Лопес де Санта-Анна, Антонио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Санта-Анна, Антонио Лопес де»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Лопес.
Анто́нио де Падуа Мария Северино Ло́пес де Санта-Анна-и-Перес де Леброн
Antonio de Padua María Severino López de Santa Anna y Pérez de Lebrón<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Мексики
16 мая 1833 — 3 июня 1833
Предшественник: Валентин Гомес Фариас
Преемник: Валентин Гомес Фариас
Президент Мексики
18 июня 1833 — 5 июля 1833
Предшественник: Валентин Гомес Фариас
Преемник: Валентин Гомес Фариас
Президент Мексики
27 октября 1833 — 15 декабря 1833
Предшественник: Валентин Гомес Фариас
Преемник: Валентин Гомес Фариас
Президент Мексики
24 апреля 1834 — 27 января 1835
Предшественник: Валентин Гомес Фариас
Преемник: Мигель Барраган
Президент Мексики
20 марта 1839 — 10 июля 1839
Предшественник: Анастасио Бустаманте
Преемник: Николас Браво Руэда
Президент Мексики
10 октября 1841 — 26 октября 1842
Предшественник: Франсиско Хавьер Эчеверрия
Преемник: Николас Браво Руэда
Президент Мексики
4 марта 1843 — 4 октября 1843
Предшественник: Николас Браво Руэда
Преемник: Валентин Каналисо
Президент Мексики
4 июня 1844 — 12 сентября 1844
Предшественник: Валентин Каналисо
Преемник: Хосе Хоакин де Эррера
Президент Мексики
21 марта 1847 — 2 апреля 1847
Предшественник: Валентин Гомес Фариас
Преемник: Педро Мария де Анайя
Президент Мексики
20 мая 1847 — 15 сентября 1847
Предшественник: Педро Мария де Анайя
Преемник: Мануэль де ла Пенья-и-Пенья
Президент Мексики
20 апреля 1853 — 9 августа 1855
Предшественник: Мануэль Мария Ломбардини
Преемник: Мартин Каррера
 
Рождение: 27 февраля 1794(1794-02-27)
Халапа, штат Веракрус, Новая Испания
Смерть: 21 июня 1876(1876-06-21) (82 года)
Мехико, Мексика
Отец: Антонио Лопес де Санта-Анна
Мать: Мануэла Перес де Леброн
 
Военная служба
Звание: генерал

Анто́нио де Пáдуа Мари́я Севери́но Ло́пес де Сáнта-Áнна-и-Пéрес де Лебрóн (исп. Antonio de Padua María Severino López de Santa Anna y Pérez de Lebrón; 21 февраля 1794, Халапа — 21 июня 1876, Мехико), известный как просто «Санта-Анна» и «Наполеон Запада» — мексиканский военный, государственный и политический деятель, генерал. Способствовал превращению Мексиканской империи в республику. В общей сложности 11 раз[1] занимал пост президента Мексики на протяжении 22 лет. Во время его правления Мексика оказалась вовлечена в войну за независимость Техаса, части тогдашней Мексики (1835—1836; в итоге Санта-Анна попал в плен к повстанцам), и американо-мексиканскую войну (1846—1848). В результате обеих войн Мексика потеряла бо́льшую часть своей территории (часть Калифорнии и Техас). В 1855 году Санта-Анна был окончательно свергнут с поста президента. Остаток жизни он провёл в изгнании, занимался среди прочего торговлей камедью.





Ранние годы

Санта-Анна родился 21 февраля 1794 года в городе Халапа, штат Веракрус, Новая Испания, в уважаемой испанской колониальной семье. Его родители: Антонио Лопес де Санта-Анна и Мануэла Перес де Леброн были креолами и происходили из среднего класса[2]. Их состояния хватило, чтобы послать своего сына в школу. Его отец был суб-делегатом в королевской армии на один срок от испанской провинции Веракрус (Новая Испания). В июле 1810 года молодой Санта-Анна был отправлен в пехотный полк Фихо-де-Вера-Крус под командование Хоакина де Арредондо. В 16 лет он стал кадетом[3]. Следующие несколько лет Санта-Анна провёл сражаясь с бунтовщиками и контролируя индейские племена, населявшие внутренние провинции Мексики[4][5]. Как и большинство креольских офицеров, служивших в королевской армии, он остался лояльным к Испании и несколько лет сражался против повстанцев в ходе мексиканской войны за независимость.

