Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии

Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии
Основан	1929
Награды
Здание театра
Местоположение	Россия Россия, Санкт-Петербург, Итальянская улица, дом 13.
Руководство
Директор	Шварцкопф Юрий Алексеевич
Главный режиссёр	Коняев Игорь Григорьевич
Главный балетмейстер	Романовский Владимир Валентинович
Ссылки
[web.muzcomedy.ru/ Официальный сайт]
Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии на Викискладе

К:Театры, основанные в 1929 году

Санкт-Петербургский госуда́рственный теа́тр музыка́льной коме́дии — театр Санкт-Петербурга, основу репертуара которого составляют оперетты и мюзиклы.

Артисты театра разных лет

• Александр Орлов, заслуженный артист РСФСР (1929—1934 и 1941—1959)
• Гликерия Богданова-Чеснокова (1945 — 1983)
• Корнблит, Евгений Михайлович
• Кропивницкая, Александра Марковна
• Свидерский, Валентин (1931 — 1964)
• Людмила Сенчина (1970 — 1975)
• Алексей Смирнов (1946 — 1952)
• Борис Смолкин (1972 — 2008)

Труппа

Солисты

Алексеева Алина Валентиновна, заслуженная артистка РФ (2004) Байрон Александр Евгеньевич, заслуженный артист РФ (2007) Брага Сергей Иванович Васильева Вера Сергеевна, народная артистка РФ (1996) Васильева Татьяна Ивановна, заслуженная артистка РФ (1996) Веремей Татьяна Владимировна Виноградова Зоя Акимовна, народная артистка РФ(1978) Головкин Виталий Владимирович Грачева Евгения Николаевна Григорьев Павел Анатольевич Григорьева Ксения Борисовна Данилов Андрей Михайлович Елизарова Мария Александровна Забродина Елена Александровна, заслуженная артистка РФ (1996) Корж Олег Станиславович Корытов Иван Анатольевич Кособуцкая Валентина Григорьевна, заслуженная артистка РФ (2002) Кривонос Виктор Антонович, народный артист РФ (2005) Круковский Александр Юрьевич Крупнова Оксана Сергеевна Леногов Александр Александрович Лозовая Ольга Олеговна, заслуженная артистка РФ (2005) Лугова Светлана Евгеньевна, заслуженная артистка РФ (2005) Матвеев Валерий Николаевич, народный артист РФ (2008)

Мацкевич Катажина (Польша) Михайлова Валентина Григорьевна Москаленко Юлия Константиновна Олейников Антон Анатольевич, заслуженный артист РФ (2009) Осипов Фёдор Дмитриевич Панков Альберт Павлович, народный артист РФ (2010) Петров Дмитрий Константинович Попова Екатерина Витальевна Савченко Наталья Николаевна Садков Владимир Сергеевич Свиридова Валентина Петровна, заслуженная артистка РФ (1991) Таранец Татьяна Михайловна Тиличеев Евгений Сергеевич, заслуженный артист РФ (1998) Уланова Марина Владиславовна, заслуженная артистка РФ (2009) Хафизова Динара Мунировна Чепурнова Карина Викторовна Чубаров Виктор Ильич Шапин Евгений петрович (1971) Шапоров Александр Иванович Шварёв Ярослав Викторович Штыпс Вячеслав Геннадьевич, заслуженный артист РФ (2005) Шумаев Игорь Валерьевич Яковлев Владимир Александрович, народный артист РФ (2004) Ярош Владимир Петрович

Приглашенные солисты

Булгак Анна Геннадьевна Гранквист Сергей Ромуальдович Дмитриев Дмитрий Владимирович Заморев Сергей Иванович, заслуженный артист России (1983) Латушко Иван Анатольевич Лосев Сергей Васильевич, заслуженный артист России (1997)|style="width:50%; "| Мурашко Александр Александрович Никитенко Валерий Ефремович, народный артист России (2009) Таренков Петр Владимирович Терновова Ирина Юрьевна Целебровский Владимир Александрович

История

Здание и открытие театрального помещения

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7802357000

Это один из старейших театров России, не только Санкт-Петербурга.

Здание театра Музыкальной комедии было построено в 1799–1801 годах предположительно по проекту русского архитектора Е. Т. Соколова. Новый дом стал одним из многочисленных доходных домов. Почти через полвека, в 1842–1846 годах, по проекту итальянского архитектора Л. Вендрамини он был перестроен. Ещё через пятьдесят лет, в 1892–1896 годах, здание было капитально отремонтировано и частично перепланировано по проекту русского архитектора Александра Хренова. В 1896 году дом приобрел Великий князь Николай Николаевич, внук Николая I, и впоследствии подарил его своей фаворитке, известной актрисе Александринского театра Марии Потоцкой. По всей вероятности, в этот период по желанию Великого князя интерьеры второго этажа были заново отделаны и приобрели вид роскошных дворцовых апартаментов.

После сильного пожара 1910 года здание было передано в городскую казну. По проекту русских инженеров И. Бальбашевского и А. Максимова внутренние помещения были перестроены. <…> На втором этаже нового петербургского театра, открытого 18 декабря 1910 года и названного «Палас-театр», игрались оперетты с участием лучших артистов столицы: М. Рахмановой, В. Кавецкой, Е. Зброжек-Пашковской, А. Брагина, М. Ростовцева, Ю. Морфесси. А на первом открылся ресторан с кабаре, в котором выступали актёры различных жанров. В 1920 году здесь работал Государственный театр комической оперы под руководством К. А. Марджанов. А в 1921 году в подвальном помещении устроили кабаре «Хромой Джо», сразу ставшее знаменитым. Здесь после спектаклей, ведущие актёры петроградских театров каждую ночь разыгрывали небольшие веселые сценки и интермедии. А на сцене, в основном, ставилась неовенская оперетта.

В 1929 году здесь обосновался только что организованный «Мюзик-Холл», музыкальной частью которого заведовал композитор И. Дунаевский, хореографической — К. Голейзовский. Среди участников программы нового театра значился и Теа-джаз под управлением молодого Л. Утесова. <…> Санкт-Петербургский государственный театр Музыкальной комедии был организован осенью 1929 года в здании бывшего Народного дома и открылся 17 сентября одной из лучших оперетт того времени — «Холопкой» Н. Стрельникова. <…> Художественным руководителем нового коллектива вскоре после открытия стал один из виднейших деятелей оперетты, режиссёр и актёр, А. Н. Феона. Лишь в течение трёх лет, с 1931 по 1933 год, театр возглавлял Моисей Осипович Янковский.

