Сандунова, Елизавета Семёновна

Елизавета Семёновна Сандунова

Е. С. Сандунова

Елизавета Семёновна Сандунова, до замужества Уранова (1772(76) г. — 3 декабря 1826, Москва) — русская актриса и певица (лирико-драматическое сопрано, меццо-сопрано).

Биография

Воспитанница Петербургского театрального училища. Её учителями были: по вокалу — Джованни Паизиелло и Висенте Мартин-и-Солер, Джузеппе Сарти, драматическое искусство изучала под руководством Ивана Дмитревского. На сцене с 1790 года. Елизавета Семёновна не только обладала невероятно красивым голосом, но и была замечательной драматической актрисой.

Широкую известность получила история замужества Урановой: чтобы избавиться от «ухаживаний» графа А. А. Безбородко, препятствовавшего её браку с Силой Сандуновым, она обратилась за заступничеством к императрице Екатерине II прямо во время спектакля в Эрмитажном театре. Императрица уволила директоров театров Храповицкого и Соймонова, потворствовавших притязаниям Безбородко.

«Сандуновская история» способствовала закреплению за Екатериной репутации добросердечной и милостливой государыни, что было важно на фоне преследования Н. Новикова, А. Радищева и других инакомыслящих. Среди историков бытует мнение, что это театральное разоблачение «злодеев», идеально соответствовавшее эстетике нарождавшегося сентиментализма, состоялось если не по инициативе императрицы, то с её ведома. Пушкин изобразил похожую сцену в романе «Капитанская дочка». Венчание Урановой и Сандунова состоялось 14 февраля 1791 года в дворцовой церкви. Императрица сама «убирала невесту к венцу».

В 1794 году Сандуновы переехали в Москву. Лучшей ролью Сандуновой на сцене Москвы была Настасья-боярышня в опере «Старинные святки». Особенно было памятно москвичам её выступление в «Старинных святках» в 1812 году, после сражений при Клястицах и Кобрино:

Сандунова по обыкновению запела «Слава богу на небе, слава!» и, когда публика ожидала продолжения арии, она вдруг остановилась, подошла к рампе и с чувством самого пламенного патриотизма провозгласила:

«Слава храброму Витгенштейну,
Поражавшему силы вражеские, слава!
Слава храброму генералу Тормасову,
Поборовшему супостата нашего, слава!»

Театр содрогнулся от аплодисментов и криков «ура!». Певицу заставили три раза повторить эту выходку, и три раза реакция зала была той же. Во время оваций она отступила несколько назад, и, когда зрители ожидали очередного повторения, она потрясла театр ещё сильнее. Сандунова стала приближаться к авансцене медленной походкой, лицо её было печально, тихим и дрожащим голосом она пропела:
«Слава храброму генералу Кульневу,
Положившему живот свой за отечество!»

По воспоминаниям современников, все в зале зарыдали, плакала и певица.

После Отечественной войны, в 1813 году, Сандуновы возвратились в Петербург. В этот период лучшей ролью Елизаветы Семёновны стала Делия в опере «Весталка». Драматическая игра её отличалась естественностью. Сандунова прославилась и как концертная исполнительница русских народных песен: «Лучины», «Чернобровый, черноглазый», «В поле липонька стояла» и других. Благодаря Сандуновой русская сцена обрела талантливого комика: для постановки «Милосердия Тита» Елизавете Семёновне нужен был актёр, её выбор пал на неизвестного тогда В. И. Рязанцева.

Роли Сандуновой

• «Князь-невидимка» — Прията;
• «Илья-богатырь» — Русида;
• «Днепровская русалка» — Леста;
• «Весталка» — Делия (26 октября 1812 года, первое исполнение оперы Г. Спонтини в России);
• «Старинные святки» — Настасья-боярышня;
• «Редкая вещь» — Гита;
• «Волшебная флейта» — Царица ночи.

Литература

А. Шадрин. Шутка, или Наказанное вельможество/ Судьба таланта. Театр в дореволюционной России. Сост., вступ. ст. и коммент. Л. В. Маньковой.— М.: Правда, 1990, с.с. 19 — 64.

Ссылки

• [www.peoples.ru/art/theatre/actor/elizaveta_sandunova/ О Елизавете Сандуновой на сайте «Люди»]
• E. H. Опочинин. [www.memoirs.ru/rarhtml/Opoc_IV89_38_11.htm К биографии Сандуновых // Исторический вестник, 1889. — Т. 38. — № 11. — С. 342—355.]
• А. Н. Сиротинин. [www.memoirs.ru/rarhtml/Sirotinin_IV90_3.htm Новые сведения о Сандуновых // Исторический вестник, 1890. — Т. 39. — № 3. — С. 611—625.]
• А. Н. Сиротинин. [www.memoirs.ru/rarhtml/Siro_IV89_37_9.htm Сандуновы. (Очерк из истории русского театра) // Исторический вестник, 1889. — Т, 37. — № 9. — С. 550—576.]
• [memoirs.ru/texts/Sandunov1869.htm Стихи на могильном камне актера Сандунова // Русский архив, 1869. — Вып. 12. — Стб 1568.]

Отрывок, характеризующий Сандунова, Елизавета Семёновна

– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.