Военная карьера

Присоединившись к испанской колониальной армии в 1810 г. (В этом же году Мигель Идальго-и-Костилья предпринял первую попытку добиться независимости от Испании) Санта-Анна многому научился у своего командира Хоакина де Арредондо. В том числе и искусству договариваться с восставшими националистами. В августе 1811 г. в ходе кампании под командой полковника Арредондо в городе Амоладерас (округ Ра́йон, штата Сан-Луис-Потоси) Санта-Анна был ранен чичимекской стрелой в левую руку[6]. В феврале 1812 г. он стал вторым лейтенантом, а к концу года получил звание первого лейтенанта. В 1813 г., в период службы в Техасе, был задействован в экспедиции против повстанцев Гутьерреса. В битве при Медине он был отмечен за храбрость[7] и с этого времени быстро поднимался по карьерной лестнице. Участвуя в подавлении восстания, юный офицер стал свидетелем политики массовых казней, проводившихся Арредондо, и некоторые историки предполагают, что в ходе Техасской революции он использовал опыт, полученный на службе у Арредондо[8].

Через несколько лет война за независимость зашла в тупик[9]. В этот период Санта-Анна, устроившись адъютантом к новому губернатору Веракруса, занимался строительством деревень для беженцев близ Веракруса[10]. Тогда же он пристрастился к азартным играм, этот порок прошёл через всю его жизнь.

В 1816 г. он получил звание капитана. Его служба в основном проходила в кампаниях по подавлению мятежей индейцев или восстановлению порядка после начала волнений. В то время территория Мексики простиралась от Орегона на севере и до Панамы на юге. Эта территория была слишком обширной, чтобы испанская корона могла её контролировать. В 1821 г. Санта-Анна присягнул на верность «Освободителю», будущему императору Мексики Агустину де Итурбиде[11]. В том же году ему удалось быстро изгнать испанские войска из портового города Веракрус и благодаря этому заработать расположение императора. В награду Итурбиде произвёл Санта-Анну в генералы. Санта-Анна смог извлечь личную выгоду из сложившегося положения. Он приобрёл во владение огромную асьенду, в то же время предаваясь азартным играм.

Эпоха переворотов

В действительности Санта-Анна никогда не был по-настоящему предан непопулярному Итурбиде, власть которого поддерживалась армией. Его жизненная философия заключалась в стремлении быть вместе с богатыми и влиятельными людьми, но при этом в любой битве находиться на победившей стороне. В 1822 г. Санта-Анна переметнулся в стан военных лидеров, вынашивавших план по свержению Итурбиде. В декабре 1822 г. Санта-Анна и генерал Гуадалупе Виктория подписали план де Каса Мата по упразднению монархии и превращению Мексики в республику[12]. В марте 1823 г. Итурбиде сложил с себя полномочия, Виктория стал первым президентом Мексики. Помощь, оказанная Санта-Анной в свержении Итурбиде, дала остальным лидерам основания доверять ему, несмотря на его всем известный изменчивый характер.

В 1824 г. Висенте Герреро назначает Санта-Анну губернатором Юкатана[13]. Там, по своей собственной инициативе он готовит вторжение на Кубу, ещё находившуюся под управлением Испании, но впоследствии сворачивает эти приготовления из-за нехватки средств.

В 1828 г. Санта-Анна, Висенте Герреро и политик Лоренсо де Савала устроили путч против только что избранного президента Мануэля Гомеса Педрасы. 3 декабря 1828 г. армия обстреляла Национальный дворец, итоги выборов были аннулированы и Герреро занял пост президента.

В 1829 г. Испания предприняла последнюю попытку восстановить свою власть над Мексикой, высадив в Тампико 2600 солдат под предводительством генерала Исидро Баррадаса. Санта-Анна с намного меньшими силами выступил навстречу интервентам (многие из которых страдали от жёлтой лихорадки) и разбил их[14]. Разгром испанцев не только поднял популярность Санта-Анны, но и консолидировал сторонников независимости новой мексиканской республики. Санта-Анна был провозглашён героем и с тех пор величал себя прозвищами «Победитель Тампико» и «Спаситель Родины». Главным проявлением его самовосхваления стало наречением себя титулом «Наполеон Запада».