В довоенные годы танцевальные номера в спектаклях с грузинскими народными танцами ставил И. И. Сухишвили.

Театр музыкальной комедии в годы Блокады

Когда пришла война

Миссия, выпавшая на долю ленинградской Музыкальной комедии в период Второй мировой войны, беспрецедентна не только в истории оперетты, но и всего мирового театра. В первые месяцы войны ленинградские театры были эвакуированы вглубь страны. Именно оперетте, самому весёлому и зажигательному искусству, пришлось пройти с городом весь его тяжкий путь.

На следующее утро после объявления войны в театре состоялось собрание. Г.С. Максимов, директор театра, Н. М. Антонов, А.Н. Феона, Г.М. Полячек и другие работники театра, выступавшие от имени коллектива, поклялись сделать всё для разгрома врага. Выражая общее мнение, режиссёр В.С. Васильев предложил: «Товарищи, давайте сформируем концертные бригады. Будем играть перед бойцами где только можно — в частях, на вокзалах, на сборных пунктах. Отдадим наше искусство фронтовикам». Предложение встретили с энтузиазмом. В тот же день дали первые концерты для воинов.

Осенью 1941 года работа была коренным образом перестроена. Параллельно со спектаклями и репетициями актёры овладевали винтовкой, навыками тактики боя, оказания первой помощи раненым, тушения зажигательных бомб. Дежурили в вестибюле, на крыше и других пожарных постах, разбирали завалы, помогали выносить пострадавших от бомбёжек и обстрелов. В то же время труппа театра репетировала оперетту Кальмана «Марица». Ровно в 11 часов утра начинался прогон; в три репетиция кончалась и большинство актёров уходило на мобилизационные пункты и в госпитали, где давались дневные концерты.

Осенью спектакли стали начинаться раньше — в три или четыре часа дня, — но не всегда заканчивались в тот же вечер: воздушные тревоги всё чаще прерывали действие. Вскоре тревоги из неожиданного события превратились в обычное явление. Актёры уже не обращали внимания на вынужденные антракты и продолжали действие с оборванной реплики после очередной тревоги, как будто спектакль и не прерывался.

За период с июля по сентябрь были показаны три премьеры: «Ева», «Принцесса долларов», и «Марица» в постановке Феона. В ноябре, когда в городе начались проблемы с продовольствием, вышла премьера — «Три мушкетёра». Богданов-Березовский писал в «Ленинградской правде»: «Весёлые и бодрые „Мушкетёры“ — отличная постановка, вполне своеобразный, дающий зрителю хорошую эмоциональную зарядку спектакль». Рецензия появилась 9-го декабря, а двумя днями ранее, когда исполнялась та же оперетта, в антракте умер артист хора А. Абрамов. Были и другие случаи голодной смерти во время спектакля, за кулисами. Но ни разу не был отменён ни один спектакль.

Когда участились воздушные тревоги, обнаружились неудобства здания Музыкальной комедии на улице Ракова: своего бомбоубежища здесь не было, зрителей приходилось отправлять в убежище расположенной по соседству филармонии. А 5-го ноября от упавшей неподалёку фугасной бомбы сильно пострадало здание театра. Взрыв повредил центральное отопление и водопровод; залило репетиционный зал балета, уникальную нотную библиотеку, склад декораций и реквизита, гардероб. 24-го декабря начальник Управления по делам искусств П. Рачинский подписал приказ: «В целях обеспечения бесперебойной нормальной работы Ленинградского государственного театра музыкальной комедии приказываю: § 1. Предоставить Театру музыкальной комедии во временное пользование помещение Государственного академического театра драмы им. А. С. Пушкина…»

Новое помещение имело очень толстые стены и хорошее бомбоубежище. Но тепла не хватало и здесь. Артисты делили спектакли на «тёплые» и «холодные» — в зависимости от того, каких одежд требовала пьеса. Нина Пельцер — танцовщица театра, в начале зимы почувствовала, что отмораживает ноги. Начальник трамвайной службы Сорока, на её просьбу «Спасите мои ноги!», выписал ей пару огромных мужских валенок.;

С переходом коллектива в новое помещение темп работы усилился. Шла работа над новой опереттой «Любовь моряка» Бенацкого, начались репетиции «Периколы». Всё так же игрались «Холопка», «Три мушкетера», «Баядера», «Сильва» и другие. Грим замерзал, и для того, чтобы наложить тон, приходилось отогревать его на груди. Голос садился в середине арии. 31-го декабря в 19 часов 15 минут в здании театра им. Пушкина силами артистов Музыкальной комедии был дан большой новогодний концерт.

Концертные бригады

В середине января 1942 года театр перестал получать электроэнергию. Спектакли пришлось прекратить . По тёмному зданию театра понуро бродили актёры. Это грозило моральной смертью, и актёров нужно было загрузить работой. Вместо одной репетиции назначали в день по две и три. Упорно продолжались музыкальные и хореографические уроки. Всех актёров разделили на концертные бригады, выехавшие обслуживать части Красной Армии. Артистов театра можно было увидеть в те дни на кораблях в Кронштадте и на Неве, на переднем крае обороны в районе Рыбацкого и у Пулковских высот, на Карельском участке фронта и в районе больницы Фореля.

Певица Тамара Сальникова так вспоминает те дни: «Когда в театре погас свет и прекратились спектакли, мы почти ежедневно, а иногда по нескольку раз в день выступали перед фронтовиками. Исполняешь „В землянке“ Листова, „Играй, мой баян“ Соловьева-Седого или зажигательную „Карамболину“ из „Фиалки Монмарта“ Легара и видишь, как теплеют глаза бойцов, чувствуешь — им нужно твоё искусство. Нередко бойцы делились с нами своим скромным фронтовым пайком. Тот, кто провёл в Ленинграде блокаду, знает, чем была для нас ложка горячей пшенной каши» .

