Санта-Мария-сопра-Минерва

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Католический храм
Санта-Мария-сопра-Минерва
Santa Maria sopra Minerva

Фасад церкви
Страна Италия
Город Рим, Piazza della Minerva 42
Конфессия Католицизм
Орденская принадлежность Доминиканцы
Архитектурный стиль готика
Строительство 12801370 годы
Сайт [www.basilicaminerva.it/ Официальный сайт]
Координаты: 41°53′53″ с. ш. 12°28′42″ в. д. / 41.89806° с. ш. 12.47833° в. д. / 41.89806; 12.47833 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.89806&mlon=12.47833&zoom=17 (O)] (Я)

Базилика Санта-Мария-сопра-Минерва («Святая Мария над Минервой») — титулярная малая базилика в районе Пинья города Рима, Италия; один из главных храмов римско-католического доминиканского ордена. Находится близ Пантеона на месте античного храма, посвящение которого было ошибочно отнесено языческой богине Минерве. Принято считать единственным сохранившимся готическим храмом Рима. Храм является местом погребения многих известных исторических фигур, в том числе знаменитого флорентийского художника эпохи Возрождения фра Анжелико.

С 21 февраля 2001 года кардинал-священник с титулом церкви Санта-Мария-сопра-Минерва — британский кардинал Кормак Мёрфи-О’Коннор.



История и описание

За малопримечательным фасадом, выходящим на площадь Минервы, скрывается просторный и пышный интерьер доминиканского храма Рима — в значительной степени результат обновлений, предпринятых в XIX веке. Развалины храма Минервы, построенного на Марсовом поле Помпеем в I в. до н. э., сохранялись до VIII века, когда папа Захарий уступил этот участок греческим монахам. В XIII веке их место заняли доминиканцы, которые и возвели существующую церковь в 1280—1370 гг. И строители и прихожане храма были флорентийцами. В 1380 году здесь умерла и была погребена Екатерина Сиенская.

В церкви (или около неё) собирались комиссии по вопросам отречения еретиков и проводились сами ритуалы отречения. В частности, именно здесь отрекались от своих «заблуждений» Галилей и граф Калиостро.

Среди множества других тосканцев, которые нашли свой последний приют в главной флорентийской церкви Рима, — папы Павел IV, Урбан VII, Лев X и Климент VII, а также художник фра Анжелико, умерший в 1455 году в Риме. На его саркофаге можно прочесть: «Здесь покоится достопочтенный художник Фра Джованни из Ордена проповедников. Пусть хвалою мне будет не то, что казался я вторым Апеллесом, но что все, чем владею, отдал Тебе, о Христос. Иные творения живы на земле, другие на небе. Город Флоренция, Этрурии цвет, дал мне, Джованни, рожденье». Латинский текст эпитафии на его могиле предположительно составлен папой Николаем V[1].

Дважды в этом храме проводились конклавы, в 1431 и 1447 гг. В XVII веке Карло Мадерна придал фасаду барочный облик, а в XIX веке была предпринята масштабная реставрация.

Среди художественных сокровищ церкви — капелла Карафа с росписью Филиппино Липпи, барочная капелла Альдобрандини и статуя стоящего с крестом Христа (1521, работа Микеланджело). Перед храмом стоит мраморный слон, на которого в 1667 году Бернини водрузил небольшой египетский обелиск.

Напишите отзыв о статье "Санта-Мария-сопра-Минерва"

Примечания

  1. [art.c-rover.com/ang/angelico0005.htm Фра Беато Анжелико]. art.c-rover.com. Проверено 18 февраля 2016.

Литература

Отрывок, характеризующий Санта-Мария-сопра-Минерва

– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.