Санфедизм

Армия Святой Веры
итал. Armate della Santa Fede
Религиозная принадлежность:	Католицизм
Лидеры:	Фабрицио Руффо
Союзники:	Великобритания, Российская империя
Противники:	Партенопейская республика

Санфедизм (итал. Sanfedismo, от Santa Fede, «Святая вера» с итальянского) ― народное антиреспубликанское движение, организованное кардиналом Фабрицио Руффо, который поднял на борьбу крестьян из южной Италии против режима Партенопейской республики в 1799 году. Целью движения было восстановление Неаполитанского королевства под властью Фердинанда I. Полное название ― Армия Святой Веры (итал. Armate della Santa Fede), сами члены назывались санфедистами.

Термины «санфедизм» и «санфедисты» иногда используется в более широком смысле для обозначения любых религиозных крестьянских армий, которые сражались на Аппенинском полуострове против войск французских дочерних республик.

Кампания

Кардинал Руффо поднял восстание санфедистов в его родной Калабрии. Его послание к народу, составленное в феврале 1799, имело следующее содержание:

«Храбрые и смелые калабрийцы! Объединяйтесь под знаменем Святого Креста и нашего возлюбленного государя! Не ждите врага, чтобы тот пришёл и осквернил наши дома. Выступим ему навстречу, чтобы сразиться с ним, чтобы отразить его силы, а затем ― изгнать его из нашего королевства и из Италии, сломав варварские цепи, которые опутывают нашего святого понтифика. Пусть же знамя Святого Креста дарует нам победу!».

Санфедисты номинально действовали от имени короля Фердинанда I. 25 января 1799, через два дня после провозглашения Партенопейской республики, Фердинанд назначил Руффо на пост викария-генерала на итальянском материке, когда оба они укрывались в городе Палермо на Сицилии. Руффо высадился в Калабрии 7 февраля с восемью соратниками, не имея с собой ничего, кроме знамени с королевским гербом на одной стороне и крестом на другой, на котором также было выведено «In hoc signo vinces» (Сим победиши). Однако Руффо потребовался всего лишь месяц, чтобы набрать войско в 17 000 человек: оно в основном состояло из крестьян, хотя также там были и бандиты, церковнослужители, наёмники, мародёры, религиозные фанатики и наёмные убийцы.

В ходе военной кампании против французов Руффо вёл переписку с доверенным лицом Фердинанда, сэром Джоном Актоном, докладывая ему об успехах санфедистов:

• «Я прошу короля [Неаполя] прислать мне не менее тысячи ружей и множество зарядов свинцовой дроби» (12 февраля)
• «Я думаю, было бы целесообразно направить фрегат с мортирой против Кротоне и уничтожить его совершенно» (26 февраля)
• «Катандзаро капитулировал, многие из наших заклятых врагов были убиты, прочие взяты в плен» (8 Марта)
• «Козенца был взят и разграблен» (19 марта)

К концу апреля санфедисты заняли Калабрию и большую часть Апулии, а в июне приступили к осаде города Неаполь. Иррегулярные формирования санфедистов были поддержаны британским военно-морскими силами под командованием Горацио Нельсона, которому Фердинанд I затем пожаловал титул герцога Бронте, которым Нельсон подписывался до конца своей жизни, а также эскадрой адмирала Ушакова. Партенопейская республика пала 19 июня 1799.

Санфедисты одержали множество побед, сражаясь на пересечённой местности, которая идеально подходила к повстанческой тактике ведения боевых действий.

Подобно другим итальянским инсургентам того времени, санфедисты не были, как правило, дружелюбно настроены по отношению к евреям, которых воспринимали в качестве природных сторонников идеологии Просвещения. Стоит также упомянуть, что епископ Джованни Андреа Серрао, янсенист и сторонник Партенопейской республики, был расстрелян 24 февраля 1799 собственными солдатами, охранявшими Потенца, когда войска Руффо подходили к городу.

Наследие

Роль кардинала Руффо в деятельности движения получила противоречивые оценки. Руффо приписываются жестокость и кровожадность, однако апологеты движения в свою очередь утверждают, что единственным подобным актом был его приказ о сожжении и разграблении Альтамуры. Сам термин «санфедизм» современниками движения употреблялся в негативной окраске и обозначал «внезапно появившийся новый виток чего-то свирепого». Санфедизм и сам Руффо стали синонимами «непокорного, контрреволюционного духовенства». Санфедистами также называли крестьянских сторонников Бурбонов, которые выступали против Савойского дома во время объединения Италии.

Песня Canto dei Sanfedisti, являвшаяся неофициальном гимном народной контрреволюции, до сих пор хранится в памяти многих жителей Медзоджорно, и иногда её исполняют различные фолк-группы. Canto dei Sanfedisti является пародией на Карманьолу, популярную среди французских революционеров песню.

Поздние исследования историков показывают, что санфедизм был «контрреволюционным» движением, но не исключительно реакционным.

См. также

• Вандейский мятеж
• Карлисты

Литература

• Brauer, Kinley J., and Wright, William E. 1990. Austria in the Age of the French Revolution, 1789-1815. Berghahn Books. ISBN 1-57181-374-8
• Broers, Michael. 2002. The Politics of Religion in Napoleonic Italy: The War Against God, 1801-1814. Routledge. ISBN 0-415-26670-X
• Burkle-Young, Francis. 2000. Papal Elections in the Age of Transition, 1878-1922. Lexington Books. ISBN 0-7391-0114-5
• Chadwick, Owen. 1981. The Popes and European Revolution. Oxford University Press. ISBN 0-19-826919-6
• Chambers, David Sanderson. 2006. Popes, Cardinals & War. I.B. Tauris. ISBN 1-84511-178-8.
• Duffy, Eamon. 2006. Saints and Sinners: a history of the popes. Yale University Press. ISBN 0-300-11597-0
• Lord, Walter Frewen. 1970. England and France in the Mediterranean, 1660-1830. S. Low, Marston.
• Lyons, Martin. 1994. Napoleon Bonaparte and the Legacy of the French Revolution. Macmillan. ISBN 0-312-12123-7
• Martin, George Whitney. 1969. The Red Shirt and the Cross of Savoy. Dodd, Mead.
• Robertson, John. 1999. "Enlightenment and Revolution: Naples 1799" in Transactions of the Royal Historical Society. Cambridge University Press. ISBN 0-521-79352-1

Ссылки

• [cherniaev.livejournal.com/549443.html Canto dei Sanfedisti: Алексей Черняев (cherniaev): На сон грядущий (livejournal.com)]

Отрывок, характеризующий Санфедизм

Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.