Одна из бригад, в которую входили Колесникова, Кедров, Янет, Пельцер, Свидерский и Максимов, выехала на Ладогу, где строилась знаменитая «Дорога жизни». Если не считать нерегулярных самолётных рейсов, то эта дорога единственная связывала Ленинград с «Большой землёй». По ней шло в город продовольствие, топливо, медикаменты . Это понимали те, кто обслуживал трассу, — кто работал на погрузке, на перевозке, кто следил за состоянием ледяного пути. Это понимал и враг. Он не оставлял дорогу без внимания — постоянно обстреливал её с берега, бомбил с воздуха. Редко бывало спокойно, но обычно в эти моменты, выступая немецким союзником, валил снег, мела метель. Не случайно про военно-автомобильную дорогу (ВАД) говорили: это не ВАД, это ад… Вдоль дороги висели плакаты: «Водитель, помни! Каждые два рейса пути обеспечивают жизнь десяти тысяч ленинградцев. Борись за два рейса!» Эти плакаты встретили актёров на Ладоге в конце января.

Артистка театра Зинаида Габриэльянц вспоминает: « В конце февраля 1942 года я впервые увидела „Дорогу жизни“. Ехали мы в грузовике, обтянутом брезентом. Мороз был за 30 градусов. В центре кузова стояла печурка, которая всё время топилась. Ехали часов пять, тесно прижавшись друг к другу. А когда добрались до места и вышли из машины, то буквально замерли от неожиданности. Десятки машин с грузом шли вереницей по ладожскому льду к Ленинграду. Некоторые из них проваливались. Их вытаскивали и они вновь продолжали путь. „Дорога жизни“ действовала благодаря беспримерному мужеству, отваге, мастерству водителей машин, регулировщиков, связистов, тех, кто работал на её расчистке от снега, тех, кто её охранял. Восхищённые их подвигом, мы старались хотя бы немного порадовать героев трассы. Два дня, забыв об усталости, выступали на площадках, на автомашинах, всюду, где только было можно…» .

В здании, где была сооружена столовая и где предстояло выступать, пахло хлебом и чем-то варёным. Здесь уже был хлеб. Завтра его должны были доставить в город. Концерт слушали стоя. Те, кто очень устал, сели прямо на землю. В маленькой столовой помещалось мало народа. Пришлось без перерыва повторять программу, но публика всё прибывала. Программу повторили подряд в третий раз. Когда после уже шестого выступления за день, в помещение, где шёл концерт, вошла новая партия измученных работой людей и уставшие актёры хотели сказать, что следующий концерт состоится завтра, они вспомнили подвиги шофёров ВАДа и в седьмой раз сиплыми голосами, едва способные сделать лёгкий пируэт, повторили программу. Семь дней пробыла бригада на Ладоге, дав там 32 концерта. После прощального концерта был устроен большой митинг. На нём присутствовали грузчики, шофёры, строители. Выступавшие благодарили актёров.

— Мы привозим к вам хлеб. Вы нам привезли радость и веру в несокрушимость ленинградского мужества, — сказал один из выступавших. — Спасибо, товарищи! В документе, подписанном начальником Управления фронтовой базы Ленинградского фронта батальонным комиссаром Леонтьевым и военкомом того же управления батальонным комиссаром Румянцевым, о концертах, данных 22 и 23 февраля, сказано: «Дорогие товарищи! Ваши выступления явились для нас приятным сюрпризом. Мы снова увидели вечно юного, жизнерадостного Александра Александровича Орлова, с восхищением любовались бурным пленительным мастерством Нины Васильевны Пельцер, слушали такой знакомый и обаятельный голос артиста Кедрова. Заразительный юмор вашего мастерства влили в нас волнующую струю бодрости, новой творческой энергии, которая помогла нам в день Красной Армии неплохо поработать и значительно увеличить количество тонн, вагонов и эшелонов продовольствия, отгруженных для трудящихся Ленинграда…»

«Концерты — концертами. Это приносит пользу, всюду — горячие отклики. Но ведь мы — театр. И первое наше дело — спектакли». Так считали руководители Музыкальной комедии. О том же думали и артисты. Минует кризис — можно будет продолжить работу — нужно готовиться к новому моменту.

Жизнь продолжается, или «Раскинулось море широко»

3-го марта в театре снова зажегся свет. И 3-го же марта «Ленинградская правда» поместила объявление: «Возобновляет работу Театр музыкальной комедии. Завтра коллектив театра, руководимый засл. Арт. Республики орденоносцем Н. Я. Янетом, покажет ленинградскому зрителю оперетту „Сильва“. 5 марта пойдет „Баядера“, 6 и 7-го — „Три мушкетера“. Театр будет давать два спектакля в день. Начало утренних постановок в 11 ч. 30 мин., вечерних — в 4 ч. дня. Спектакли будут происходить в здании театра им. Пушкина».

Георгий Максимов, директор театра, пишет : «Ежедневно у театрального подъезда вывешивалась афиша, которая в те дни писалась от руки . Спектакли давались дважды в день, чтобы наверстать вынужденный простой в феврале. Билеты — нарасхват. Каждый день в зрительном зале, кроме фронтовиков, — большие группы рабочих».

Сколько писем — трогательных, наивных, искренних — получали в первые дни актёры. На сцену, вместо цветов, бросали перевязанные ветки хвои. Пельцер получила корзину, составленную из зелёных веточек ели и сосны. Когда корзину подали на сцену, Комков взял её, чтобы передать партнёрше, но тотчас опустил на пол. Корзина была невероятно тяжёлой. Когда в антракте её совместными усилиями принесли за кулисы, выяснилось, что под зелёными ветками лежат картофель, брюква, морковь и даже головка капусты.

В течение марта — апреля были выпущены две премьеры: «Любовь моряка» Р. Бенацкого и «Продавец птиц» К. Целлера. Но заветной мечтой оставалась новая советская оперетта на тему о событиях сегодняшнего дня. Но готового сочинения у театра не было. Предприняли попытку найти композитора и драматурга. Нашли, привезли на тележке в театр — сами они прийти не смогли. Начали работу, но оба автора с каждым днём слабели. Режиссёром был Янет, за музыку принялся дирижёр Логинов, а текст писал Гузынин. Пьеса понемногу двигалась. Вскоре её утвердили под названием «Лесная быль» — спектакль о дружной студенческой семье, ставшей партизанским отрядом.