В декабре 1829 г. вице-президент Анастасио Бустаманте восстал против президента Герреро, казнил его и 1 января 1830 г. принял пост президента. В 1832 г. началось восстание против Бустаманте с идеей передать власть Мануэлю Педрасе, чьи выборы в 1828 г. повстанцы признали законными. Они предложили командование генералу Санта-Анне. В августе 1832 г. Бустаманте временно назначил на пост президента Мельчора Мускиса и двинулся навстречу мятежникам, разбил их в сражениях при Гальинеро, Долорес-Идальго, Гуанахуато и двинулся к Пуэбле навстречу силам Санта-Анны. После ещё двух боёв Бустаманте, Педраса и Санта-Анна подписали Савалетские соглашения (21—23 декабря 1832 г.), по которым президентом стал Мануэль Педраса. Санта-Анна, сопровождая новоиспечённого президента, 3 января 1833 г. вступил с ним в столицу.

На вершине власти

Президент Педраса созвал Конгресс, который, однако, провозгласил президентом Санта-Анну 1 апреля 1833 года. Вице-президентом Санта-Анна назначил Валентина Гомеса Фариаса, передав ему на время всю полноту власти[14]. Фариас начал проводить в жизнь либеральные реформы, в основном направленные против армии и церкви. Отмена десятины, захват церковного имущества и финансов[15] побудили консерваторов обратиться к Санта-Анне (по иронии судьбы либералу) с просьбой взять власть в свои руки. Идя навстречу их чаяниям, Санта-Анна денонсировал администрацию вице-президента Фариаса, вынудил его и основных сторонников бежать в Соединённые Штаты, сформировал новое католическое, централистское, консервативное правительство и заменил конституцию 1824 года новым конституционным документом под названием «Семь законов» (конституцию 1835 года)[16]. Санта-Анна распустил Конгресс и начал централизацию власти, правящий режим стал превращаться в централизованную диктатуру, поддерживаемую военными.

В 1835 году сторонники устройства Мексики на принципах федерализма начали открытое восстание против усиливающейся диктатуры режима президента Антонио Лопеса де Санта-Анны[17] сразу в 11 штатах: Коауила-и-Техас, Сан-Луис-Потоси, Керетаро, Дуранго, Гуанахуато, Мичоакан, Юкатан, Халиско, Нуэво-Леон, Тамаулипас и Сакатекас. Некоторые из этих штатов провозгласили независимость от Мексики и сформировали свои собственные правительства. Санта-Анна собрал армию и взялся за усмирение мятежа.

12 мая 1835 года после двухчасового боя ему удалось разбить сильного соперника — милицию штата Сакатекас (под командованием Франсиско Гарсия), самое многочисленное и хорошо оснащённое милицейское формирование из всех штатов Мексики. Санта-Анна захватил 3 тысяч пленных и отдал своей армии Сакатекас на 48-часовое разграбление. После победы он решил двинуться на штат Коауила-и-Техас.

Техасская революция

Вслед за другими мексиканскими штатам, выразившим недовольство центральными властями Мексики, техасская часть штата Коауила-и-Техас в конце 1835 года подняла восстание[18] и 2 марта 1836 года провозгласила собственную независимость, после ряда боёв изгнав все мексиканские гарнизоны из Техаса. Шеститысячная Армия действий в Техасе, под командованием Санта-Анны, двинулась на север, чтобы вернуть Техас под контроль Мексики. 23 февраля мексиканские войска вошли в Бехар и осадили техасский гарнизон в миссии Аламо. После 13-дневной осады Санта-Анна не пожелал использовать тяжёлые орудия, прибытие которых ожидалось 7 марта (по замечанию историка Тимоти Тодиша: «Бескровная победа могла принести лишь небольшую славу»[19]), и утром 6 марта 1836 года мексиканская армия взяла миссию штурмом. По разным подсчётам погибли 187—250 техасских защитников миссии, потери мексиканцев составили 400—600 убитыми и ранеными. Санта-Анна, добившийся от мексиканского конгресса права, дающего армии обращаться с любыми иностранцами, воюющими в Техасе, как с разбойниками[20], приказал расстрелять пленных техасцев. Позднее, 27 марта 1836 года, по его личному приказу были расстреляны свыше 350 повстанцев вместе с их командиром полковником Фэннином, сдавшихся в плен в битве у Колето.

