Сандомирский договор

Сандомирский договор (консенсус) (лат. Consensus Sandomiriensis) — заключённый в южнопольском городе Сандомир в апреле 1570 года экуменический договор между польскими лютеранами, реформатами и чешскими братьями. Договор признавал взаимную правомерность их вероисповеданий, гарантировал взаимную поддержку и сотрудничество.

Причиной заключения договора было стремление протестантов Польского королевства объединить усилия в борьбе против грозящей контрреформации. Уже Ян Лаский с 1557 года пытался заключить союз между польскими протестантами. Сторону чешских братьев принял Георг Израэль, епископ созданной в 1557 году церковной провинции Унитет, который также выступал за объединение евангелических христиан. Ввиду растущего евангелического движения и слабости католического короля Сигизмунда II Августа ряд протестантов даже надеялись на то, что король согласится основать национальную церковь по образцу англиканской. С этой целью в Сандомире был созван межконфессиональный синод, заседавший с 9 по 14 апреля 1570 года. В нём также участвовали — ввиду заключённой за год до того Люблинской унии — представители литовско-белорусского дворянства. К синоду не были допущены польские братья за их антитринитаризм, а также анабаптисты.

Договор признавал богословские труды, написанные сторонами договора, и указывал на отсутствие разногласий по вопросу о Святой Троице. В связи с наличием разногласий по поводу евхаристии между основными евангелическими конфессиями этот вопрос подробно обсуждался на синоде. Текст договора является компромиссом между позициями Лютера и Цвингли и содержит ссылки на Меланхтона. На этой основе подписавшие его религиозные движения смогли сохранить свою самостоятельность и в то же время договорились о взаимной открытости церквей в плане церковной службы, обмена проповедниками и о проведении взаимных синодов.

Договор не следует путать с Сандомирским консенсусом, представленным на синоде, однако принятом только реформатами.

Договор был принят подписавшими его религиозными движениями за основу сотрудничества, был признан теологами Виттенбергского, Лейпцигского и Гейдельбергского университетов, а также Генрихом Буллингером и Теодором Безой, однако на территории Германии и Швейцарии не оказал какого-либо влияния. В Польше, напротив, договор заложил основы будущей Варшавской конфедерации 1573 года, которая признавала на государственном уровне религиозную веротерпимость.

Публикации текста

• Ostmitteleuropas Bekenntnisschriften der evangelischen Kirchen A. u. H.B. des Reformationszeitalters. III/1. 1564—1576, hrsg. v. Peter F. Barton u. Laszlo Makkai, Budapest 1987, S. 271—279.
• Confessia. Wyznanie wiary powszechney Kosciolöw krzescijariskich Polskich krotko a prostemi slowy zamknione. Warszawa 1994 (Nachdruck der ersten Ausgabe von 1570, hrsg. u. eingel. v. Urszula Augustyniak).
• Henning P. Jürgens (Hrsg.): Konsens von Sandomierz — Consensus Sendomirensis. In: Heiner Faulenbach u.a. im Auftrag der EKD (Hrsg.): Reformierte Bekenntnisschriften, Bd. 3/1, Neukirchen-Vluyn 2012 ISBN 978-3-7887-2528-0.

Литература

• de:Daniel Ernst Jablonski: Historia Consensus Sendomiriensis Inter Evangelicos Regni Poloniae Et Lutheranae In Synodo Generali Evangelicorum Sendomir 1570. Berlin 1731.
• Oskar Bartel: Der Consensus Sendomiriensis vom Jahre 1570 im Lichte der ökumenischen Bestrebungen in Polen und Litauen im 16., 17. und 18. Jahrhundert. In: Luther-Jahrbuch 40 (1973), S. 107—128.
• Janusz Małłek: Sandomir, Consensus von, in: de:Theologische Realenzyklopädie 30 (1999), S. 29-31.
• de:Michael G. Müller: Der Consensus Sendomirensis — Geschichte eines Scheiterns? Zur Diskussion über Protestantismus und protestantische Konfessionalisierung in Polen-Litauen im 16. Jahrhundert. In: de:Joachim Bahlcke u.a. (Hrsg.): Konfessionelle Pluralität als Herausforderung. Koexistenz und Konflikt in Spätmittelalter und Früher Neuzeit. Leipzig 2006, S. 397—408.

Отрывок, характеризующий Сандомирский договор

– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.