Спектакль оказался нужнее, чем даже предполагали его создатели. Несмотря на художественное несовершенство и музыки и пьесы, оперетта вызывала в зале слёзы и овации. В финале второго акта, когда по ходу действия партизаны шли в бой, актёры проходили через зрительный зал — так была построена мизансцена. Зрители вставали, приветствуя их, и это единение зала с действием спектакля придавало ему публецестически-призывное звучание. Спектакль нёс патриотическую идею, вызывал ненависть к врагу и жажду мести, и это делало его боевым оружием. Успех «Лесной были» заставил руководство театра задуматься над созданием не только актуального, но и художественно полноценного спектакля. По инициативе Янета и директора театра Максимова обратились к находившимся тогда в Ленинграде драматургам Всеволоду Вишневскому, Александру Крону и поэту Всеволоду Азарову с просьбой написать для театра пьесу. Предложение написать оперетту они встретили несколько растерянно — никто из них не знал жанра, но каждый имел о нём не очень лестное представление. Однако после того, как они получили задание от Политуправления Балтийского флота, ничего не оставалось, как засесть за работу. Но прежде надо было хоть в общих чертах познакомиться с жанром. Драматурги в течение августа пересмотрели весь небогатый репертуар той поры, попутно знакомясь с возможностями труппы. «Театр даёт битковые сборы и даёт в блокаду до девятисот тысяч прибыли», — не без удивления отмечает Вишневский в своём дневнике четвёртого августа.

Однако то, что было задумано драматургами, даже в самой малой степени не походило на оперетту. Произошла удивительная вещь — впервые придя в незнакомый жанр, они сумели не подчиниться его канонам, отличить главное от наносного и найти то качественно новое, что оказалось в средствах жанра оперетты. Они задумали героическую пьесу о блокированном городе, о балтийских моряках, о советской разведке и вражеском шпионаже. Соблюли главное в жанре: оптимистическое звучание произведения, правду характеров, цельность и напряжённость действия, его патетический, эмоциональный накал, требующий разрешения в музыке; смело отбросили штампы — каскадную пару, водевильную путаницу, любовный конфликт в финале второго акта. Тему Балтики предложил старый балтиец Вишневский. Искренняя дружба актёров с балтийскими моряками, тесно скреплённая во время войны, когда концертные бригады театра переходили с корабля на корабль, делала и для театра эту тему весьма привлекательной.

Постепенно стал вырисовываться план пьесы. И тогда решили, что ввиду сжатости сроков два первых акта будут писаться одновременно. Первый акт взял на себя Крон, второй — Вишневский. История театра вряд ли знает другой такой случай, когда акты пьесы создавались не последовательно, а параллельно . Янет приступил к репетициям. Музыку писала бригада композиторов: В. Витлин, Н. Минх, Л. Круц. Жена Вишневского, художница Софья Касьяновна Вишневецкая, делала оформление.

Долго выбирали название для пьесы. Наконец оно было найдено, образное и точное: «Раскинулось море широко». Пьесу поставили за двадцать два дня. Это был один из самых удивительных спектаклей в истории театра оперетты. Сначала казалось, что он был обречён на неудачу. Начать с того, что об определении его жанра теоретики спорят по сей день. Это явно не оперетта — здесь нет музыкальной драматургии; не комедия и не водевиль — слишком крупна тема и драматична ситуация; и не трагедия — конец благополучный. Да и как бы не определять жанр произведения, сама попытка решить тему блокады Ленинграда средствами музыкальной комедии у многих вызывала нарекания. Но никакие нарекания не могли отмести главного: спектакль завоевал всеобщее признание зрителей. Характеры и конфликт были выписаны драматургами ярко и законченно, и это обусловило отчётливую и стремительную режиссёрскую мысль.

7-го ноября сорок второго года в осаждённом Ленинграде, вопреки недоеданию, обстрелам, пронизывающему холоду, возникло ощущение праздника. Радио транслировало приказы, музыку. Но одним из главных признаков торжества стали расклеенные по городу синие афиши с изображённым на них силуэтом военного корабля. Крупным шрифтом были набраны слова «Раскинулось море широко», напоминая старую матросскую песню прощания и тревоги. Премьера началась в пять часов пополудни. Обстрел в этот день, 7-го ноября, вёлся по городу яростный. Но кого в Ленинграде можно было испугать или хотя бы удивить обстрелом на втором году войны или осады? Но премьера удалась. Овация шла за овацией.

«Этот спектакль интересен той своеобразной особенностью, — писал тогда в „Правде“ летописец и хроникер блокадного искусства Николай Тихонов, — что представляет картины не прошлого, не вчерашнего, а сегодняшнего дня города. Казалось бы, что средствами почти развлекательного характера трудно передать рассказ о защитниках Ленинграда, казалось бы, что сама мысль отразить героические черты моряков в куплетах и песенках, во всей шумной непрерывной пестроте музыкального комедийного спектакля не может иметь успеха. И однако это не так. Ленинградский великий оптимизм живёт в каждом жителе — защитнике города, и чувство меры, правильно приложенное к комедии, дало возможность написать, а артистам сыграть музыкальную комедию, где герои стали героями, злодеи раскрылись во всей своей черноте, картины борьбы не принижены танцами и песнями, и зритель оставляет театр бодрым, весёлым, уверенным…».

На пути к победе

В январе 1943 года соединением Ленинградского фронта с Волховским было прорвано вражеское кольцо. Город начал свободнее дышать. Понемногу налаживался быт. Приносили бодрость и вести с фронта. Чувствовалось, что приближается великий перелом в ходе войны. В Ленинграде начал работать ещё один театр — Городской драматический, в помещении Пассажа, долго ещё после войны неофициально именовавшийся «блокадным». А в закалённом, видавшем виды Театре музыкальной комедии, всё ещё помещавшемся в здании Театра имени А. С. Пушкина, работа давно уже шла в полную силу. Готовилась одна из труднейших классических оперетт — «Летучая мышь» Штрауса.

За несколько лет до войны композитор А. Рябов и либреттисты Л. Юхвид и Авах написали оперетту «Сорочинская ярмарка», продолжающую традиции классической украинской оперетты. Главный её интерес заключался в характерах, воплощая которые нужно было сохранить национальный дух и гоголевский колорит. В 1937 году «Сорочинскую ярмарку» поставил Ярон в Московском театре оперетты. В Ленинграде она не шла. И в конце 1943 года, когда началось победоносное шествие Красной Армии на запад и освобождение оккупированных фашистами областей, когда Украина снова становилась Советской, — гоголевское слово, гоголевская любовь к своей родине должны были зазвучать с новой силой. К этому произведению обратился Янет, для которого украинская тема всегда оставалась близкой. «Сорочинская ярмарка» вошла в историю Ленинградской музкомедии как один из самых слаженных по ансамблю и самых весёлых спектаклей. Премьера состоялась в ноябре. Спектакль был очень тепло принят зрителями и был последней постановкой 1943 года.

