Санкции против Ирака

Санкции против Ирака – торгово-финансовое эмбарго, введённое Советом Безопасности ООН против Ирака. Начали действовать с 6 августа 1990 года, через четыре дня после вторжения Ирака в Кувейт. Действие большей части из них продолжалось до мая 2003 года, когда Саддам Хуссейн был насильственно смещён с поста руководителя Ирака. Часть санкций, в том числе и выплата репараций Кувейту, действует в отношении Ирака до сих пор.

Цели санкций. Принятие резолюций

Изначальная цель санкций – заставить Ирак вывести свои войска из Кувейта, а также осуществить выплату репараций и уничтожить оружие массового поражения, которым, по непроверенным данным, обладал Ирак. Сперва Совет безопасности ООН принял резолюцию №661, в которой оговорил ряд жёстких экономических санкций в отношении Ирака. После окончания в 1991 году боевых действий в рамках войны в Персидском заливе антииракские санкции, вопреки ожиданиям ряда экспертов, были продлены; во многом продление санкций было связано с требованием прекратить производство оружия массового поражения (доказательства которого так и не были обнаружены). Прежние и новые санкции были объединены в одном пакете, принятом по итогам очередной резолюции №687 Совбеза ООН. Санкции запрещали любые формы торгово-экономических отношений с Ираком за исключением поставок медикаментов и продовольственных товаров первой необходимости, поставляемых в Ирак в рамках оказания международной гуманитарной помощи. Тем не менее, поставки лекарственных препаратов и продовольствия подвергались тщательной регламентации странами, способствовавшими принятию санкций против Ирака.

Цели введения санкций, заявленные в резолюциях 661 и 687 Совета безопасности ООН – добиться уничтожения иракским руководством якобы производимого им оружия массового поражения; добиться того, чтобы Ирак списал и уничтожил разработанные ранее баллистические ракеты увеличенной дальности; запретить иракскому руководству оказывать поддержку террористическим движениям и заставить Ирак выплатить репарации и внешний государственный долг.

Как было отмечено в одном из сообщений Офиса программы по Ираку при ООН, резолюция 661 Совбеза ООН предполагала введение комплексных (всесторонних) санкций против Ирака в связи с его вторжением на территорию Кувейта. Эти санкции предполагали строгое ограничения товаров, которые могли быть экспортированы Ираком в другие государства, и товаров, которые подлежали импорту в Ирак.

Запрет на ввоз и вывоз товаров

Первоначально Комитет по санкциям ООН не издал полный перечень товаров, которые запрещено было ввозить в Ирак, а принял решение последовательно оценивать отдельные заявки по различным товарам, которые могли подпадать под санкции. Было, однако, разрешено ввозить в Ирак медикаменты, продовольственные товары и продукты первой необходимости для нужд гражданского населения в рамках оказания гуманитарной помощи. Лица, которые желали поставлять свои товары в Ирак в торговых или некоммерческих (в том числе благотворительных) целях, согласно программе санкций, должны были подавать заявку на получение экспортной лицензии в любом из государств, входящих в ООН, которые по получении заявки должны были отправить её на оценку в Комитет по санкциям ООН, определявший, можно ли ввозить этот товар в Ирак или нет. Впрочем, комитет имел право сохранять своё решение в секрете. К тому же любой член комитета по уставу мог наложить вето на разрешение поставки того или иного товара в Ирак без объяснения причины. Такая модель санкций могла объективно считаться наиболее дискриминационной по сравнению с остальными – как в экономическом, так и в психологическом планах.

В первую очередь, под запрет подпадали те товары, которые прямо или опосредованно могли быть использованы в военных целях. В этот список, например, попадали компьютеры, тракторы и брюки. В то же время Комитет оставлял на собственное усмотрение вопрос о том, что может считаться товаром первой необходимости для рядовых жителей Ирака, что, в свою очередь, определяло верховное право комитета разрешать ввоз таких товаров для нужд населения Ирака или не разрешать. В случае, если Комитет по санкциям давал официальное разрешение на поставку товара из конкретной страны, он посылал её представителям уведомление об этом. Представители ответственных органов власти, в свою очередь, уведомляли подателя заявки о том, что его товар может быть ввезён на территорию Ирака. Таким образом, процедура санкционирования ввоза товаров в Ирак была чрезмерно бюрократизирована. Более того, предприятие, получавшее одобрение на ввоз товаров, должно было поставлять их морским путём, и несмотря на разрешение, выданное Комитетом, грузы, поставляемые в Ирак, могли подвергаться инспекции в любой форме и могли быть конфискованы по результатам дополнительных проверок.

