Санта-Мария-деи-Кармини
| Католический храм | |
| |
| Страна | Италия |
| Город | Венеция |
| Конфессия | Католическая церковь |
| Епархия | Патриархат Венеции |
| Орденская принадлежность | Кармелиты |
| Тип здания | церковь |
| Архитектурный стиль | Готический, Возрождение |
| Строительство | 1286—1514 годы |
| Основные даты: 1348 год — Освящение церкви
| |
| Состояние | хорошее |
Санта-Мария-деи-Кармини, Санта-Мария-дель-Кармело или просто Кармини — небольшая католическая церковь в квартале Дорсодуро в Венеции, построенная в стиле раннего Ренессанса. Сбоку к ней примыкает Скуола Кармини.
Содержание
История
Церковь впервые датируется XIV веком. Изначально, она называлась Санта Мария Ассунта. В 1348 году церковь была освящена. Братство кармелитов, которому церковь обязана своим названием, было официально основано в 1597 году и возникло из женской благотворительной организации Pinzocchere dei Carmini. Члены этой организации были тесно связаны с соседним монастырём кармелитов, поскольку шили монахам скапулярии. Алтарь и боковые часовни внутри церкви были перестроены в 1507-1514 годах Себастьяно Мариани из Лугано.
Кампанила
Колокольня (по-западному кампанила) церкви была построена в 1290 году. Она была повреждена землетрясениями в 1347, 1410 и 1511 годах. Последний удар стихии окончательно ослабил башню, и в том же году она была снесена. В 1520 году на её месте было построено более высокое сооружение. Однако вскоре башня начала наклоняться из-за проседания фундамента, и в 1688 году основа башни была укреплена Джузеппе Сарди. Когда в 1756 году в башню ударила молния, монахи, звоня в колокола, были так напуганы, что в беготне один из них нечаянно ударился головой о стену и умер. Сейчас высота башни составляет 66 метров. Она увенчана восьмиугольным цилиндром, на котором стоит статуя Мадонны дель Кармине, восстановленная в 1982 году Романо Вио после того, как оригинал был уничтожен молнией[1].
Описание
Внешнее убранство
Фасад церкви выполнен из красного кирпича, а карнизы на нём — из мрамора. Они содержат в себе украшенные скульптурами люнеты работы Джованни Буора. Правильные полукруги на фасаде свидетельствуют о принадлежности церкви к архитектуре Возрождения. Однако торцы здания выполнены в готическом стиле, а также содержат в себе элементы византийской архитектуры[2].
Вход в церковь находится посередине фасада, сбоку от него находятся два полукруглые окна. Сверху вход украшает статуя Мадонны с Младенцем. Выше в стене располагается шестиугольное окно, а на самом верху между тремя фигурами в кругу виднеется 16-конечная звезда.
На уровне крыши находятся скульптуры Елисея и Илии, которые считаются основателями ордена кармелитов. На задней стене церкви (контр-фасаде) располагается большая статуя Якопо Фоскарини (прокуратора Сан-Марко и флотского адмирала), чей фамильный дворец расположен напротив через канал.
Интерьер
На стенах второго алтаря видна фреска «Поклонение пастухов» (1509-1511), написанная Чима да Конельяно[2]. В третьем алтаре справа находится фреска «Мадонна дель Кармело со святыми» (1595) авторства Пасе Паче и Джованни Фонтана. Статуи «Девственность» слева и «Смирение» (1722-1723) справа были выполнены Антонио Коррадини и Джузеппе Торретто соответственно. Бронзовые ангелы на балюстраде были сделаны Джироламо Кампанья. Передняя часть, вырезанная Франческо Бернадони из дерева, изображает «Чудеса Богородицы» (1724). Автор «Дарохранительницы» - Джованни Антонио Скальфаротто.
Эпизоды из истории ордена кармелитов запечатлены на картинах среднего нефа[3]. Потолок украшает фреска Себастьяно Риччи «Прославление скапулярия» 1709 года. Отделочные работы были закончены Пьетро Бьянкини в дополнение к украшением Аббондио Стацио. На фреске, ангелы придерживают скапулярий, а надпись гласит, что это орнамент горы Кармель. Войдя в ризницу, можно увидеть алтарь гильдии Compravendi Pesce (1548), украшенный запрестольным образом «Иисус среди учителей в Иерусалимском храме» (1541–1542) работы Якопо Тинторетто.
Третья часовня слева интересна барельефом «Снятие с креста» (около 1476) скульптора Франческо ди Джорджо[3]. Напротив часовни разместились картины Марко Вичентино, Джакомо Пальма Младшего и Гаспаро Дициани. Во втором алтаре находятся две статуи Елисея и Илии работы Томазо Руера. У Илии в руках огненный меч. Первый алтарь примечателен большой фреской «Святой Николай во славе» Лоренцо Лотто[2].
Верхний регистр нефа испещрён 24 большими картинами периода 1666-1730-х годов авторства Джованни Антонио Пеллегрини, Гаспаро Дициани, Джироламо Брусаферро и Пьетро Либери. Деревянные хоры, расположенные по двум сторонам Пресбитерия, украшены тремя картинами Андреа Мелдолла (около 1545), а также скульптурами святых.
Пространства между арками облицованы позолоченным деревом[3].
Монастырь
Справа к зданию примыкает монастырский дворик[3]. Монастырь был перестроен в середине XVII века и упразднён Наполеоном в 1810 году. Колодец в середине двора датируется 1762 годом и интересен крестом ордена кармелитов[1].
В искусстве и массовой культуре
Церковь Санта-Мария деи Кармини присутствует на картинах художников Джон Сарджента и Уолтера Сикерта[1].
Здание церкви можно увидеть в компьютерной игре Assassin's Creed II, действия которой развиваются в Италии конца XV века[4].
См. также
Напишите отзыв о статье "Санта-Мария-деи-Кармини"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.churchesofvenice.co.uk/dorsoduro.htm#carmini www.churchesofvenice.co.uk] (англ.)
- ↑ 1 2 3 Церковь Санта-Мария-деи-Кармини на [mir.travel/sights/94264 mir.travel]
- ↑ 1 2 3 4 Церковь И Скуола Дей Кармини (Санта Мария дель Кармело) на [www.gorodvenezia.ru/marshrut-3/84-czerkov-i-skuola-dej-karmini-santa-mariya-del-karmelo gorodvenezia.ru]
- ↑ [assassinscreed.wikia.com/wiki/Santa_Maria_dei_Carmini assassinscreed.wikia.com] (англ.)
Источники
- Manno Antonio The Treasures of Venice. — Нью-Йорк: Rizzoli International Publications, 2004. — С. 525-535
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Санта-Мария-деи-Кармини
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
