 1526 г. был назначен главным судьей Новой Испании, и в период с 2 марта по 22 августа 1527 г. исполнял обязанности губернатора, сменив на этом посту Маркоса де Агильяра.

Возвращение в Испанию

В 1528 г. решился сопровождать Кортеса, отозванного в Испанию для отчёта перед королём. Не выдержав перехода через Атлантический океан, Сандоваль тяжело заболел. Хронисты сообщают, что кто-то воспользовался его состоянием, и похитил золото, которое Сандоваль вёз домой. Он был похоронен в Палосе, в монастыре Ла-Рабида, бывшего когда-то прибежищем Колумба. Не был женат, и не оставил наследников.

Личность

Единственным источником по жизни и деятельности Сандоваля является хроника Берналя Диаса дель Кастильо. По отзывам Берналя Диаса, Сандоваль был отличным солдатом и администратором, справедливым судьёй, особенно отмечается, что Сандоваль не гнался за богатством, и всегда очень просто одевался.

Некоторые современники (Васко де Тапиа) отмечали, что Сандоваль открыто заявлял о своём неверии в Бога.

Напишите отзыв о статье "Сандоваль, Гонсало де"

Литература

  • Díaz del Castillo, B. Historia verdadera de la conquista de Nueva España. Ed. Plaza Janés, España, 1998. 479 pp.
  • Martínez, J. L. Hernán Cortés. Mexico City: Fondo de Cultura Económica-UNAM, 1991, 1009 pp.
  • Prescott, W. H. The Conquest of Mexico.
  • Thomas, H. Who’s Who of the Conquistadors. Cassell & Co., 2000, 444 pp.

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20070308015410/mesoamerica.narod.ru/diazhis.html Берналь Диас. Правдивая история завоевания Новой Испании]
  • [www.colima-estado.gob.mx/2005/historia/antecedentes.php History of Colima]
  • [www.antorcha.net/biblioteca_virtual/historia/bernal/80.html Bernal Díaz de Castillo, Historia verdadera de la conquista de la Nueva España]
  • [www.motecuhzoma.de/sandoval.html A good biography]

Отрывок, характеризующий Сандоваль, Гонсало де

– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.