В 2002 году санкционный список был несколько смягчён, а Комитет по санкциям решил ввести исключения для отдельных единиц товаров, издав своеобразный «список пересмотренных товаров» (англ. List of Good Reviews). Все товары, которые были перечислены в данном списке, могли быть импортированы в Ирак без каких-либо ограничений, а единицы товаров, которые могли использоваться в двойных целях (в гражданской жизни и в военной сфере), должны были подвергаться пересмотру от случая к случаю. В то же время обоснованность определения того, какой товар в тех или иных ситуациях мог использоваться населением Ирака в военных нуждах, всё же вызывала сомнения.

Эмбарго на нефтяные поставки

После введения санкций Ирак серьёзно пострадал от ограничений нефтяных поставок, а позже в отношении Багдада систематически действовала программа «нефть в обмен на продовольствие». В связи с началом военного противостояния в Персидском заливе межведомственная миссия ООН отметила, что население Ирака вскоре может оказаться перед лицом масштабной гуманитарной катастрофы, связанной острой нехваткой продовольствия, которая может проявиться в распространении эпидемий и голода. Представители ООН также отметили, что грозящая Ираку катастрофа окажется неизбежной в случае, если средства, поддерживающие жизнедеятельность гражданского населения Ирака, не будут в срочном порядке ему предоставлены. Правительство Ирака отклонило резолюции №№ 712 и 716 Совбеза ООН, которые предлагали Ираку передать определённое количество нефти в обмен на получение населением страны жизненно необходимых продовольственных товаров во избежание тяжелейшего гуманитарного кризиса. Представители правящих кругов Ирака расценили полученные предложение как циничный шантаж и грубое вмешательство во внутренние дела.

Официальное принятие программы «Нефть в обмен на продовольствие»

Тем не менее, 14 апреля 1995 года Совбез ООН принял новую резолюцию 986, в которой официально утверждалась программа «нефть в обмен на продовольствие», которая призвана была помочь мирным жителя Ирака, серьёзно пострадавшим от экономических санкций. Эта программа была запущена в 1996 году, а первые поставки продовольственных товаров начались только в марте 1997 года. Эта программа финансировалась за счёт поступлений от экспорта иракской нефти. Статистическими компаниями было подсчитано, что от темпов реализации плана продовольственных поставок в Ирак зависело примерно 60 % населения Ирака, которое в конце 1990-х годов составляло приблизительно 26 миллионов человек. Сперва Ираку было разрешено продавать нефти на два миллиарда долларов каждые шесть месяцев, причём две три от суммы, вырученной по итогам продажи, поступало на удовлетворение гуманитарных потребностей гражданского населения страны. В 1998 году лимит был повышен до 2,56 миллиардов долларов каждые полгода. В декабре 1999 года Совет Безопасности ООН снял любые ограничение на количество экспортируемой Ираком нефти в обмен на продовольствие.

Распределение средств

Средства, полученные за счёт поставок нефти, распределялись следующим образом:

• 72% были направлены на гуманитарные нужды.
• 25% поступали в компенсационный фонд, из которого происходила выплата репараций.
• 2,2% покрывали административные и операционные (технические) издержки ООН.
• 0,8% поступали на оплату технических издержек при осуществлении программы контроля за нераспространением оружия массового поражения.

Из тех 72 процентов, которые поступали на гуманитарные нужды, 59% было выделено на заключение договоров по поставкам продовольствия и оборудования правительством Ирака для 15 центральных и южных губерний, а 13% поступало в бюджет 13 южных провинций, где ООН осуществляло гуманитарную программу от имени правительства Ирака.

