Санкт-Петербургское религиозно-философское общество

Петербургское религиозно-философское общество — основано в 1907 году.

История создания

Впервые попытка создания Философского общества в Санкт-Петербурге была предпринята известными философами В. С. Соловьевым, М. И. Каринским, Э. Л. Радловым, историком К. Н. Бестужевым-Рюминым, славянофилом А. А. Киреевым в 1880 году. Но после трагического покушения на Александра II в марте 1881 года министр внутренних дел граф Д. А. Толстой отказал в регистрации «ненужного», по его мнению, общества.

Благодаря усилиям философов А. И. Введенского, Э. Л. Радлова, В. С. Соловьева и многих других Философское общество все-таки было создано. В октябре 1897 года был утвержден «Устав Философского общества при Императорском Санкт-Петербургском университете». Председателем общества был избран заведующий кафедрой философии, проф. А. И. Введенский, товарищем председателя стал Э. Л. Радлов, секретарем – психолог А. П. Нечаев, казначеем Я. Н. Колубовский. Библиотекой Философского общества заведовал И. И. Лапшин, а в комитет Общества вошли А. С. Фаминцын и известный психолог и невролог В. М. Бехтерев. Главными направлениями работы Философского общества были – устройство публичных заседаний для ознакомления с состоянием современной философии, научные доклады с последующими обсуждениями, публикация трудов классиков мировой философской мысли.

Всю историю Санкт-Петербургского Философского общества можно разделить на три периода.

Первый период – 1897 – 1917 гг. С началом революционных потрясений деятельность Общества прекратилась на 4 года.

Второй период начинается в феврале 1921 года и длится до мая 1923 года. Председателем Общества стал Э. П. Радлов, а секретарём А. А. Франковский. В Совет Общества был избран Н. О. Лосский. Большую работу в Обществе вели С. А. Алексеев (Аскольдов) и Л. П. Карсавин. Общество открыло свой книжный магазин, организовало собственное издательство «Akademia», стало выпускать философский журнал «Мысль». После высылки в Германию 16 ноября 1922 года самых активных членов Общества – Л. П. Карсавина, И. И. Лапшина. Н. О. Лосского – оно стало терять свои позиции, и в мае 1923 года было закрыто.

Часть архива общества была утрачена: многие документы были уничтожены при обысках и пожаре под Павловском во время наступления генерала Н. Н. Юденича.

Участники общества

На собраниях выступали философы, религиозные деятели, политики, журналисты, литераторы, теософы: В. В. Розанов и Д. С. Мережковский, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк, В. А. Тернавцев, А. В. Карташёв, А. Ф. Керенский, П. Б. Струве, Б. Г. Столпнер и многие другие. Заседания общества привлекали внимание прессы и нередко вызывали бурную полемику. Достаточно упомянуть лишь несколько тем докладов: «О русской идее» (Вяч. И. Иванов), «Империя и христианство» (В. А. Тернавцев), «Россия и интеллигенция» (А. А. Блок), «О религиозной лжи национализма» (Д. С. Мережковский), «О современном патриотизме» (С. М. Соловьёв), «О церковной реформе в России» (Д. В. Философов).

Секретарем общества был С. П. Каблуков.

Членом общества была известная исследовательница старообрядчества и сектантства, революционерка, правовед Варвара Ивановна Ясевич-Бородаевская

Ссылки

• [www.rp-net.ru/store/element.php?IBLOCK_ID=30&SECTION_ID=258&ELEMENT_ID=4511 Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде): История в материалах и документах: 1907—1917: В 3 т. / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и примеч. О. Т. Ермишина, О. А. Коростелева, Л. В. Хачатурян и др.]

Отрывок, характеризующий Санкт-Петербургское религиозно-философское общество

– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.