Это безжалостное убийство безоружных пленных, получившее название Голиадской резни, привело лишь к тому, что решимость техасцев сражаться против мексиканской армии резко возросла, поскольку только победа могла спасти их от смерти.

После взятия Аламо генерал Санта-Анна приступил к преследованию главных сил техасцев, отступавших на восток. Он разделил свои войска на три колонны: одну направил для захвата временного правительства Техаса, вторую для защиты линии снабжения, а третью возглавил сам. 21 апреля 1836 года в битве у Сан-Хасинто техасская армия под командой Сэма Хьюстона внезапным ударом наголову разбила отряд Санта-Анны, сам он скрылся, но на следующий день был задержан техасской поисковой группой. Он переоделся в мундир рядового драгуна, но всё же был опознан и под угрозой смерти подписал соглашение о прекращении военных действий и вывода с территории Техаса оставшихся мексиканских войск. 14 мая 1836 года Санта-Анна и временный президент Техаса Дэвид Бернет подписали Веласкские соглашения, согласно которым Санта-Анна «будучи в официальной роли главы мексиканской нации признаёт полную и абсолютную независимость Техасской республики». В обмен на подписание соглашений Бернет и техасское правительство гарантировали Санта-Анне жизнь и проезд в Веракрус. При отплытии из порта Веласко Санта-Анны его провожали две сотни разгневанных волонтёров из Соединённых Штатов, угрожавших вытащить его из лодки и убить. В мексиканской столице Мехико новоизбранное правительство провозгласило, что Санта-Анна более не президент и договор, заключённый с Техасом, не имеет силы и юридически недействителен.

Когда Санта-Анна был пленником в Техасе, Джоэль Пойнсет — американский посол в Мексике в 1824 году — резко отозвался о ситуации, в которой пребывал пленный мексиканский президент:

Скажите генералу Санта-Анне, что вспоминая, каким горячим адвокатом свободы он был 10 лет назад, я не испытываю симпатии к нему сейчас, он получил по заслугам.

На это сообщение Санта-Анна дал следующий ответ:

Скажите мистеру Пойнсету — это святая правда, что перед свободой я сорвал с себя шляпу с великим пылом и полной искренностью, но вскоре осознал всё безрассудство этого. Пройдут сотни лет, прежде чем мой народ будет достоин свободы. Они не знают что есть свобода, им также неясно кто они есть сами и, под влиянием католического духовенства — деспотизм является настоящим правительством для них, так что нет причин, почему это не должно считаться мудрым и добродетельным.[21]

Диктатура и изгнание

Проведя некоторое время в Соединённых Штатах, где он в 1837 году встретился с американским президентом Эндрю Джексоном, Санта-Анна получил разрешение вернуться в Мексику и отплыл на борту американского военного корабля «Пионер». Он поселился на своей великолепной асьенде Manga de Clavo в Веракрусе.

В 1838 году французские войска высадились в Веракрусе. Причиной интервенции послужил отказ Мексики заплатить за убытки, понесённые несколькими французскими гражданами. Мексиканское правительство вверило Санта-Анне командование над армией и приказало ему защитить нацию любым способом. В стычке с французским арьергардом у Веракруса Санта-Анна был ранен картечным выстрелом в руку и ногу. Его лодыжка оказалась перебитой и часть ноги пришлось отнять. Он похоронил ампутированную конечность с полными военными почестями[22] и с тех пор ходил на деревянном протезе, один из которых был захвачен американскими войсками в ходе американо-мексиканской войны. В настоящее время он хранится в музее национальной гвардии Иллинойса в Спрингфилде. Мексиканское правительство периодически просит его вернуть[23]. Несмотря на согласие Мексики с французскими требованиями и выплату выкупа в 600 тыс.песо Санта-Анна смог вернуться к власти, красноречиво доказывая, что он — герой, и демонстрируя своё ранение, которое он получил, защищая родину. Он никогда не позволял мексиканцам забыть о своей жертве, принесённой Мексике.

