Сан-Тровазо
| Католический храм | |
 Церковь Сан-Тровазо с двумя фасадами | |
| Страна | Италия |
| Город | Венеция |
| Конфессия | католицизм |
| Епархия | Патриархат Венеции |
| Тип здания | церковь |
| Архитектурный стиль | Возрождение |
| Автор проекта | Франческо Смеральди |
| Строитель | семья Барбариго |
| Первое упоминание | 1028 |
| Дата основания | V |
| Строительство | 1584—1580-е годы |
| Основные даты: | |
| Состояние | хорошее |
Церковь Сан-Трова́зо (итал. San Trovaso) — католическая церковь в Венеции, располагается в районе Дорсодуро у одноимённой площади (кампо). Церковь построена в стиле Возрождения и датируется XVI веком. Рядом с ней находится знаменитая верфь Сан-Тровазо.
Церковь посвящена раннехристианским мученикам Гервасию и Протасию, а венецианский диалект сократил имена этих святых до «Сан-Тровазо»[1].
История
Как отмечает венецианский историк Джузеппе Тассини, церковь Сан-Тровазо была заложена ещё во времена основания Венеции (V век), и сразу же стала приходом. К тому же, местность вокруг церкви была заселена довольно рано[2]. В 1028 году здание была перестроено семьями Барбариго и Каравелла, однако в 1105 году оно сгорело[1][2].
Отстроенная в XIII веке, церковь настолько обветшала в XV столетии, что 11 сентября 1583 года у неё обрушился неф[1]. Год спустя она была окончательно снесена, и в течение следующих семи лет она возводилась заново, вероятно, архитектором Франческо Смеральди, учеником Андреа Палладио. Иногда дизайн церкви приписывают самому Палладио, однако это предположение неверно, так как Палладио был тогда уже мёртв. В таком виде сооружение дошло до наших дней. В 1637 году церковь была освящена. В XIX веке она прошла основательную реконструкцию алтарей[1], осуществлённую на пожертвования прихода, увеличенные за счёт упразднения других церквей в округе. В 1987 году были проведены работы, в основном посвящённые реконструкции крыши[1].
Со дня своего основания, церковь подчинялась патриарху Градо и епископу Кастелло. Однако в 1041 году, из-за многочисленных разногласий, она перешла под управление викария Сан-Тровазо. Это пример того, какие плохие отношения складывались в средние века между патриархами Градо и Аквилеи.
Описание
Внешний вид
Церковь построена в стиле Возрождения. Первый этаж фасада украшают пилястры, большой портал с двумя арочными окнами по бокам. Второй этаж украшен люнетом[3] и треугольным фронтоном. Здание интересно своими двумя почти одинаковыми фасадами: один из них выходит на кампо Сан-Тровазо, другой — на одноимённый канал[2]. По преданию, церковь находилась на границе территорий, контролируемых враждующими кланами Кастеллани и Николотти, поэтому она была единственным местом, где могли обвенчаться молодые из разных объединений. При этом гости каждого клана входили и выходили из церкви через свои двери. Дополнительные двери также помогали враждовавшим сторонам не пересекаться во время празднования дня покровителей церкви. Даже иностранцы автоматически приобретали принадлежность к одному из кланов, зайдя в двери с определённой стороны[1].
Над зданием возвышается кампанила (колокольня) высотой 53 м. Дата её постройки неизвестна, однако она присутствует на карте Мериана 1635 года, где, правда, она изображена без восьмиугольного цилиндра на вершине[1].
Интерьер
Церковь построена в форме латинского креста и состоит из одного нефа с боковыми капеллами (часовнями). Особенность внутреннего устройства в том, что расположение здания предыдущей обрушившейся церкви совпадает с трансептом современного здания.
Интерьер украшает прекрасная работа Якобелло дель Фьоре, а также великолепный барельеф Пьетро Ломбардо с изображением реликвий страстей[3]. В алтаре находятся два полотна: «Поклонение волхвов» и «Изгнание Иоакима из храма» (до 1587 года) кисти Доменико Тинторетто, перенесённые сюда из церкви Санта-Мария Маджоре.
В задней левой капелле, заказанной Антонио Милледонне, хранится работа Якопо Тинторетто (отца Доменико) «Искушения святого Антония»[4]. Правую часовню украшает произведение Микеле Джамбоно «Святой Хрисогон на коне» (около 1444 года)[4]. В часовне Святого Причастия, что напротив восточного входа в церковь, находится копия «Омовения ног» старшего Тинторетто, оригинал которого сейчас находится в Лондонской Национальной галерее, и «Тайная вечеря»[1]. Во второй часовне справа можно увидеть работу Джакомо Пальма Младшего «Мадонна с Младенцем во славе». По некоторым источникам, в начале XX века в церкви также находилась поздняя работа Джованни Беллини «Мадонна с младенцем»[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Сан-Тровазо"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.churchesofvenice.co.uk/dorsoduro2.htm#santrov www.churchesofvenice.co.uk] (англ.)
- ↑ 1 2 3 [www.italcult.ru/sestiere-dorsoduro/159-san-trovaso-santi-gervasio-e-protasio.html www.italcult.ru]
- ↑ 1 2 [www.gorodvenezia.ru/marshrut-3/77-czerkov-san-trovazo www.gorodvenezia.ru]
- ↑ 1 2 [mir.travel/sights/94262 mir.travel]
Литература
- Manno Antonio The Treasures of Venice. — Нью-Йорк: Rizzoli International Publications, 2004. — С. 366–377.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Сан-Тровазо
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
