Санчи

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 524 [whc.unesco.org/ru/list/524 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/524 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/524 фр.]

Достопримечательность
Большая ступа в Санчи Buddhist Monuments at Sanchi
Большая ступа в Санчи
Страна	Индия
Город	Санчи

Санчи (хинди साँची का स्तूप) — деревня в индийском штате Мадхья-Прадеш, в 46 км к северо-востоку от Бхопала, где сохранились выдающиеся памятники раннебуддийской архитектуры — храмы, ступы, монастыри.

Главной достопримечательностью Санчи является первая в истории ступа. Она была возведена по приказу императора Ашоки в III в. до н. э. На рельефах изображены не только индийцы, но и люди в греческих одеждах. Задуманная в качестве наглядного символа Колеса дхармы, ступа в Санчи послужила прообразом всех последующих ступ. Расположенная поблизости сорокатонная колонна Ашоки была привезена сюда из Чунара.

В начале правления династии Шунга (II в. до н. э.) Великая ступа подверглась поруганию (если не полному сносу), однако вскоре была отстроена и расширена вдвое против первоначального размера. На исходе II в. до н. э. индо-греческий посол Гелиодор возвёл знаменитую колонну в пяти милях от ступы. Ещё через несколько десятилетий появилось четверо каменных ворот, украшенных изысканной резьбой.

Санчи продолжал оставаться крупным центром буддийского искусства до XII века, когда в центральной Индии утвердился ислам, а буддийские святыни стали приходить в упадок. Среди построек I-го тыс. н. э. особенной славой пользуется Храм № 17, датируемый V в. н. э., — один из самых ранних буддийских храмов Индии.

Заброшенные на протяжении столетий, памятники Санчи были вновь открыты и описаны англичанами в 1818 году. Сто лет спустя здесь открылся музей, а в 1989 году местные достопримечательности были занесены в Список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Источники

• [whc.unesco.org/en/list/524/documents/ Документы с сайта Всемирного наследия]

Отрывок, характеризующий Санчи

– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.