После того как режим президента Бустаманте погрузился в хаос, Санта-Анна снова попытался получить контроль над временным правительством. Он стал президентом в пятый раз. Ему досталась пустая государственная казна, ослабленная войной с Францией страна и недовольный народ. В то же время на столицу с целью свергнуть Санта-Анну надвигалась повстанческая армия под руководством генералов Хосе де Урреа и Хосе Антонио Мехиа. Однако президенту удалось разбить повстанцев у Пуэблы, лично командуя войсками в сражении при Масатлане.

В течение пятого срока Санта-Анны его режим стал ещё более жестким, чем во время его предыдущего правления. Антиправительственные газеты закрывались, а диссиденты заключались под стражу[24]. В 1842 году он направил экспедиционный мексиканский отряд через техасскую границу, который в окрестностях Бехара уничтожил группу Николаса Доусона (англ.)русск., бойцы которого сдались мексиканцам в плен. Этот поход не принёс мексиканцам особой выгоды, зато убедил техасцев в выгодах присоединения к США.

Президентские требования о повышении налогов порождали возмущение, вскоре несколько мексиканских штатов приостановили отношения с центральным правительством. Штаты Юкатан и Ларедо провозгласили себя независимыми республиками. Санта-Анна снова утратил власть и бежал, опасаясь за свою жизнь, однако в январе 1845 года он был задержан группой индейцев у Хико (Веракрус), передан властям и заключён. Ему сохранили жизнь, но ему пришлось уехать в изгнание на Кубу.

Американо-мексиканская война, жизнь в изгнании и смерть

В 1846 году США объявили войну Мексике. Санта-Анна написал в мексиканскую столицу о том, что у него нет больше желания становиться президентом, он стремится, как и в прошлом, только использовать свой военный опыт для защиты родины от иностранного вторжения. Президент Мексики Валентин Гомес Фариас, отчаявшись отразить нашествие, позволил Санта-Анне вернуться. Между тем опальный Санта-Анна вступил в секретные переговоры с представителями США, обещая им, что если американцы пропустят его через свою морскую блокаду, то он будет работать над тем, чтобы уступить им спорные территории за разумную цену. Приняв командование мексиканскими вооружёнными силами, Санта-Анна отрёкся от всех своих первоначальных договорённостей, провозгласил себя президентом и безуспешно пытался отразить американское вторжение. Благодаря его действиям появилась морская песня шанти (en:Santianna).

В 1848 году Санта-Анна вновь удалился в изгнание, теперь в город Кингстон на острове Ямайка[25]. Через два года он перебрался в город Турбако (Колумбия). В апреле 1853 года восставшие консерваторы пригласили его, и он вновь возглавил правительство, но и это правление не стало лучшим, чем его предыдущие правления. Он продал США территорию площадью 77 700 км², за 10 миллионов долларов США и провозгласил себя пожизненным диктатором с титулом «Его ясновеличие»[26].

Волна народного возмущения вылилась в восстание Аютла[27], начавшееся в 1 марта 1854 года на юге страны. Несмотря на щедрые выплаты армии для поддержки её лояльности, к 1855 году даже его консервативно настроенные союзники устали от его правления[28].

Группа либералов, возглавляемая Бенито Хуаресом и Игнасио Комонфортом, свергла Санта-Анну, ему пришлось вновь удалиться в изгнание на Кубу. Поскольку уровень его коррупции был общеизвестен, он подвергся заочному обвинению в государственной измене, всё его имущество было конфисковано.

После Кубы он жил в США, Колумбии и на Сент-Томасе (один из Виргинских островов). Во время пребывания в Нью-Йорке ему была доверена поставка в страну первой партии чикла (en:chicle) (вида камеди, основы для производства жевательной резины), однако прибыли он не получил, так как его план использовать чикл в качестве сырья для производства шин экипажей успеха не имел.

К 1869 году 74-летний Санта-Анна жил на Статен-Айленд (Нью-Йорк), пытаясь собрать деньги, достаточные для набора новой армии и своего политического реванша в Мехико[29]. Согласно этому плану, он думал продавать мексиканский чикл в США, чтобы заменить им дорогостоящую (для того времени) резину. Он пригласил к себе Томаса Адамса, впоследствии основателя «Cadbury Adams»[30], проводившего опыты над чиклом. Адамс приобрёл у Санта-Анны тонну чикла, но ему так и не удалось сделать из него заменитель шин экипажей. В то же время эти опыты над вулканизацией послужили основой для становления индустрии производства жевательной резины, Адамс впоследствии так и назвал торговую марку леденцов со жвачкой внутри — «Чиклетс».

