Санкт-Петербургский уезд

Санкт-Петербургский уезд Герб уездного города Герб губернии Губерния Санкт-Петербургская губерния Центр Санкт-Петербург Образован 1727 Площадь 1 734,4 верст² Население 1 317 885 (1897)

Санкт-Петербу́ргский уе́зд ( с 1914 по 1924 год — Петрогра́дский, с 1924 по 1927 год — Ленингра́дский) — административно-территориальная единица в Санкт-Петербургской губернии Российской империи и РСФСР, существовавшая в 1727—1927 годах. Уездный город — Санкт-Петербург.

Географическое положение

Санкт-Петербургский уезд располагался в северной части Санкт-Петербургской губернии на северном побережье Финского залива и граничил с Шлиссельбургским уездом на востоке, Царскосельским на юге и с Выборгской губернией Великого княжества Финляндского на севере. Площадь уезда в 1897 году составляла 1 734,4 верст² (1 974 км²), в 1926 году — 5 843 км².

История

Первым крупным поселением на этой территории являлась шведская крепость Ландскрона. (Впоследствии — город Ниен и крепость Ниеншанц). Когда эти земли были завоёваны Петром I, они вошли в состав Ингерманладской губернии (с 1710 — Санкт-Петербургской).

В составе Российской империи

Уезд был образован в составе губернии при упразднении дистриктов в 1727 году как часть Санкт-Петербургской провинции.

В 1914 году в связи с началом Первой мировой войны уезд вслед за своим центром Санкт-Петербургом был переименован в Петроградский.

При советской власти

После Октябрьской революции в северной части уезда некоторое время существовала республика Северная Ингерманландия.

Постановлением Президиума ВЦИК от 14 февраля 1923 года в состав Петроградского уезда вошла территория упразднённого Шлиссельбургского уезда.

В начале 1924 года город Петроград был переименован в Ленинград, а уезд — в Ленинградский.

Постановлением Президиума ВЦИК от 1 августа 1927 года в ходе реформирования административно-территориального деления Ленинградская губерния и все её уезды были упразднены. Территория Ленинградского уезда вошла в состав Ленинградского округа Ленинградской области.

Административное деление

В 1913 году в состав Санкт-Петербургского уезда входило 17 волостей:

• Александровская (с. Мих.-Архангела),
• Белоостровская,
• Вартемякская,
• Коргомягская (д. Тайвоколова),
• Куйвозовская (д. Хиримяки),
• Лемболовская,
• Московская (г. Санкт-Петербург),
• Муринская,
• Новосаратовская,
• Осинорощинская (д. Юкки),
• Парголовская,
• Полюстровская (д. Исаковка),
• Рыбацкая,
• Сестрорецкая,
• Средне-Рогатская,
• Стародеревенская (с. Новая Деревня),
• Усть-Ижорская.

Изменение числа волостей в Петроградском уезде:

• 1921 год — 17 (в Шлиссельбургском — 14)
• 1922 год — 11 (в Шлиссельбургском — 10)
• 1923 год — 13 (после объединения Петроградского и Шлиссельбургского)
• 1924 год — 8 (уезд переименован в Ленинградский)

В 1925 году в состав Ленинградского уезда входило 8 волостей и 2 сельских района:

• Ленинская (ст. Всеволожская),
• Лезьинская,
• Путиловская,
• Токсовская,
• Октябрьская (Усть-Ижора),
• Урицкая,
• Парголовская,
• Куйвозовская (Грузино),
• Сельский район гор. Сестрорецка (без городского населения)
• Сельский район гор. Шлиссельбурга (без городского населения)

В 1927 году в Ленинградском уезде было 6 волостей:

• Куйвозовская,
• Ленинская,
• Мгинская,
• Парголовская,
• Октябрьская,
• Ульяновская,
• Урицкая.

Население

По данным переписи П. И. Кёппена 1848 года в Санкт-Петербургском уезде проживали: ижора — 1241 чел., эурямёйсет — 6725 чел., савакоты — 3718 чел., финны — 1092 чел., немцы — 1977 чел. Всего 14 753 человек национальных меньшинств, русское население данной переписью не учитывалось.

По данным переписи 1897 года в уезде и Санкт-Петербурге проживало 1 317 885 чел. (из них сельское население — 52 965 чел.)
В том числе русские — 85,4%, немцы — 4,0%, финны (финляндские и ингерманландские) — 2,9%, поляки — 2,8%. В Санкт-Петербурге проживали 1 264 920 чел.

Национальный состав сельского населения уезда в 1920 году:

• Великороссы — 31 939
• Украинцы — 30
• Белорусы — 71
• Поляки — 924
• Литовцы — 205
• Латыши — 490
• Немцы — 1951
• Евреи — 276
• Финны — 13 250
• Эсты — 861
• Прочие и неизвестные — 260
• Всего — 50 257 человек.

По итогам всесоюзной переписи населения 1926 года население уезда составило 1 785 624 человек, из них городское — 1 680 706 человек, сельское — 104 918 человек.

Ссылки

• Санкт-Петербург, столица России/С.-Петербургский уезд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Санкт-Петербургский уезд

– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.


Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.