1944 год в Ленинграде был особенным. В январе город был окончательно освобождён от фашистского окружения. В воздухе реяло предчувствие близкой победы. Ещё никто не говорил о конце войны; ещё не везде были закрашены красно-синие надписи на домах: «При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна»; ещё в квартирах и учреждениях стояли маленькие железные печки с длинными трубами, выведенными в зафанеренные окна; но в ритме строек и восстановления города, в ежевечерних салютах и самых будничных вещах, забытых за три года войны — в чистоте улиц, в нормальном электрическом освещении, в бесперебойной работе водопровода, в изобилии радостной музыки по радио, — угадывался грядущий близкий мир.

«Многое чувствует сейчас советский человек. В нём и оптимизм, рождённый верой в скорую блестящую окончательную победу нашего народа над врагом, и тревога за близких, гордое сознание силы и величия своей Родины и мечты о радостной встрече с тем, с кем разлучила его война. В час отдыха, придя в театр, он невольно ищет отзвука своим чувствам в спектакле и удовлетворён, если находит его». Так писал Янет в режиссёрской экспозиции «Дочери тамбурмажора», за возобновление которой он взялся в начала 1944 года. В старой классической оперетте о самоотверженных защитниках молодой Французской республики, об отце, нашедшем после долгой разлуки дочь, о любви дочери тамбурмажора и молодого лейтенанта революционных войск ему послышалась отдалённая перекличка с современностью. «Дочь тамбурмажора», показанная 10-го июня 1944 года, закрыла последний сезон в здании Театра драмы имени А. С. Пушкина. Осенью 1944 года, когда после трёхлетнего перерыва вернулись из эвакуации и возобновили работу все ленинградские театры, Музыкальная комедия возвратилась в свой стационар на улице Ракова, восстановленный усилиями всего коллектива. Последней премьерой военных лет была «Сирень-черёмуха», поставленная Янетом, — хороший, светлый реалистический спектакль о жителях маленького городка в далёком тылу, на Волге, по-своему участвующих в битве за Родину.

Кончилась война. Период восстановления и реконструкции народного хозяйства не мог не стать таковым же для искусства. В таком гибком жанре, как оперетта, это сказалось особенно заметно. Реконструкция жанра, начавшаяся ещё в 30-е годы, продолжалась на новых началах — большей требовательности к драматургической и музыкальной форме, резкого расширения круга тем, большей идейной глубины и социальной остроты. Актёров ждала серьёзная работа над реалистическими образами советских и зарубежных современников.

Театр после войны

После Великой Отечественной войны «Музкомедия» была одним из лучших театров своего жанра. Это был период расцвета, когда коллективом руководили такие выдающиеся мастера, как режиссёр Юлий Хмельницкий и дирижер Георгий Дониях.

С 1972 по 1988 годы театр возглавлял заслуженный деятель искусств РСФСР Владимир Воробьев, который помог коллективу обрести оригинальное творческое лицо. В это время в репертуаре появились такие знаменитые спектакли как «Свадьба Кречинского», «Дело», «Труффальдино» и «Жар-Птица», сегодня составляющие «Золотой фонд» истории музыкального театра России.

1 октября 1979 года Указом Президиума Верховного Совета СССР театр награждён Орденом Трудового Красного Знамени

В 80-х годах театр пережил очень сложный период, связанный с капитальным ремонтом здания Он продлился почти 10 лет. Все эти годы труппа кочевала по Домам культуры и, естественно, была лишена возможности полноценно и продуктивно работать. В результате за это время театр потерял своего постоянного зрителя. Пришедший к руководству в 1995 году Александр Белинский форсировал ремонт, и весной 1996 года, наконец, открылась заново оборудованная Малая (которой не было ранее) а чуть позже и Большая сцены театра.

Современный период

С 2005 года театр возглавляет генеральный директор Юрий Шварцкопф. Он поставил перед театром сложные задачи – вернуть публику, любящую оперетту, привлечь нового зрителя, наполнить репертуарную афишу новыми спектаклями, достойными жанра. Спустя почти десять лет, с полной уверенностью можно сказать, что Шварцкопф сделал гораздо больше: сегодня Театр музыкальной комедии, отмеченный многими профессиональными российскими премиями за спектакли последних сезонов, завоевал репутацию надежного и ответственного партнера, с которым готовы вести дела звезды мировой музыкальной сцены. В числе приоритетов генерального директора Юрия Шварцкопфа – сохранение исторической памяти о театре и его коллективе. Так, в 2014 году, к 70-летию со дня Полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады в здании театра была торжественно открыта мемориальная доска в память о мужестве его коллектива в годы Великой Отечественной войны. В планах руководства – создание в театре интерактивной музейной экспозиции, посвященной истории театра.

Основной задачей, поставленной Юрием Шварцкопфом перед коллективом Театра музыкальной комедии в ноябре 2005 года, стало возрождение классической оперетты. Так за первые четыре сезона театр выпустил 17 спектаклей!

Этапной стала постановка оперы-буфф основоположника жанра Жака Оффенбаха «Синяя борода» в постановке режиссёра с мировым именем Юрия Александрова. Эта работа не прошла бесследно – исполнительница главной роли Татьяна Таранец была удостоена Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» в номинации «Лучшая женская роль в музыкальном театре».

Заключив по инициативе Юрия Шварцкопфа договор о сотрудничестве с Будапештским театром оперетты, «Музкомедия» привнесла на петербургскую сцену европейскую исполнительскую школу и приобрела бесценный опыт постановки спектаклей силами одного из лучших опереточных театров мира. Так в репертуаре появились «Веселая вдова», «Баядера» «Графиня Марица», «Баронесса Лили»,  «Парижская жизнь», поставленные такими известными в жанре величинами, как Миклош Габор Кереньи, Миклош Синетар и Аттила Береш.