Санта-Анна был страстным поклонником петушиных боёв, приглашал участников со всего света и потратил тысячи долларов на призы победителям.

Воспользовавшись всеобщей амнистией, в 1874 году, он вернулся на родину. К этому времени он был уже калекой, почти потерявшим зрение из-за катаракты. Мексиканское правительство, отмечая годовщину битвы при Чурубуско, полностью проигнорировало бывшего президента. Спустя два года, 21 июня 1876 года он умер в Мехико в нищете и забвении.

Погребён на кладбище Тепейяк в Гвадалупе-Идальго[31].

Личная жизнь и потомки

Санта-Анна был заядлым коллекционером реликвий, связанных с Наполеоном I, и считал себя «Наполеоном Запада», хотя его прозвище было «Орёл». Называть себя Наполеоном Запада он стал только после того как газета Telegraph and Texas Register упомянула о нём таким образом.

С 1825 года Санта-Анна был женат на Инес Гарсиа и был отцом четырёх детей (Их имена: Гвадалупе, Мария дель Кармен, Мануэль и Антонио)[32]. Инес Гарсиа скончалась в 1845 году. Спустя месяц, проведённый в трауре, 50-летний Санта-Анна женился на 15-летней Марии Долорес де Тоста. Супруги редко жили вместе. Согласно Фоулеру: «Несмотря на то что в 1842 года Санта-Анна приобрёл огромную асьенду в Эль-Энсеро (на окраине Халапы) Долорес не поселилась там, и Санта-Анна не стал заставлять её остаться силой. Она поселилась в доме, купленном для неё Санта-Анной в Мехико, и проживала там до своей смерти в 1886»[33]. У супругов не было детей. «Так как плодовитость Санта-Анны считалась доказанной, факт, что у Долорес не было детей, порождал растущие толки о реальной подоплёке их брака и её способности к деторождению»[33]. Несколько женщин заявляли о рождении незаконных детей от Санта-Анны. В своём завещании, датированном 29 октября 1874 года, он признал отцовство над четырьмя незаконнорожденными детьми (Их имена: Паула, Мерсед, Петра и Хосе). Один из биографов Санта-Анны нашёл другого сына Педро Лопеса де Санта-Анну, Уильям Фоулер, проводя поиск в местных архивах Веракруса, нашёл ещё двоих: Анхеля и Агустина Росу Лопеса де Санта-Анну[32].

Существует легенда, что Санта-Анна перед битвой при Сан-Хасинто не обратил внимания на подготовку к отражению вражеского нападения, поскольку развлекался в это время с мулаткой Эмили Морган в своём шатре. Благодаря этой версии появилась песня «Жёлтая роза Техаса». Нет весомых доказательств, подтверждающих эту легенду.

В культуре

  • Санта-Анна — один из персонажей фильмов «Форт Аламо» (1960) (его роль исполнил актёр Рубен Падилья) и «Форт Аламо» (2004) (роль Санта-Анны исполнил мексиканский актёр Эмилио Эчевариа). В соответствии с американской традицией, образ Санта-Анны в обеих постановках несколько демонизирован.
  • В эпизоде мультсериала «Царь горы» протез ноги Санта-Анны появляется на экране и позже, украденный, возвращается в Мексику (только в качестве приманки). В конце эпизода Коттон продаёт его, чтобы получить водительские права.
  • Санта-Анна как персонаж также появляется в виде военного лидера в фильме «Маска Зорро» (1998).
  • Как ключевой персонаж, представлен в телевизионном сериале «Восстание Техаса (англ.)русск.» (2015 г.), роль Санта-Анны исполнил Оливье Мартинес.

