Сапата, Миа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Миа Сапата
Mia Zapata
Основная информация
Полное имя

Миа Кэтрин Сапата

Дата рождения

25 августа 1965(1965-08-25)

Место рождения

Луисвилл, Кентукки, США

Дата смерти

7 июля 1993(1993-07-07) (27 лет)

Место смерти

Сиэтл, Вашингтон, США

Годы активности

1986—1993

Страна

США США

Профессии

певица, автор песен, гитаристка, пианистка

Инструменты

Вокал
Гитара
Фортепиано

Жанры

Рок

Коллективы

The Gits

Лейблы

Broken Rekids
C/Z Records
Empty Records
Big Flaming Ego Records

[www.thegits.com/ Официальный сайт группы «The Gits»]

Ми́а Кэ́трин Сапа́та (англ. Mia Katherine Zapata; 25 августа 1965, Луисвилл, Кентукки, США — 7 июля 1993, Сиэтл, Вашингтон, США) — американская рок-певица, автор песен, гитаристка и пианистка. Солистка группы «The Gits» (1986—1993). После своей смерти певица была включена в печально известный Клуб 27.





Биография

Миа Кэтрин Сапата родилась 25 августа 1965 года в Луисвилле (штат Кентукки, США). В возрасте 9-ти лет девочка научилась играть на гитаре и фортепиано. Влияние на неё оказали такие исполнители как: Бесси Смит, Билли Холидей, Джимми Рид, Рэй Чарльз, Хэнк Уильямс и Сэм Кук.

В 1984 году Миа поступила в Антиохийский колледж (англ.), расположенный в Йеллоу-Спрингс (англ.) (штат Огайо, США).

В сентябре 1986 года Миа и трое её друзей формируют группу «The Gits». В составе группы Сапата записывает 2 альбома: «Frenching the Bully (англ.)» (1992) и «Enter: The Conquering Chicken (англ.)» (1994). Второй альбом вышел 22 марта 1994 года, уже после смерти певицы.

Гибель

Поздно вечером 7 июля 1993 года Миа покинула звукозаписывающую студию и навестила своего друга, последний раз её видели живой примерно в два часа ночи[1]. Сапата была жестоко избита, изнасилована и убита путём удушения по пути домой.

Известно, что в день убийства у певицы была с собой гарнитура, что подтверждает версию о том, что она не знала о преследовании[2].

Миа была похоронена на Кладбище «Кейв-Хилл» (англ.) в её родном городе Луисвилле. Печально известный Клуб 27 пополнился именем Миа Сапата.

Расследование

Полицейский департамент Сиэтла, расследуя преступление, сосредоточил своё внимание на друзьях убитой, считая, что убийца — кто-то из них. Используя средства, собранные музыкальным сообществом Сиэтла, оставшиеся члены группы наняли частного детектива Ли Хирона. Три года полиция и детектив расследовали убийство без малейших продвижений.

В 1996 году информация о расследовании впервые была сообщена публике в эпизоде программы «Нераскрытые тайны».

Прошло 7 лет, пока не появились новые данные в расследовании. Случайная проверка ДНК, проведенная полицией Сиэтла, привела к аресту рыбака Хесуса Мескуйи, выходца с Кубы, который некоторое время жил в Сиэтле в период, когда была убита Миа. Его ДНК совпал с образцами, которые извлекли из слюны, найденной на теле Сапаты. Образец оставался на сохранении до того времени, пока не была разработана технология STR анализа ДНК. ДНК Мескуйи была занесена в базу данных ДНК после его ареста за кражу со взломом во Флориде в 2002 году.

Суд

Хесус Мескуйа был признан виновным в убийстве певицы и получил 36 лет тюремного заключения с 25 марта 2004 года.

Дискография

В составе группы «The Gits»

См. также

Напишите отзыв о статье "Сапата, Миа"

Примечания

  1. Tizon, Alex. «Who Murdered Mia Zapata?» — No Arrests, Few Clues 5 Years After Slaying." Seattle Times, Sunday, August 23, 1998.
  2. www.cbsnews.com/stories/2005/07/05/48hours/main706348.shtml CBS news July 9, 2005

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сапата, Миа

– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…