В результате, по итогам сезона 2006-2007 года Санкт-Петербургский государственный театр Музыкальной комедии был удостоен Высшей театральной премией Санкт-Петербурга «Золотой софит» в номинации «Лучший музыкальный проект сезона» за возрождение классической оперетты за спектакли «Веселая вдова», «Сильва», «Баядера» и «Баронесса Лили».

В 2008 году театр впервые за свою почти 80-летнюю историю был номинирован на соискание Национальной премии «Золотая маска», и заслуженная артистка России Валентина Кособуцкая была удостоена этой награды за исполнение роли Кристины в оперетте «Баронесса Лили». А в мае того же года за исполнение ведущих ролей в этом спектакле шести солистам театра была вручена Премия Правительства Санкт-Петербурга в области литературы, искусства и архитектуры.

В 2008 году Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии вошел в состав Европейского союза музыкальных театров, упрочив своё положение на международной арене и подтвердив готовность к открытому творческому диалогу. Уверенную позицию театра подтвердили выступления коллектива на международных фестивалях в Сербии и Румынии.

Собирая вокруг себя команду творческих единомышленников, в 2007 году Юрий Шварцкопф пригласил занять почетную должность главного приглашенного дирижера известного мастера венской оперетты австрийца Питера Гута. С тех пор каждый год маэстро проводит серию весенних концертов, в которых наряду с ведущими солистами театра принимают участие звезды оперетты из Австрии, Венгрии, Румынии, Германии, Испании и других стран. Кроме того Питер Гут выступил музыкальным руководителем и дирижером нескольких спектаклей текущего репертуара.Когда классическая оперетта вернула себе на сцене «Музкомедии» все права, внутри театра началось утверждение еще одной составляющей репертуара – мюзикла. Опробовав силы коллектива на спектаклях «Оливер!» и «Чикаго», осуществленных приглашенными иностранными бригадами с участием артистов труппы, Юрий Шварцкопф пошел на беспрецедентный на тот момент шаг. Выступив в качестве продюсера проекта, он заключил договор с корпорацией VBW на право показа в Санкт-Петербурге легендарного мюзикла Романа Полански «Бал вампиров». Масштабный проект ценой 1,5 миллиона евро, реализованный на средства, полностью изысканные театром, окупился в самый короткий срок, получил главные награды Высшей театральной премии «Золотой софит» и Российской национальной премии «Золотая маска» и стал настоящим зрительским хитом трех сезонов. За «Балом вампиров» последовали не менее интересные лицензионные постановки, осуществленные интернациональными постановочными бригадами. Это и детский мюзикл «Аладдин» – копродукция со знаменитой компанией «Дисней», и спектакль-биография «Чаплин», в нескольких номинациях отмеченный Высшей театральной премией «Золотой софит» и Российской национальной премией «Золотая маска».

Так, шаг за шагом, театр подошел к созданию оригинального произведения, рожденного целиком внутри театра и осуществленного его силами. Таким спектаклем стала «Голливудская дива» – музыкальная комедия, осуществленная с учетом опыта постановки масштабных проектов в жанре мюзикла. В 2016 году спектакль был удостоен Российской национальной премии «Золотая маска».

Следом за «Голливудской дивой» на сцене театра появился знаменитый мюзикл Фрэнка Уайлдхорна «Джекилл&Хайд», поставленный  венгерской бригадой.

В сентябре 2015 года театр выпустил уникальный проект – мистерию «Белый. Петербург» по мотивам романа Андрея Белого. Музыку для него по заказу театра создал ленинградский композитор Георгий Фиртич.

9 февраля 2016 года главным режиссёром театра стал лауреат Государственной премии России Игорь Коняев.