Напишите отзыв о статье "Лопес де Санта-Анна, Антонио"

Примечания

  1. ↑ R. Scheina. Santa Anna: A Curse Upon Mexico. — 2003. — P. 85.
  2. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 12.
  3. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 19.
  4. ↑ W. Fowler. Tornel and Santa Anna. — 2000. — P. 20.
  5. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 21.
  6. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 27.
  7. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 28.
  8. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 26.
  9. ↑ R. Scheina. Santa Anna: A Curse Upon Mexico. — 2003. — P. 6-7.
  10. ↑ W. Fowler. Tornel and Santa Anna. — 2000. — P. 21.
  11. ↑ R. Scheina. Santa Anna: A Curse Upon Mexico. — 2003. — P. 8.
  12. ↑ J. Suchlicki. Mexico. — 2001. — P. 59-60.
  13. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 83.
  14. ↑ 1 2 J. Suchlicki. Mexico. — 2001. — P. 66.
  15. ↑ J. Suchlicki. Mexico. — 2001. — P. 66-67.
  16. ↑ J. Suchlicki. Mexico. — 2001. — P. 67.
  17. ↑ Todish et al. Alamo Sourcebook, 1836. — 1998. — P. 6.
  18. ↑ A. Barr. Black Texans. — P. 56.
  19. ↑ Todish et al. Alamo Sourcebook, 1836. — 1998. — P. 49.
  20. ↑ По законам того времени захваченные в плен разбойники подлежали немедленной казни.
  21. ↑ [www.tamu.edu/ccbn/dewitt/santaanna4.htm Пленение Санта-Анны] (англ.). Проверено 14 августа 2009. [www.webcitation.org/65Tfvw5bs Архивировано из первоисточника 15 февраля 2012].
  22. ↑ J. Suchlicki. Mexico. — 2001. — P. 69.
  23. ↑ [www.latinamericanstudies.org/mex-war/santa-anna-leg.htm Santa Anna’s Leg Took a Long Walk]
  24. ↑ M. Costeloe. The Central Republic in Mexico, 1835—1846. — 2002. — P. 152.
  25. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 281.
  26. ↑ R. Scheina. Santa Anna: A Curse Upon Mexico. — 2003. — P. 52.
  27. ↑ J. Suchlicki. Mexico. — 2001. — P. 81.
  28. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 311.
  29. ↑ W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 326—328.
  30. ↑ O. Jones. Santa Anna. — P. 145.
  31. ↑ [www.tshaonline.org/handbook/online/articles/fsa29 Биография Санта-Анны на сайте The Handbook of Texas Online] (англ.). Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/65TfwNhdW Архивировано из первоисточника 15 февраля 2012].
  32. ↑ 1 2 W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 92.
  33. ↑ 1 2 W. Fowler. Santa Anna of Mexico. — 2007. — P. 229.

