Сан-Пьетро-ди-Кастелло (церковь)

Католический храм
Сан-Пьетро-ди-Кастелло итал. San Pietro di Castello
Фасад базилики
Страна	Италия
Город	Венеция
Конфессия	католицизм
Епархия	Патриархат Венеции
Тип здания	Базилика
Архитектурный стиль	Ренессанс
Автор проекта	Андреа Палладио
Строитель	Франческо Смеральди, Андреа Палладио
Основатель	Святой Магнус
Первое упоминание	VIII
Дата основания	775
Строительство	VII—XVI годы
Основные даты: VIII — Строительство первого здания церкви 1120 — Церковь уничтожена пожаром 1451 — Получение статуса кафедрального собора 1480-е — Мауро Кодуччи перестраивает кампанилу 1558 — Андреа Палладио начинает реконструкцию церкви 1807 — Утрата статуса кафедрального собора 1915-1918 — Церковь повреждена бомбардировками 1970-е — Церковь восстановлена
Статус	охраняется государством и ЮНЕСКО
Состояние	отличное
Сайт	[www2.patriarcatovenezia.it/ Официальный сайт]

Эта статья — о церкви. Об острове см. Сан-Пьетро-ди-Кастелло (остров).

Базилика Сан-Пье́тро-ди-Касте́лло (итал. San Pietro di Castello) — католическая церковь в Венеции в районе Кастелло. Была основана ещё в VIII веке, однако современное сооружение датируется концом XVI века. С 1451 по 1807 годы церковь была кафедрой епископа и носила статус кафедрального собора, тем самым она служила административным и религиозным центром Венеции. На протяжении своей истории, здание претерпело множество изменений и перестроек. Их осуществляли выдающиеся архитекторы, такие, как Мауро Кодуччи и Андреа Палладио. Получив повреждения во время Первой мировой войны, церковь была отреставрирована лишь в 1970-х годах и сейчас является частью Всемирного наследия ЮНЕСКО.

История

Церковь была заложена в 775 году на месте старого римского замка, за что и получила своё название. Она была одной из восьми церквей, основанных святым Магнусом, епископом Одерцо, прибывшим в Венецию в это время. Тогда самого города ещё не было, существовало лишь скопление небольших общин, разбросанных по болотистым островам. Однажды, апостол Пётр явился в видении святому Магнусу и сказал ему основать церковь на месте, где тот увидит быка и овцу, пасущихся бок о бок. Найдя описанное место, на нём Магнус начал строительство церкви, посвятив её святому Петру. По другим данным, она была посвящена византийским святым Сергию и Вакху. В 841 году церковь была перестроена епископом Орсо Партесипацио и заново посвящена святому Петру. Первый епископ Кастелло занял свою должность в 1091 году. В 1120 году пожар уничтожил сооружение. Когда церковь начали строить заново, её размеры были увеличены (как мы видим на карте Якопо де Барбари 1500 года), и к ней был добавлен баптистерий, посвящённый Иоанну Крестителю. В 1451 году, несмотря на свою отдалённость от политического и экономического центра города, церковь получила статус кафедрального собора, так как тогда, согласно присланной папой римским Николаем V булле, полномочия патриарха были переданы епископу Кастелло, сделавшему церковь своей кафедрой. После этого, здание стало местом для значительных вложений. В 1480-х годах, архитектор Мауро Кодуччи перестроил кампанилу церкви с помощью истрийского камня, что стало первым примером использования этого материала в Венеции. В период с 1508 по 1524 годы патриарх Антонио Контарини провёл реставрацию пола и потолка. Между 1512 и 1526 годами были реконструированы капеллы. Также церковь была украшена новой мебелью и незначительными украшениями.

В 1556 году патриархом Венеции стал Пьетро Дьедо. 7 января 1558 года он подписал контракт с архитектором Андреа Палладио о капитальном ремонте церкви, ставшим первой работой Палладио в Венеции. Но он не смог завершить свою почётную задачу из-за смерти финансировавшего работы патриарха. В период с 1594 по 1596 годы, при поддержке патриарха Лоренцо Приули, украшение фасада было закончено Франческо Смеральди. Амбициозный проект Палладио был упрощён, возможно из-за недостатка средств. Начиная с 1619 года, интерьер был переделан Джероламо Грапичья при патриархе Джованни Тьеполо.

С 1630 года до падения Республики в 1797 году, в базилику совершалось ежегодное паломничество в честь празднования дня освобождения города от чумы (8 января).

До 1807 года церковь была кафедральным собором. Этот статус был утрачен после того, как по просьбе Наполеона I резиденция патриарха Венеции была перенесена в базилику Сан-Марко. После этого базилика Сан-Пьетро-ди-Кастелло пришла в запустение. Монастырь, прилегавший к церкви, был превращён в пороховницу по приказу вице-короля Италии Эжена де Богорне. Во время Первой мировой войны она была повреждена бомбардировками. Церковь была восстановлена только в 1970-х годах, когда ей занялись соответствующие охранные организации. Сейчас здание является частью Всемирного наследия ЮНЕСКО, а также членом Хоровой ассоциации венецианских церквей.

Описание

Внешняя часть

Передняя часть церкви, по сравнению с другими работами Палладио в Венеции, являет собой довольно безмолвный фасад. Он отличается выступающими вперёд полуколоннами композитного ордера, поддерживающими фронтон и антаблемент. По бокам к центральной части фасад примыкают два прерывистых фронтона. Церковь украшает большой купол, что подчёркивает её значение. В этом она схожа с другими работами Палладио: собором Сан-Джорджо Маджоре и церковью Иль Реденторе. Купол поддерживается барабаном с прямоугольными окнами, вырезанными для доступа света внутрь здания.

Рядом с церковью находится колокольня работы Мауро Кодуччи. Интересно то, что она стоит подкошенной аналогично Пизанской башне. Поэтому она считается одной из самых опасных в Венеции.

Интерьер

Здание имеет большой центральный неф c латинскими боковыми нефами. Трансепт пересекает церковь, отделяя неф от пресвитерия. Точка пересечения накрыта большим куполом. Капелла Вендрамина, находящаяся за левым нефом, была украшена архитектором барокко Бальдассаре Лонгена, также как и главный алтарь, построенный им в середине XVII века. Орган был сделан ремесленником из Далмации Пьетро Накини, работавшим в Венеции в XVIII веке.

Произведения искусства

В церкви находятся лишь несколько выдающихся произведений искусства, в том числе «Святой Иоанн Богослов, Пётр и Павел» работы Паоло Веронезе, алтарная роспись в капелле Вендрамина кисти Луки Джордано и «Трон святого Петра», вырезанное из погребального камня кресло XIII века.

См. также

• Список церквей Венеции

Литература

• Weismuller Alberto Palladio in Venice. — Grafiche Vianello Srl., 2007. — ISBN 88-7200-174-9.
• Ruskin John [archive.org/details/stonesofvenice01ruskuoft The Stones of Venice]. — 1851.
• Buckley The Rough Guide to Venice and the Veneto. — Rough Guides Limited, 2004. — ISBN 1-84353-302-2.

Ссылки

• [www.churchesofvenice.co.uk/castello.htm#sanpietdicast www.churchesofvenice.co.uk] (англ.)

Отрывок, характеризующий Сан-Пьетро-ди-Кастелло (церковь)

– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.