Репертуар театра

Выдающиеся постановки прошлых лет

• 1929, 17 сентября - премьера спектакля «Холопка» Н. Стрельникова, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1930, 11 января - премьера спектакля "БИЛЛИ ЗОЛОТОЙ КУШАК" оперетта Р. Бенацкого и Р. Фримля, Постановка: В. Раппопорт
• 1930, 31 мая - премьера спектакля "ОКСАНА" (НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ)оперетта Д. Морозова, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1930, 17 августа - премьера спектакля "Эх, миледи" оперетта М. Красева и С. Брандсбурга, Постановка: М. Лифшиц
• 1930, 29 октября - премьера спектакля "ЗАРНИЦЫ" оперетта М. Чернова и А. Логинова, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1931, 13 апреля - премьера спектакля "Ваших нет", Постановка: С. Коновалов и Б. Чернявский
• 1931, 11 июня - премьера спектакля "Орфей в аду" опера-буфф Жака Оффенбаха, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1931, 1 октября - премьера спектакля "Маскотта" оперетта Э. Одрана, А. Мариенгофа, Постановка: В. Раппопорт
• 1931, 1 декабря - премьера спектакля "Апаюн" оперетта К. Миллёкера, Постановка: Б. Чернявский
• 1932, 7 марта - премьера спектакля "Цыганский барон" оперетта И. Штрауса, Постановка: П. Вейсбрем
• 1932, 25 апреля - премьера спектакля "Зеленый остров" оперетта Ш. Лекока, Постановка: И. Кролль
• 1932, 5 июля - премьера спектакля "Донья Жуанита" оперетта Ф. Зуппе, Постановка: А. Искандер и А. Смирнов
• 1932, 15 сентября - премьера спектакля "Ночь в Венеции" оперетта И. Штрауса, Постановка: Б. Чернявский
• 1932, 14 ноября - премьера спектакля "Рустам" оперетта А. Гладковского и А. Цурмюлена, Постановка: А. Арнольд, И. Зеленин, Б. Чернявский, М. Янковский
• 1933, 3 марта - премьера спектакля "Шоколадный солдатик" оперетта Дан. и Дм. Покрасс, Постановка: А. Арнольд
• 1933, 8 мая - премьера спектакля "Фиалка Монмартра" оперетта И. Кальмана, Постановка: Владимира Соловьева
• 1933, 25 ноября - премьера спектакля "Принцесса " оперетта Л. Фалля, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1934, 5 января - премьера спектакля "Ледяной дом" К. Листова, Постановка: Б. Чернявский
• 1934, 21 марта - премьера спектакля "Сердце поэта" оперетта Н. Стрельникова, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1934, 10 мая - премьера спектакля "Фиорелла" (Разбойники) опера-буфф Жака Оффенбаха, Постановка: Э. Каплан
• 1934 - премьера спектакля "Прекрасная Елена" опера-буфф Жака Оффенбаха, Постановка:
• 1934, 19 ноября - премьера спектакля "Ярмарка невест" В. Якоби, Постановка: И. Зеленин
• 1935, 2 января - премьера спектакля "Весёлая вдова" оперетта Ф. Легара, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1935, 7 марта - премьера спектакля ЧАРИТО Мексиканская сарсуэла Ф. Эккерта Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1935, 13 апреля - премьера спектакля ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ оперетта И. Штрауса, Постановка – Владимира Соловьева
• 1935, 11 августа - премьера спектакля ЦЫГАНСКАЯ ЛЮБОВЬ оперетта Ф. Легара, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1935, 23 декабря - премьера спектакля КАК ЕЕ ЗОВУТ оперетта Н. Богословского, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1936, 26 февраля - премьера спектакля "ПЕСНЬ ЦЫГАНА" оперетта Ф. Легара, Постановка: В. Васильев, Григорий Полячек
• 1936, 11 августа - премьера спектакля "ПРОДАВЕЦ ПТИЦ" оперетта К. Целлера, Постановка: Алексей Николаевич Феона
• 1937, 28 января - премьера спектакля "Дочь тамбурмажора" оперетта Жака Оффенбаха, Постановка: В. Люце
• 1937, 4 ноября - премьера спектакля "Черное домино" опера Д. Обера, Постановка: Владимира Соловьева
• 1937, 4 ноября - премьера спектакля "" оперетта И. Дунаевского, Постановка: Владимира Соловьева
• 1938, 1 января - премьера спектакля "Корневильские кололола" оперетта Р. Планкетта, Постановка: В. Васильев
• 1938, 11 марта - премьера спектакля "Моя любимая" оперетта Л. Ходжи-Эйнатова и М. Феркельмана, Постановка: Григорий Полячек
• 1938, 11 июня - премьера спектакля "Парижская жизнь" оперетта Жака Оффенбаха, Постановка: Григорий Полячек
• 1938, 26 октября - премьера спектакля "Свадьба в Малиновке (оперетта)" Бориса Александрова, Постановка: Генрих Энритон
• 1939, 21 января - премьера спектакля "Сотый тигр оперетта" Бориса Александрова, Постановка: Александр Винер
• 1939, 6 апреля - премьера спектакля "Последний бал" оперетта В. Желобинского, Постановка: Генрих Энритон
• 1939, 17 октября - премьера спектакля "Жюстина Фавар" опера-буфф Жака Оффенбаха, Постановка: Александр Винер
• 1939, 21 ноября - премьера спектакля "Роз-Мари" оперетта Р. Фримля и Г. Стотгарта, Постановка: Николай Янет
• 1940, 8 февраля - премьера спектакля "Взаимная любовь" муз. комедия С. Каца, Постановка: Григорий Полячек
• 1940, 15 мая - премьера спектакля "Сильва" оперетта И. Кальмана, Постановка: Николай Янет
• 1940, 26 ноября - премьера спектакля "Катерина" (Солдатска женка) оперетта Н. Тимофеева, Постановка: Генрих Энритон
• 1940, 16 декабря - премьера спектакля "Баядера" оперетта И. Кальмана, Постановка: Александр Винер

Современный репертуар

Большая сцена

• «Бабий бунт» - музыкальная комедия Евгения Птичкина, премьера 20 марта 2011 года
• «Бал вампиров» (2011-2014, 2016) - мюзикл Джима Стейнмана, премьера 3 сентября 2011 года
• «Баядера» - оперетта Имре Кальмана, премьера 14 апреля 2007 года
• «Белый. Петербург» - мистерия Георгия Фиртича, премьера 10 сентября 2015 года
• «Венская кровь» - оперетта Иоганна Штрауса, премьера 19 июня 2015 года
• «Веселая вдова» - оперетта Франца Легара, премьера 5 ноября 2006 года
• «Голливудская дива» - музыкальная комедия, премьера 12 сентября 2014 года
• «Граф Люксембург» - оперетта Франца Легара, премьера 17 мая 2013 года
• «Графиня Марица» - оперетта Имре Кальмана, премьера 24 октября 2008 года
• «Десять невест и ни одного жениха» - музыкальная комедия Франца Зуппе, премьера 28 февраля 2014 года
• «Джекилл&Хайд» - мюзикл Фрэнка Уайлдхорна, премьера 4 декабря 2014 года
• «Женихи» - оперетта Исаака Дунаевского, премьера 1 мая 2014 года
• «Летучая мышь» - оперетта Иоганна Штрауса, премьера 30 октября 2010 года
• «Мадам Помпадур» - оперетта Лео Фалля, премьера 3 мая 2008 года
• «Мистер Икс» - оперетта Имре Кальмана, премьера 30 октября 1995 года
• «Севастопольский вальс» - оперетта Константина Листова, премьера 2 мая 2010 года
• «Сильва» - оперетта Имре Кальмана, премьера 10 февраля 2007 года
• «Страна улыбок» - оперетта Франца Легара, премьера 29 апреля 2016 года
• «Фиалка Монмартра» - оперетта Имре Кальмана, премьера 4 мая 2012 года
• «Чаплин» (2013-2015) - мюзикл Кристофера Кёртиса, премьера 13 сентября 2013 года
• Концерт «Хиты Бродвея» - премьера состоялась 3 ноября 2013 года

Малая сцена

• «Баронесса Лили» - оперетта Енё Хуски, премьера 29 мая 2007 года
• «Лето любви» - оперетта Лайоша Лайтаи, премьера состоялась 10 марта 2015 года

Спектакли для детей

• «Аладдин» (2013-2016) - детский музыкальный спектакль Disney, музыка Алана Менкена, премьера 23 марта 2013 года
• «Брысь!» - мюзикл для детей Якова Дубравина, премьера 1 февраля 2013 года
• «Однажды под Новый год...» - новогодняя фантазия, премьера 27 декабря 2014 года
• «Таинственный сад» - приключения в старом замке Сергея Баневича, премьера 14 марта 2009 года
• «Теремок» - детский мюзикл Александра Кулыгина, премьера 20 октября 2007 года

Награды театра

Высшая театральная премия Санкт-Петербурга «Золотой софит»