Литература

Специализированного характера
  • The Eagle: The Autobiography of Santa Anna / Ann Fears Crawford. — Abilene, TX: State House Press, 1988. — 299 p. — ISBN 0-938-34929-5.
  • Will Fowler. [books.google.com/books?id=mgEB2vIVRtQC&printsec=frontcover&dq=Santa+Anna+of+Mexico&ei=Ja0JS7ydDaCGygSEnbSnDw&hl=ru#v=onepage&q=&f=false Santa Anna of Mexico]. — Lincoln, NE: University of Nebraska Press, 2007. — 501 p. — ISBN 0-803-21120-1.
  • Will Fowler. [books.google.com/books?id=J1O_tLs8KAsC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_navlinks_s#v=onepage&q=&f=false Tornel and Santa Anna: the writer and the caudillo, Mexico, 1795-1853]. — 1. — Westport, CT: Greenwood Publishing Group, 2000. — 308 p. — ISBN 0-313-30914-0.
  • Oakah Jones. [books.google.com/books?id=h9g8AAAAIAAJ&dq=inauthor%3A%22Oakah%20L.%20Jones%22&hl=ru&source=gbs_slider_thumb Santa Anna]. — New York, NY: Twayne Publishers, 1968. — Vol. 6. — 211 p. — (Twayne's rulers and statesmen of the world series).
  • Robert L. Scheina. [books.google.com/books?id=XISTRl0aRv4C&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_navlinks_s#v=onepage&q&f=true Santa Anna: A Curse Upon Mexico]. — 1. — Dulles, VA: Brassey's Inc, 2003. — 128 p. — (Brassey's Military Profiles Military Profiles). — ISBN 1-574-88546-4.
Общего характера
  • Alwyn Barr. [books.google.com/books?id=GmK6Sq0ojOUC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Black Texans: A history of African Americans in Texas]. — 2. — Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1996. — 294 p. — ISBN 0-806-12878-X.
  • Roger Borroel. The Texas Revolution of 1836. — 2. — East Chicago, IN: La Villita Publications, 2002. — 238 p. — ISBN 1-928792-09-X.
  • Michael P. Costeloe. [books.google.com/books?id=iI9xFYwnTt0C&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_book_other_versions_r&cad=10#v=onepage&q=&f=false The Central Republic in Mexico, 1835—1846: 'Hombres de Bien' in the Age of Santa Anna]. — 2. — Cambridge: Cambridge University Press, 2002. — Vol. 73. — 344 p. — (Cambridge Latin American Studies). — ISBN 0-521-53064-4.
  • Jack Jackson, John Wheat. Almonte's Texas. — 2. — Austin, TX: Texas State Historical Association, 2003. — 503 p. — ISBN 0-876-11191-6.
  • Henry Bamford Parkes. A History of Mexico. — 3. — Boston, MA: Houghton Mifflin Company, 1969. — 460 p.
  • Randy Roberts, James Stuart Olson. A Line in the Sand: The Alamo in Blood and Memory. — New York, NY: The Free Press, 2001. — 356 p. — ISBN 0-684-83544-4.
  • Pedro Santoni. [books.google.com/books?id=oDxScBxn-v4C&printsec=frontcover&dq=Pedro+Santoni&ei=lqQJS8fPK5XGywTnmrizDw&hl=ru#v=onepage&q=&f=false Mexicans at Arms — Puro Federalist and the Politics of War]. — Fort Worth, TX: TCU Press, 1996. — 323 p. — ISBN 0-875-65158-5.
  • Jaime Suchlicki. [books.google.com/books?id=yFKbHDw8cy4C&pg=PP1&dq=Mexico:+Montezuma+to+the+Rise+of+Pan&ei=JbAJS4LWEqWkyASMi9TMDw&hl=ru#v=onepage&q=&f=false Mexico: from Montezuma to the fall of the PRI]. — 2. — Dulles, VA: Brassey's Inc, 2001. — 229 p. — ISBN 1-574-88326-7.
  • Timothy J. Todish, Terry Todish, Ted Spring. Alamo Sourcebook, 1836: A Comprehensive Guide to the Battle of the Alamo and the Texas Revolution. — Austin, TX: Eakin Press, 1998. — 215 p. — ISBN 1-571-68152-3.

Гиперссылки

  • [artofwar.ru/f/foreign/text_0690.shtml Статья «Война в Мексике» на сайте «Art of War»] (включает краткую биографию Санта-Анны)
  • [texashistory.unt.edu/browse/subject/People/Individuals/Antonio_Lopez_de_Santa_Anna/ Цифровые фотокопии писем Санта-Анны на сайте «Портал техасской истории»]  (англ.)
  • [historicaltextarchive.com/sections.php?action=read&artid=159 Биография Санта-Анны на сайте Historical Text Archive]  (англ.)
  • [www.tshaonline.org/handbook/online/articles/fsa29 Биография Санта-Анны на сайте The Handbook of Texas Online]  (англ.)
  • [www.lib.utexas.edu/benson/Mex_Archives/Santa_Anna.html Benson Latin American Collection — Antonio López de Santa Anna Collection]  (англ.)
  • [texashistory.unt.edu/permalink/meta-pth-5828 Цифровая копия книги 1879 года «A pictorial history of Texas, from the earliest visits of European adventurers, to A.D. 1879» на сайте «Портал техасской истории»]  (англ.)
  • [www.archontology.org/nations/mex/mex2/santa_anna1.php Биография Санта-Анны на сайте Archontology.org]  (англ.)
  • [tides.sfasu.edu/AN18/SHHI_29.php?culture=2&chrono=5&index=0 Цифровая фотокопия письма 3 августа 1843 года Сэма Хьюстона Санта-Анне о пленных техасцах в Мехико на сайте Texas Tides]  (англ.)
  • [www.pbs.org/kera/usmexicanwar/biographies/antonio_lopez_de_santa_anna.html Краткая биография на сайте www.pbs.org]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Лопес де Санта-Анна, Антонио

– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лопес_де_Санта-Анна,_Антонио&oldid=80726154»