Санчес, Аристидес

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хосе Аристидес Санчес Эрдосиа
исп. José Aristides Sánchez Herdocia
Дата рождения:

1943(1943)

Дата смерти:

1993(1993)

Гражданство:

Никарагуа

Вероисповедание:

католик

Партия:

Никарагуанские демократические силы

Основные идеи:

консерватизм

Род деятельности:

политик

Хосе Аристидес Санчес Эрдосиа (исп. José Aristides Sánchez Herdocia; 1943—1993) — никарагуанский политик, деятель движения Контрас, активный участник гражданской войны 1980-х годов. После отстранения сандинистов от власти оставался в оппозиции новому правительству.





Непримиримый антисандинист

Родился в элитной семье, традиционно поддерживавшей Либеральную националистическую партию клана Сомоса. Работал частнопрактикующим адвокатом. После никарагуанской революции занял непримиримую антисандинистскую позицию. Несмотря на отсутствие военного опыта, примкнул к Легиону 15 сентября Энрике Бермудеса — первой структуре контрас, созданной бывшими бойцами национальной гвардии павшего режима Сомосы.

В 1980 году эмигрировал. Первоначально блокировался с оппозиционными группами Франсиско Карденаля и Мариано Мендосы. Затем вошёл в коалицию с Энрике Бермудесом и Адольфо Калеро. В августе 1981 года участвовал в формировании Никарагуанских демократических сил (FDN) — крупнейшей структуры контрас.

Стратег гражданской войны

Аристидес Санчес выступал организатором и связующим звеном между командованием вооружённых формирований (ключевая фигура — Бермудес) и политическим руководством FDN (ключевая фигура — Калеро). Он постоянно курсировал между штаб-квартирой Калеро в Майами и полевыми лагерями контрас в Гондурасе[1]. Большую часть времени Санчес проводил в лагерях, установил тесные отношения с бойцами и полевыми командирами. Для Калеро он являлся куратором вооружённых сил, для Бермудеса — лоббистом в политических кругах. Аристидес Санчес характеризовался как «лучший стратег контрас»[2].

Санчес, Калеро и Бермудес образовали «Железный треугольник» — Triángulo de Hierro никарагуанской вооружённой оппозиции. Внутри этой руководящей триады существовал альянс Санчеса с Бермудесом. В 1987 году Санчес вошёл в руководство крупнейшей антисандинистской коалиции — Никарагуанского сопротивления (RN).

При этом Санчес конкурировал с Калеро за первенство в движении, исходя из более высокого положения своей семьи во времена Сомосы (Санчесы принадлежали к чиновничеству, Калеро — к буржуа). В США Санчес рассматривался как представитель сомосистской олигархии и антиамериканский националист. Он был серьёзным партнёром ЦРУ, хотя крайне негативно относился к американским спецслужбам. Санчес был одним из немногих руководителей контрас, вступавшим в споры и конфликты с американцами[3]. В отличие от прогрессиста-неоконсерватора Калеро, Санчес придерживался консервативно-традиционалистских взглядов, действительно близких к сомосизму.

Конфликт между Санчесом и Калеро усилился после начала переговоров контрас с сандинистским правительством. Санчес и Бермудес жёстко возражали против уступок сандинистам. Калеро, опираясь на поддержку американской администрации, был сторонником политического урегулирования. В итоге 23 марта 1988 года делегации RN и СФНО во главе с Адольфо Калеро и Умберто Ортегой заключили мирное Соглашение Сапоа[4].

Послевоенный контрас

Хотя Аристидес Санчес подписал Соглашение Сапоа, он не принял условий урегулирования. Санчес стал консолидировать радикально настроенных бывших повстанцев (впоследствии эта тенденция оформилась в движение Recontras)[5]. Новые власти Никарагуа, сменившие сандинистов после свободных выборов 25 февраля 1990 года, обвиняли Санчеса в дестабилизации правоцентристского правительства Виолеты Барриос де Чаморро.

14 ноября 1990 года на мосту в городе Себако произошло столкновение группы демобилизованных контрас с полицией. Погибли 4 человека, 16 получили ранения. На следующий день Санчес был арестован и обвинён в подрывной деятельности, однако вскоре освобождён, после чего вылетел на лечение в Майами. По этому инциденту он подал заявление в Межамериканскую комиссию по правам человека[6]. Происшедшее в Себако Санчес охарактеризовал как следствие сохраняющегося сандинистского контроля над государственными силовыми структурами.

В сентябре 1993 года 50-летний Аристидес Санчес скончался от тяжёлой болезни. Его жена Сесилия Санчес[7] участвовала в движении контрас, а после смерти мужа осуществляла программы помощи бывшим бойцам.

Аристидес Санчес представлял в движении контрас ультраконсервативное направление, происходящее от сомосистского режима. В разнородной никарагуанской оппозиции эта линия не являлась доминирующей. Однако личные качества Санчеса позволили ему стать одним из ведущих деятелей контрас.

Напишите отзыв о статье "Санчес, Аристидес"

Примечания

  1. [www.ovguide.com/aristides-sanchez-9202a8c04000641f80000000046265a3# Aristides Sánchez]
  2. [news.google.com/newspapers?nid=1955&dat=19930909&id=BPkhAAAAIBAJ&sjid=uqIFAAAAIBAJ&pg=5824,4091783 Aristides Sanchez, Contra strategist]
  3. [articles.latimes.com/1987-08-28/news/mn-3013_1_pedro-joaquin-chamorro The Contra Leadership: A Who’s Who]
  4. [peacemaker.un.org/sites/peacemaker.un.org/files/NI_880323_Acuerdo%20de%20Sapoa.pdf Acuerdo Sapoá]
  5. [countrystudies.us/nicaragua/51.htm The Ex-Contras and Recontras]
  6. [www.cidh.org/annualrep/90.91eng/chap.4d.htm ANNUAL REPORT OF THE INTER-AMERICAN COMMISSION ON HUMAN RIGHTS 1990—1991. NICARAGUA]
  7. [news.google.com/newspapers?nid=1310&dat=19901121&id=s1NWAAAAIBAJ&sjid=kusDAAAAIBAJ&pg=5339,5360254 Ex-Contra leader tortured into confessing, wife says]

Отрывок, характеризующий Санчес, Аристидес

– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.