Обеспечение режима санкций

Обеспечение соблюдения санкций в первую очередь гарантировалось фактором угрозы применения военной силы и механизмами правового давления. После принятия резолюции 665 США и их союзниками была разработана и внедрена «система международного перехвата» (англ. Multinational Interception Force), чьей основной задачей было выявление, осмотр и возможное изъятие грузов, а также задержание и досмотр судов и их экипажей, которые подозревались в поставках тех или иных несанкционированных товаров в Ирак или вывозились из Ирака. Правовая сторона санкций обеспечивалась индивидуальными действиями, которые предпринимались правительствами отдельных стран, присоединившихся и поддерживавших санкции против Багдада. В США исполнение санкционных условий было поручено Управлению контроля за иностранными активами (англ. Office of Foreign Assets Control (OFAC). В частности, в 2005 году эта организация оштрафовала пацифистский благотворительный фонд «Голоса дикой природы» (англ. Voices in the Wilderness), основанный американской пацифистской Кейти Келли, на 20 000 долларов за перевозку запрещённых товаров в Ирак без подачи заявки на получение экспортной лицензии в соответствии с нормой закона, что вызвало шквал критики со стороны многих правозащитных групп в разных странах мира. Несмотря на то, что лидер Ирака Саддам Хуссейн был давно свергнут, а в Ираке установилось прозападное правительство, ещё на момент 2011 года OFAC всё ещё пытается добиться выплаты штрафа на сумму 10 000 долларов вместе с процентами от предпринимателя Берта Сакса за поставку лекарственных препаратов жителям Басры полтора десятилетия назад. Эти медикаменты предназначались в первую очередь гражданскому населению (в том числе и детям), страдавшему от экономической депрессии и болезней, вызванных нехваткой продовольствия.

Роль санкций в ограничении производства вооружения

Согласно распространённому мнению западных военных экспертов и политологов, специализирующихся на проблематике Ближнего Востока, благодаря санкциям удалось достичь существенного ограничения иракского вооружения. В частности, американский военный теоретик и один из разработчиков современной военной доктрины США Дуглас Фейт признал, что санкции ослабили военный потенциал Багдада. Исследователи Джордж Лопес и Дэвид Котрайт полагают, что благодаря санкциям удалось вынудить Ирак согласиться на проведение регулярных инспекций и мониторинга стратегии ликвидации оружия массового поражения. Также, по мнению американских исследователей, с помощью санкций удалось добиться некоторых уступок со стороны официального Багдада по ряду политических вопросов, например, по решению приграничного спора с Кувейтом. Также экспертами стран Запада отмечается ключевая роль санкций в том, что Ираку не удалось отстроить свою военную систему после войны в Персидском заливе и в целом санкции привели к постепенной демилитаризации страны. Также в условиях санкций был заблокирован импорт материалов и технологий для производства оружия массового уничтожения. Впоследствии Саддам Хуссейн отмечал во время допросов с участием следователей ФБР, что «вооружённые силы Ирака были уничтожены санкциями ООН».

Губительные последствия санкций для гражданского населения Ирака

По данным международных организаций, отслеживавших последствия санкций, неоднократно отмечалось, что гражданское население Ирака существенно пострадало от систематического недоедания и употребления низкокачественного продовольствия. Также к отрицательным последствиям для рядовых жителей страны привела острая нехватка лекарственных препаратов. Все эти явления спровоцировали рост заболеваний, в том числе и контагиозных, среди разных возрастных и социальных групп населения, а дополнительным фактором для распространения инфекций стала нехватка чистой питьевой воды. В 2001 году председатель научного комитета Медицинской Ассоциации Ирака направил сообщение в адрес британскому периодическому изданию The BMJ (прежнее название англ. British Medical Journal), в котором призвал распространить сведения о катастрофических последствиях торгово-экономических санкций, коснувшихся иракской системы здравоохранения, фактическим создателем которой стал иракский лидер Саддам Хуссейн. Другие иракские правозащитники и общественные деятели также призывали международное сообщество приостановить действие антииракских санкций, которые за неполные десять лет привели к губительным последствиям и распространению опасных заболеваний среди мирного населения страны.

Современная иракская экономика во многом строится на нефтяном экспорте. В 1989 году сектор нефтяных поставок составил 60% от ВВП страны. Результатом этой зависимости от поставок энергоносителей стало закономерное сужение экономической базы в связи с санкциями; как следствие пострадал также агропромышленный комплекс Ирака, сокращение производственных мощностей которого началось с 1990-х годов. Ряд экспертов сходится во мнении, что введённые в начале 1990-х санкции оказали разрушительное воздействие на развитие экономики и общий уровень продовольственной безопасности; таким образом, к весне 2003 года, когда западная коалиция начала военное вторжение в Ирак, государство уже было существенно ослаблено в результате продолжительной политики санкций, демонтировавшей экономическую систему страны.