• 2006 год - Татьяна Таранец в номинации «Лучшая женская роль в музыкальном театре» за роль Булотты в оперетте Ж. Оффенбаха «Синяя борода».
• 2008 год - Светлана Лугова в номинации «Лучшая женская роль в спектакле оперетты» за роль Мадам Помпадур в оперетте Л. Фалля «Мадам Помпадур».
• 2010 год - Катажина Мацкевич в номинации «Лучшая женская роль в оперетте и мюзикле» за роль Карлотты в оперетте К. Миллёкера «Гаспарон».
• 2011 год - Александр Байрон в номинации «Лучшая мужская роль в оперетте и мюзикле» за роль Феджина в мюзикле Л. Барта «Оливер».
• 2011 год - Антон Олейников в номинации «Лучшая роль второго плана» за роль Федота в оперетте Е. Птичкина «Бабий бунт».
• 2012 год - спектакль «Бал вампиров» в номинации «Лучший спектакль в оперетте/мюзикле».
• 2013 год - Карина Чепурнова в номинации «Лучшая женская роль в оперетте» за роль Анжель в оперетте Ф. Легара «Граф Люксембург».
• 2013 год - Владимир Яковлев в номинации «Лучшая мужская роль в оперетте» за роль Князя в оперетте Ф. Легара «Граф Люксембург».
• 2014 год – Евгений Зайцев в номинации «Лучшая мужская роль в оперетте» за роль Чарли Чаплина в мюзикле К. Кёртиса «Чаплин».
• 2015 год – Валентина Кособуцкая в номинации «Лучшая женская роль в оперетте» за роль леди Болочковой в музыкальной комедии «Голливудская дива».
• 2015 год – Кирилл Гордеев в номинации «Лучшая мужская роль в оперетте и мюзикле» за роль Джекилла/Хайда в мюзикле Ф. Уайлдхорна «Джекилл&Хайд».
• 2015 год – спектакль «Лето любви» Л. Лайтаи в номинации «Лучший спектакль в оперетте/мюзикле».

Российская национальная театральная премия «Золотая маска»

• 2008 год - Валентина Кособуцкая в номинации «Лучшая женская роль в оперетте и мюзикле» за роль Кристины в оперетте Е. Хуски

«Баронесса Лили».

• 2013 год - Манана Гогитидзе в номинации «Лучшая женская роль в оперетте - мюзикле» за роль Ребекки в мюзикле Дж. Стейнмана «Бал вампиров».
• 2013 год - Иван Ожогин в номинации «Лучшая мужская роль в оперетте - мюзикле» за роль графа фон Кролока в мюзикле Дж. Стейнмана «Бал вампиров».
• 2013 год - мюзикл «Бал вампиров» в номинации «Лучший спектакль в жанре оперетты - мюзикла».
• 2015 год - Зоя Виноградова «За выдающийся вклад в развитие театрального искусства».
• 2015 год - Евгений Зайцев в номинации «Лучшая мужская роль в оперетте - мюзикле» за роль Чарли Чаплина в мюзикле К. Кёртиса «Чаплин».
• 2015 год - Мария Лагацкая-Зимина в номинации «Лучшая женская роль в оперетте - мюзикле» за роль Хедды Хоппер в мюзикле К. Кёртиса «Чаплин».
• 2015 год - мюзикл «Чаплин» в номинации «Лучший спектакль в жанре оперетты - мюзикла».
• 2016 год - спектакль «Голливудская дива» в номинации «Лучший спектакль в жанре оперетты - мюзикла».

Премия Правительства Санкт-Петербурга в области литературы, искусства и архитектуры за 2011 год.

Номинация: «За достижения в области музыкально-сценического искусства», спектакль «Бал вампиров».

Лауреаты: Юрий Шварцкопф (продюсер) и Алексей Нефедов (дирижер мюзикла).

Премия Правительства Санкт-Петербурга в области культуры и искусства за 2015 год.

Номинация: «За достижения в области музыкально-сценического искусства», спектакль «Белый. Петербург».

Лауреаты: авторский коллектив в составе: Андрей Алексеев (музыкальный руководитель и дирижер), Марина Годлевская (руководитель литературно-драматического отдела), Виктор Кривонос (артист), Геннадий Тростянецкий (режиссёр-постановщик), Юрий Шварцкопф (генеральный директор), Игорь Шумаев (артист).

Литература

• Азаров, В. А музы не молчали! Эстафета памяти / Вс. Азаров; худож. Д. А. Аникеев. — М.: Советская Россия, 1987. — 78, [1] с. — (Время. Характер. Судьба.)
• Алянский, Ю. Театр в квадрате обстрела / Ю. Алянский. — Л.: Искусство, Ленинградское отд-ние, 1985. — 189, [3] с.: [16] л. ил.
• Владимирская, А. Р. Николай Янет / А. Владимирская. — Л.; М.: Искусство, 1965. — 127, [1] с.: [16] л. ил.
• Владимирская, А. Р. Звёздные часы оперетты / А. Владимирская. — 2-е изд., испр. И доп. — Л.: Искусство, Ленинградское отд-ние, 1991. — 217, [4] с.: ил.
• Владимирская, А. Р. Ленинградский театр музыкальной комедии / А. Р. Владимирская. — Л.: Искусство, Ленинградское отд-ние, 1972. — 181, [1] с.: [12] л. ил.
• Крюков, А. Н. Музыка в кольце блокады: очерки / А. Н. Крюков. — М.: Музыка, 1973. — 156, [3] с. [8] л. ил.
• Крюков, А. Н. Музыкальная жизнь сражающегося Ленинграда: очерки / А. Крюков; Ленинградский гос. Ин-т театра, музыки и кинематографии. — Л.: Советский композитор, Ленинградское отделение, 1985. — 119, [1] с.: [8] л. ил.
• Ленинградские театры в годы Великой Отечественной войны / [ред. П. Т. Щипунов]. — Л.; М.: Искусство, 1948. — 548, [2] с.: ил.
• Музыка продолжала звучать. Ленинград. 1941—1944. / сост. А. Крюков. — Л.: Музыка, 1969. — 293, [3] с.: [8] л. ил.
• Театр Музыкальной комедии в годы блокады / ред.-сост. Е. Ильмас, З. Габриэльянц, К. Герцфельд. — Л.: Искусство, Ленинградское отд-ние, 1973. — 86, [1] с.: [6] л. ил.

Ссылки

• [web.muzcomedy.ru/playbill/playbill/ Афиша театра]

Отрывок, характеризующий Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии

– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]