Нехватка продовольствия. Распространение заболеваний

Тем не менее, вскоре после имплементации санкций правительство Ирака с целью ослабить их воздействие разработало систему бесплатных поставок продовольствия с расчётом 1000 калорий на человека в день или 40 % от дневной нормы, что стало ключевым фактором выживания для самых незащищённых слоёв населения. В мае 2000 года ЮНИСЕФ отметила в одном из своих сообщений, что примерно половина всех детей Ирака младше пяти лет страдала от диареи (притом что процент детского и подросткового населения в Ираке 1990-х годов был очень высок, в частности, на 2000 45% населения страны составляли люди в возрасте до 14 лет включительно, что было одним из рекордных показателей в регионе и в мировом масштабе). В результате санкций доход на душу населения в Ираке упал с 3510 долларов в 1989 году до 450 долларов в 1996 году, и особенно сильное влияние на снижение уровня доходов оказала девальвация иракского динара.

Изменение роли женщины

В эпоху Саддама Хуссейна с начала 1970-х годов Ирак стал одним из немногих государств в ближневосточном регионе, которое инвестировало значительные денежные средства в создание системы общего образования для девочек и женщин. Однако в связи с санкционными мерами вкупе с растущей милитаризацией начала 1990-х годов уровень образования среди женского населения начал неуклонно снижаться. Экономические трудности в сочетании с военными потерями привели к тому, что в последние полтора десятилетия до начала вооружённой интервенции 2003 года в Ирак увеличилось число домохозяек и работающих женщин.

Последствия запрета на ввоз хлора

Одной из наиболее трудноразрешимых проблем стали ограничения на импорт хлора в Ирак в связи с тем, что хлор как исходный материал может использоваться для создания ядовитого газообразного хлора . Запрет на поставки хлора в страну привёл к резкому сокращению уровня очистки питьевой воды и крайне неблагоприятным последствиям для населения. В частности, после осмотра ряда водоочистительных сооружений в Багдаде президент Ассоциации санитарных химиков и техников (англ. Sanitary Chemists & Technicians Association) отметил высокий уровень заболеваний населения столицы из-за отсутствия чистой воды и рекомендовал смягчить условия санкций, разрешив поставки жидкого хлора в Ирак для дезинфекции системы водоснабжения.

Мнения о санкциях. Демарш Холлидея

1 сентября 1997 года координатором гуманитарной программы ООН в Багдаде был назначен Дэвид Холлидей, который, прибыв в Ирак с ознакомительной миссией, испытал шок от общего экономического и физического состояния местного населения, в результате чего в октябре 1998 года он сознательно ушёл в отставку после 34-летней дипломатической и правозащитной карьеры в различных ведомствах и учреждениях ООН с тем, чтобы иметь возможность свободно критиковать крайне репрессивный режим санкций, от которых страдало простое иракское население. Сам Холлидей категорически отказался курировать претворение санкций в жизнь, отметив: «Я не хочу вводить программу, которая по сути своей соответствует международному определению понятия «геноцид». Это высказывание вызвало неоднозначную реакцию в дипломатических кругах ООН и среди групп западных политологов, занимающихся проблематикой Ближнего Востока. Например, Софи Бухари, журналистка, работавшая в ООН, заявила, что «некоторые эксперты в области юриспруденции против использования такой терминологии». Скептически к заявлению Дэвида Холлидея отнёсся специалист в области международного и регионального права Марио Бетатти, который резко высказался в адрес подавшего в отставку чиновника: «люди, которые так говорят, не разбираются в праве. Естественно, эмбарго оказало неблагоприятное воздействие на жителей Ирака, но это вовсе не преступление против человечности или геноцид». Так или иначе, ряд высокопоставленных чиновников ООН, в том числе и Холлидей, подвергали критике санкционную стратегию против Ирака, квалифицируя санкции как жестокие и циничные репрессии против иракского народа. В частности, немецкий дипломат-правозащитник Ханс фон Спонек, ставший преемником Холлидея на должности координатора гуманитарной программы ООН по Ираку, также выразил решительный протест по поводу суровости санкций, назвав последствия, к которым привели санкции, «подлинной человеческой трагедией». Ютта Бургхардт, глава отделения Всемирной продовольственной программы в Ираке, поддержала эти заявления и отметила жестокость и бесчеловечность санкционного режима и его губительный характер для населения Ирака, которое поставлено на грань тяжелейшей гуманитарной катастрофы.

Отрывок, характеризующий Санкции против Ирака

– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.